А теперь, Натан и Лютер могли не захотеть, чтобы с ней что-то случилось, решив изменить их план, и Ханна не знала, как к этому относиться. Войдя в бар, она привлекла их внимание. и мужчины последовали за ней в офис. Сев на диван, Ханна позволила Лютеру притянуть ее к себе, а Натан занял свое обычное место у нее в ногах. Он обожал ее ноги.

— Ты беременна, милая. Теперь ты об этом узнала, да? — спросил ее Натан.

— Да, но вы-то откуда узнали? Я только сегодня окончательно удостоверилась, — воскликнула Ханна.

— Мы драконы, мы знаем подобные вещи, — уверил ее Лютер.

— А вы знаете, когда он был зачат? В прошлом или настоящем? — спросила Ханна.

— Нет, да это и не важно. Это ничего не изменит. Мы должны поменять прошлое. Если отец один из нас — будущих нас, то ребенок будет в любом случае зачат. Если нет, то мы что-нибудь придумаем. Потому что единственное, в чем мы уверены, это то, что любим тебя, но не можем позволить миру скатиться в эту пропасть. Мы оба будем любить этого ребенка, но мы не можем позволить ему жить в подобном мире, это не честно по отношению к бедному малышу. Мы просто не можем сделать этого, — в голосе Лютера прозвучало нечто такое, словно он уже оплакивал их потерю, словно уже знал это дитя.

Ханна хотела закричать, зарыдать, укрыть своего малыша от всего и защитить его, но знала, что не могла сделать этого. Мир должен был вновь стать таким, каким он был до их вмешательства, и ей придется пожертвовать своим ребенком, если это окажется необходимым. Это означало, что она родит малыша и успеет подержать его на руках, узнать его, прежде чем должна будет вернуться в прошлое и стереть его с лица земли. Желание закричать все возрастало, пока не вырвалось из нее удушающими рыданиями, которые разрывали сердца двух мужчин, которые любили ее больше всего на свете.

— Не надо плакать, Ханна. Мы все исправим, я клянусь тебе. Этот кошмарный мир, в котором мы сейчас живем, появился из-за нашего вмешательства. Но мы есть друг у друга, и это никогда не изменится. У нас будет еще один шанс и еще один вариант. Вариант, который мы еще до конца не продумали, но Натан работает над этим. Так что вытри глаза, любимая, это может занять какое-то время, но мы справимся, — Лютер вытер Ханне слезы, и поцеловал ее, несмотря на косметику, размазанную у нее по лицу.

— Единственное, что доставляет мне радость во всей этой сложившейся ситуации, Ханна, — сказал Натан, — это то, что ты стала частью нашей жизни. Чудесные воспоминания, которые ты подарила нам — ты в двух разных жизнях — это просто чудо, от которого я никогда не буду готов отказаться. Любовь к тебе — одна из основ моего теперешнего существования, и я никогда не позволю этому исчезнуть. Но я готов отдать свою жизнь, если это сотрет слезы с твоих глаз. У меня состоится одна встреча через пару недель, и думаю, что мы сможем все решить. Я не хочу давать тебе ложной надежды, но я верю, что с каждым днем узнаю все больше и начинаю понимать, что именно послужило первопричиной всему. Я должен исправить это. Я уеду сегодня, чтобы начать свое путешествие, оно займет какое-то время, но когда я вернусь, многое изменится или даже станет лучше, чем было в самом начале. Нам просто надо подождать и посмотреть.

Ханна протянула к нему руку, любя Натана с той же силой, что и Лютера. Как она могла полюбить их так скоро и так сильно? Ханна знала почему, опыт, который они пережили вместе, стал фундаментом для их чувств, которые строились и становились лишь крепче от доверия, что они разделяли друг с другом. Это были ее мужчины, и ничто на свете не могло изменить этого. Проведя пальцами по татуировке дракона на груди Натана, она потянула за колечко в его соске. У него их не было в шестнадцатом веке, но после возвращения из прошлого Ханна уже успела узнать, насколько сильно он сходил с ума, когда она играла с ними.

Потянувшись к Натану, сидевшему на другом конце дивана, Ханна с силой поцеловала его, позволив ему притянуть ее на его колени. Лютер пересел на одно из кресел, стоявших в кабинете, желая подарить этот миг лишь им двоим. Натан медленно снял с нее одежду, аккуратно, с явно чувствующимся опытом. Держать Ханну под собой — было его самым любимым занятием на свете. Он любил ее со всем накалом чувств, что переполняли его, показывая ей каждым своим прикосновением и движением, сколько Ханна значила для него. От макушки до кончиков пальцев ног он покрывал ее поцелуями, ласкал ее, запоминая навсегда ее вкус, запах, то какой она была на ощупь. Его пальцы знали каждый миллиметр ее кожи, когда он, наконец, закончил; а его язык навсегда запомнил ее вкус.

Натан изучал каждый малейший участок ее тела, наслаждаясь ее нежными изгибами как спереди, так и сзади. От ее темно-розовых сосков до упругих ягодиц, он познал ее целиком. Родинку под ее правой ключицей, и еще одну в форме ангела на правой стороне ее живота, шрам на правой ступне, оставленный осколком стекла. Ханна теперь навсегда была запечатлена в его голове, в его душе, и он смело мог встретить свое будущее, зная, что она всегда будет частью его самого.

Когда Натан вошел в тело Ханны, а пульсирующие стенки ее влагалища начали сокращаться вокруг его члена, он понял, что любил эту женщину больше, чем кого-либо еще на земле, даже больше, чем Лютера, и он был готов отдать за нее свою жизнь. Его крик, когда экстаз поглотил Натана, был порожден не только удовольствием — это был крик триумфа, понимания и принятия. Под ним Ханна сама приходила в себя, потерянная в собственном оргазме, она открыла глаза, когда перестала парить на волнах блаженства.

— Натан! — выкрикнула она. Прикоснувшись к его груди, она, пораженная, смотрела на то, что предстало перед ее глазами. Его татуировка стала меньше, покрывая теперь лишь плечо и руку. А грудь была совершенно чистой! Натан тоже опустил взгляд на свое тело, с изумлением разглядывая себя.

— Лютер, — повернувшись, чтобы посмотреть на его друга, брата, Натан увидел, что татуировка Лютера тоже стала меньше.

— Что это означает? — спросила Ханна своих мужчин.

— Я могу сказать вам, — женский голос прервал их изумленные возгласы, и Ханна, Лютер и Натан посмотрели на офисный стол, на котором сидела колдунья с фиолетовыми волосами, наблюдающая за ними с довольной улыбкой.

— Ты? Как ты сюда попала? Что ты знаешь об этом? — спросил Лютер своего бармена.

— О, для столь не молодых душ, вы двое повторяете обычную ошибку всех мужчин, видя лишь то, что хотите увидеть. Я — Эйр, богиня мира и милосердия. Я следила за вами в последнее время, чтобы посмотреть на происходящие с вами изменения, понять, научились ли вы чему-то. Наконец! Наконец-то, Натан понял ошибочность своего поведения, ты научился любви и раскаянию. Это все, что мы — боги — когда-либо желали. Что бы ты осознал и смог познать это, и ты, наконец, так и сделал. Ты разрушил два королевства из-за своей беззаботности и незрелости. Ты забрал столько жизней. Так что мы решили и у тебя забрать те, что дороги тебе: твоей женщины и ребенка. Да, этот малыш — твой. Будущие дети могут быть и не твоими, но не этот. А теперь выгляните наружу и посмотрите.

Они все вместе подошли к окну, и задохнулись, прикрыв глаза, когда яркая вспышка света поглотила все, что находилось вокруг них, прокатившись по городу подобно приливной волне. С изумлением они поняли, что волна света исходила от них, мир вокруг менялся прямо на глазах. Солнце начало светить иначе, воздух стал чище, а в домах с ранее темными окнами загорелись лампы, и появились строения, которых до этого не было.

— Мы отменили проклятье, исправили тот ущерб, который был нанесен вашим небольшим вмешательством, и вновь сделали вас простыми драконами. Но вы будете последними представителями своего вида. После вас драконов на этих землях не останется. Ханна и ее род тоже более не прокляты, а мир вокруг станет куда лучшим местом, чем то, что вы создали. Просто больше не совершайте ошибок, или мы придем вновь, — с этими словами Эйр покинула комнату. Она просто испарилась. Но потом на мгновение вернулась. — И смотрите внимательно за возможным появлением Локи, он вновь ошивается в округе с этой своей жаждой напакостить где-нибудь. Я вернусь к работе в понедельник, — с этими словами она окончательно пропала.