NB. Сочувствие к Бауэру не сулит мне ничего хорошего, теперь, когда я его пожалела, на работе мне придется туго: что бы он ни поручил мне, я буду стараться все выполнять, считая своим долгом облегчить его жизнь. Такой уж у меня характер. Например, прочитав, что у супермаркетов «Сэйнсбери» упали доходы, я из сочувствия накупила у них кучу товаров, которые были мне абсолютно не нужны.
1 ноября
Эти несчастные «курсы правильной самооценки» начинаются на следующей неделе. Прекрасно, просто жду не дождусь. Наступили холода, стало быть, мне придется носить теплую одежду и я буду выглядеть в два раза толще, чем на самом деле, а на этих курсах все решат, что потому-то я сюда и пришла. С другой стороны, может, кто-то думает, что у людей с маленьким задом самооценка занижена?
3 ноября
Сегодня обедала с Рейчел Лоу, она была очень остроумно одета: я так и не смогла понять, толстая она или худая. Руки и лицо у нее не толстые, но ведь и у меня они тоже не толстые, так что это еще ни о чем не говорит. Главное — она не шести футов росту и не тоненькая, как былинка. Как выяснилось, ее журнал ориентирован на рядовых женщин нормального размера (от четырнадцатого до восемнадцатого — но разве это нормально?).
Она хочет написать статью о женщинах, работающих там, где их имидж играет известную, но не решающую роль для карьеры. Статья будет обо мне, о менеджере по продажам в магазине одежды и о стюардессе (не помню, чтобы встречала хоть одну толстую стюардессу).
Откровенно говоря, мне хотелось бы увидеть статью о себе, о том, какая сложная и важная у меня работа, как обычно пишут в журналах. Но я совсем не в восторге от того, что появлюсь там в категории «крупных». Это все равно что повесить себе на шею плакат с надписью: «Я толстая, если вы сами этого еще не заметили». Как говорят алкоголики: если ты не признаешься в этом, значит, ты этого не делаешь. Звучит вполне подходяще.
4 ноября
Видела на работе мистера Бауэра, поблагодарила и передала его жене открытку с благодарностью. Мне пришлось переписывать ее семнадцать раз, прежде чем я решила наконец, что она выглядит нормально. Я трепетала при мысли, что получу ее назад с исправленными красным карандашом грамматическими и стилистическими ошибками. Бедный старый Бауэр, удивляюсь, что она до сих пор не прислала школьного надзирателя, чтобы тот контролировал его деятельность в фирме.
5 ноября
Чуть было не написала Энди про ужин у Бауэра, потом раздумала: он может подумать, будто я хвастаюсь, или что у меня с ним роман, или что я стала карьеристкой.
Говорила с Салли, она считает, что статья в журнале — грандиозная идея. Она сказала: «Послушай, ты не толстая. Конечно, ты не Кейт Мосс[20], но таких, как ты, в стране три четверти или даже еще больше. Во всяком случае, это будет забавно». Может быть, и забавно, но для кого? Мамуля позвонит мне и скажет, что сидела в парикмахерской, не смея поднять головы. Мол, каково, по-моему, иметь дочь, которая гордится тем, что ее публично включили в молчаливое большинство «крупных» женщин? Она, наверно, предпочла бы, чтобы я стала членом ИРА[21], по крайней мере, имена их руководителей держат в секрете. Видно, по ее мнению, лучше быть террористкой, чем толстухой.
Ах, я соглашусь по двум причинам: а) эту статью никто не увидит; б) глупо упускать такую возможность лишний раз досадить мамуле.
6 ноября
Позвонила Рейчел Лоу и сказала, что согласна фигурировать в статье. Почувствовала себя странно, как-то не в своей тарелке, как бы довольной собой… хм… может, это и есть чувство самоуважения?
9 ноября
Вчера утром буквально стащила сама себя с постели — курсы правильной самооценки начинаются в девять, а ехать надо чуть ли не через весь город. Не хотела опаздывать, чтобы все уставились на меня, когда войду. Действо происходит в мрачном казенном здании с огромным количеством комнат, битком набитых людьми в жутких матерчатых тапочках, которые занимаются этой китайской хреновиной, двигаясь на манер регулировщиков уличного движения. Кажется, это называется тай-ши, или то-фу, или ти-дайд, типа того. Целый час искала свою аудиторию, не хотела никого спрашивать — слишком нелепо звучит. В результате заблудилась и ухитрилась прийти последней, и, разумеется, все уставились на меня. Я просунулась в дверь — застряла наполовину в коридоре, наполовину в комнате, не зная, как бы мне проскользнуть в помещение, где куча народу сидит кружком и таращит на меня глаза. Наконец руководитель Бернард (с таким именем правильная самооценка просто необходима) указал рукой на один из незанятых стульев. Я прошмыгнула в комнату и уселась. Затем Бернард велел нам взять доску и фломастер, лежащие под каждым стулом. На своей доске он написал: «Напишите свое имя и чего, по-вашему, вам не хватает. Потом держите доску у себя на коленях. На этом этапе не говорите ни слова». Как это? Нельзя даже расслабиться? Выпить кофе, слегка поболтать, перед тем как начать обнажать душу перед незнакомыми людьми? Может, я что-нибудь пропустила? Я и опоздала-то всего на пятнадцать минут. Неужели нас бросили как котят в воду? Вконец затерроризированная этими указаниями, я готова уже была написать на своей доске: «На мне килограмм взрывчатки, приказываю всем покинуть помещение, иначе я взорву его». Чтобы прекратить это безобразие. Но потом поняла: из-за того, что я опоздала, Бернард решил на моем примере проиллюстрировать, «неудачные способы привлечения к себе внимания». Под конец решила, что буду смотреть на других и делать, как они, может, и сойдет. Никак не смогла определить, чего мне особенно не хватает, и написала: «Жаклин М. Пейн. Всего». Это оказалось моей первой большой ошибкой. Мне определенно нужно было выбрать взрывчатку. Очевидно, каждый из присутствующих уже прошел восемьдесят миллионов разновидностей подобных курсов и мог бы, если потребуется, писать книги на тему, чего ему не хватает. Закончив писать, я оглядела комнату. И что же я увидела? «Джонатан. Смелости претендовать на собственное место в отношениях между людьми». «Марсия. Способности чувствовать себя особенной в общем контексте». «Харольд. Уверенности в том, что я достоин поощрения за свою индивидуальность». Прочитав все надписи, я почувствовала себя здесь чужой. Откуда они все знают, что делать? Я с ужасом подумала, что попала не в ту аудиторию, на занятия по самолюбованию. После того как Бернард показал, куда мы должны положить свои доски, он наконец заговорил (к моему удивлению, он оказался американцем). Он сообщил, что мы будем играть в игру «статус», и раздал нам карточки с цифрами от единицы до десяти. Каждый должен был скрывать от других, какой у него номер, ходить по комнате, разговаривать по очереди с остальными и по их ответам догадаться, какой у кого номер. Мамуля придумала еще один гениальный способ помучить меня, но на этот раз он был предложен мне в качестве подарка.
Мне достался номер шесть. Я понятия не имела, как должна вести себя эта чертова шестерка, и ждала, чтобы посмотреть, что будут делать остальные, чтобы, согласно их поведению, определить свой статус. Может, это не лучший способ достижения высокой самооценки? Не думаю, что ты должен постоянно оценивать себя по сравнению с другими. Что ж, это не был тест, и мне вовсе не хотелось выглядеть посредственной и услужливой (какой, вероятно, и должна быть шестерка), чтобы в конце концов узнать, что все — десятки. Тем не менее смотреть и ждать, что будут делать другие, — и есть характерная черта шестерок. После этого у нас был перерыв на ланч, все пошли есть, независимо от номера, который получил каждый, кроме Харольда, который, скорее всего, получил единицу, потому что, пока мы играли, он стоял в углу и плакал. В кафе рядом со мной уселась обалденно красивая девица. Я не могла вспомнить, что она написала на своей доске, но выяснилось, что это не проблема, потому что она, едва раскрыв рот, сразу выложила, что настоящая ее проблема — не отсутствие решимости (как она, оказывается, написала на своей доске), а отсутствие уверенности в том, что мужчины любят ее ради нее самой, такую, как она есть, а не из-за ее внешности, ее тела. Только она не смогла выразить это на своей доске. О, господи! Как же ей тяжело живется, бедняжке, не жизнь, а сплошная мука!