18 марта

Нашла подходящее место для мантры — на дне выдвижного ящика холодильника, с наружной стороны. Чтобы ее читать, приходится ложиться на пол в кухне, не слишком-то удобно, зато по крайней мере там ее никто не увидит.

19 марта

Осталась одна неделя, одна неделя, одна неделя до того, как мы с Энди поедем в Глазго.

NB. Не думать слишком много о поездке с Энди, максимум раз в час.

22 марта

Сегодня не смогла идти в фитнес-клуб, не буду ничего есть до конца недели.

Пролистала атлас и узнала, что от Глазго всего пять миль к северу до Гретна-Грина — местечка, где можно сочетаться браком без лицензии и вообще без всего.

NB. Не упоминать про живописные окрестности Гретна-Грина — Энди может подумать, будто я вынуждаю его сделать мне предложение.

23 марта

Позвонила мамуле. Проснувшись, вдруг поняла: судьба может отомстить мне за то, что я так редко звоню ей, по пути в Глазго самолет может рухнуть. Сказала, что приеду к ней в мае, в первый уикенд. Это добавило мне шансов не рухнуть с самолетом, плюс я совершила хороший поступок, не прореагировав на ее слова: «Подозреваю, что не будь твоей конференции в Бирмингеме, я бы не удостоилась этого визита». Рассказала, как обедала с Кейтом, и зря — он позвонил ей задолго до моего звонка. Расстроилась, что дала очередной повод для упреков, и сказала ей про план Дженифер отмечать день рождения папули на воде. О, тут ее понесло, столько яда: «Эта женщина совсем не знает твоего отца! Когда мы жили вместе, мы всегда ненавидели эти маскарадные ужины. Да пусть мне лучше вырвут оба глаза, чем я буду есть на теплоходе… и т. д. и т. п.»

NB. Дженифер — самый надежный щит, которым можно отгородиться от мамулиных попреков.

24 марта

Просто не могу поверить, поверить своему счастью. Видно, моя судьба — оставаться волосатой и одинокой до конца дней. Только что поняла — начинаются мои критические дни, это может быть единственным объяснением тому, что я не влезаю в свою серо-черную юбку с запáхом. Какого черта она не запахивается, что ей еще делать, в этом весь ее смысл!

Утром встала, открыла холодильник, легла на пол, прочла свою целлюлитную мантру, чуть не до крови натерла бедра средневековой печной рукавицей и начала процедуру одевания. Обычно я продумываю, что надеть утром, еще с вечера перед сном. Спать спокойно могу, только когда знаю, во что облачусь на следующий день (но когда уезжаешь из города, целесообразно захватить целый гардероб). А иначе я всю ночь буду беспокоиться о том, что в спешке надену колготки на левую сторону, что схвачу не те туфли и буду походить на старую деву, напялю блузку, в которой у меня будет нелепый вид.

И зачем только я вчера не примерила эту юбку, мою надежную союзницу, как делаю обычно с вещами, приготовленными на завтра. Теперь в голове у меня будет вертеться одна мысль: юбка не запахнется как следует. Успех предстоящего дня целиком зависел от этой юбки. Это моя самая лучшая юбка, в которой я выгляжу стройной во время ходьбы. У меня была назначена деловая встреча на восьмом этаже, для чего предстояло пройти по длинному коридору к дальнему лифту, то есть «элегантно продефилировать мимо кабинета Энди». Края юбки, конечно, сходились, но запáх получался слишком маленький, выходило нечто вроде африканской набедренной повязки — зад прикрыт, а гениталии на виду. Конечно, в экстренном случае я предпочла бы скорее показать свой перед, чем зад, но сейчас об экстренном случае речь не идет. Если бы кто-нибудь приставил мне ко лбу револьвер, дал бы маленький кусочек ткани и сказал: «Прикрой этим либо зад, либо перед!», я уж точно закрыла бы зад. Я всегда переживаю за свой зад, что и говорить, но в данном случае вопрос не идет о жизни и смерти, а кое о чем более серьезном. Обычно эта юбка с запахом выполняла свое предназначение, то есть запахивалась, а сейчас забастовала. Ни переговоры, ни предупреждения, ни увещевания — ничего не помогало: забастовала — и все тут, заняла жесткую позицию. Эта юбка была мне другом, я доверяла ей. Я знала, как она мне помогает, это одна из немногих вещей, которые я в самом деле любила. Почему же она подвела меня теперь, когда я так нуждаюсь в ней? Мне она и сейчас нравится, но запáха на животе явно не хватает, и жир выпирает пирамидой. Я подумала было, не склеить ли мне края подола скотчем, но отказалась от этой идеи, решив, что он приклеится к колготкам и либо начнет их стягивать, либо раздерет в клочья.

Я не знала, что делать, позвонила на работу, сказала, что опоздаю. Мне было нужно время, чтобы подумать и принять решение. Позвонила Салли (слава богу, она недавно потеряла работу). Ее первое предложение было вычеркнуть из плана «элегантное дефилирование мимо кабинета Энди». Я была настолько взвинчена, что просто взорвалась: «Ясное дело, теперь это исключено, когда я не могу надеть юбку, которая так стройнит меня, в особенности во время ходьбы, балда ты этакая, но на совещание-то мне все равно придется идти! А теперь подумай хорошенько, одеваться мне как было запланировано, только вместо непослушной юбки надеть ужасно дорогую черную, которую я купила, чтобы приободрить себя после разрыва с Идеальным Питером, и почти не носила, или надеть темно-синий костюм с юбкой до колен? Он выглядит вполне, только я не могу в нем ни дышать, ни нагибаться». Салли тут же исправилась, выступив с неглупым предложением: «Надень то, в чем ты была в тот вечер, ведь это ты успела хорошо продумать, та черная юбка прекрасно подойдет, и успеха тебе». Я едва успела к совещанию. К счастью, никто не заметил, что я не надела запланированную юбку. Хотя остаток дня я чувствовала себя немного неловко. Ведь я надела то, что почти никогда не носила, и все могли подумать, будто я просто выпендриваюсь. Эта мысль преследовала меня весь день. Знаешь, такое чувство я испытывала в детстве, надев выходные туфли. По правде говоря, я и теперь испытываю такое чувство, надевая новые туфли на вечеринку… и не только туфли… любую новую вещь… Обычно я сначала ношу новые вещи дома, прохаживаясь перед телевизором или наводя порядок в кухне, прежде чем появиться в обновке на людях. Мне не хочется, чтобы все вокруг пялили на меня глаза, думая: «Надо же, только посмотрите, до чего старается, тратит деньги на новую одежду, как будто это поможет, ха!»

NB. Спросить миссис М., не может ли она вшить временную вставку… в зловредную юбку с запáхом… хм…

25 марта

Завтра в Глазго, och aye the поо^[8]… Не знаю, как это правильно пишется. Может, выясню в Глазго.

Эндрю предложил заехать за мной на такси, но я ответила, что встречусь с ним прямо в аэропорту… Мне и без того предстоит нервничать с ним целый день. Не хочу продлевать агонию дольше необходимого.

27 марта

О господи, ты просто не поверишь, что случилось… я сама не могу поверить. Это был полный провал, предательство, настоящая катастрофа. Но лучше начать сначала. Я только что вернулась, и, пожалуй, звонить Салли уже поздно — два часа ночи. Знаю, она сейчас безработная, но все равно надо же ей поспать. Как и было условлено, мы с Энди встретились у стойки шотландской авиакомпании «Скотт-Эйр», стали доставать свои билеты и прочие бумажки, и кто, ты думаешь, вдруг перед нами возник? Карло Поцци! Я понятия не имела, что он тоже летит. Мистер Бауэр не сказал об этом ни словечка. Во всяком случае, Карло Поцци вдруг вырос как из-под земли, бросил странный взгляд на Энди и сказал, обращаясь ко мне: «Я полагал, вы полетите одна, ведь это поездка всего на один день, проверить последние детали, не правда ли?» Не успела я ответить, как Энди, тоже очень взволнованный (мне показалось, что он уже начал сомневаться, стоит ли лететь, вид у него был разнесчастный), сказал: «Я считал, что кто-то из отдела маркетинга тоже должен ехать, чтобы посмотреть на все с этой точки зрения». Но, по-моему, Карло не расслышал. Короче, он полностью его проигнорировал, а мне сказал: «Я рассчитывал провести время с вами, у меня неподалеку от Глазго есть несколько клиентов, и, услышав, что вы летите туда на один день, я решил, что мы могли бы полететь вместе, и хотел даже пригласить вас на ужин».