— Хей, Брагинский, а слабо выкрасть ключи у охранника?

Так начался тогда разговор после уроков. Ваня, признаться, сильно удивился даже не самим словам, а тому, что Альфред вообще с ним заговорил.

— Еще чего. Тебе нужны ключи, вот сам и кради. Решил на меня всю грязную работу скинуть? — фыркнул тогда он.

— Да ты такой неумеха, что сам ничего и не сделаешь! Так что я полюбому пойду с тобой, — горделиво отвечал Альфред.

— Неумеха? Повторишь мне это, когда ключи окажутся первее в моих руках!

— Ах, так? Я ни за что не уступлю!

Это было самой большой их совместной глупостью до сих пор. Быть может потому, что охранником тогда был Ван Яо, куда больше подходивший на роль повара, нежели сурового блюстителя дисциплины, или от нелепости всей ситуации, когда двое воришек, переругиваясь между собой, пытались увернуться от ударов половника — первого, что попалось Яо под руку. Половник был перевязан бантиком и явно предназначался кому-то в подарок, но от этого менее страшным оружием в руках разъяренного китайца не становился.

Именно тогда, лежа на траве заднего общего двора и пытаясь отдышаться, оба хохотали в голос, тряся в руках добытую связку с ключами, которая слабо поблескивала в закатном солнце.

— Так зачем они? — спрашивал тогда довольный Ваня.

— А чтобы скучно не было, — смеялся Альфред.

И скучно больше не было. Потому что именно в тот момент вся вражда резко перетекла сначала в союзничество, а потом и в такую крепкую дружбу… Ване порой становилось стыдно, насколько близким человеком теперь стал для него Альфред, о чем тот, возможно, даже не подозревал. А Джонс просто вечно улыбался, генерировал все новые идеи и доставлял головную боль всем окружающим. Всем, кроме Вани, потому как тот всегда был верным сообщником во всем.

— Вот оно… — Джонс говорит это с придыханием, замирая на одной странице и вытягивая из файла древний, как жизнь, план школы.

Ваня с трудом выныривает из мыслей и пялится на старый и ветхий лист бумаги, припоминая в нем что-то очень давнее, едва ли не со времен начала их дружбы.

— Коллега, позвольте узнать, что это? — голос Вани приобретает деловой тон, а сам он поправляет свой шарф с таким же видом, с каким обычно затягивают сильнее узел галстука бизнесмены. Пыльная кладовая разом превращается в тот самый зал советов, а Альфред подрывается с места и вихрем встает перед столом.

— Мой дорогой друг, это то, что я откладывал в долгий ящик со дня нашего знакомства…— Ваня тихонько прыскает — в день знакомства, они, должно быть, стукали друг друга погремушками и вряд ли еще думали о планах. — Э-э-э, ладно не знакомства, но с первой операции точно! — поправляется Альфред и, не медля, продолжает. — Мистер Брагинский, вы же знаете историю основания нашей школы?

— Основана в 1935 году немецким ученым Людвигом Миллером, который иммигрировал с семьёй сюда и жил в этом городке, — четко рапортует Иван заученную инормацию. — Школа строилась по его собственному архитектурному проекту, имела подвальное помещение, выходящее за фундамент, и предназначалась для всех слоев общества. Единственным требованием…

— Пррр, хватит, — мотает головой Альфред и довольно улыбается. — Вы сказали уже достаточно, а теперь угадайте, чем эта карта отличается от остальных, — Альфред с деловым видом раскладывает на столе лист и позволяет Ване взглянуть на пожелтевшую от времени бумагу.

На первый взгляд на ней изображен самый обычный план, какие висят у них по всей школе со схемой эвакуации. Но приглядевшись, Иван видит разлиновку размеров здания.

— Откуда она у Вас? — уточняет Ваня, проходясь взглядом по помещениям.

— Позаимствовал у нашего невежественного директора, который имел наглость положить это сокровище в рамку и повесить на стену, — хмыкает Ал и присаживается на край стола. — Ты можешь себе представить, что можно сделать с этими цифрами? — интересуется он.

Ваня отрывает взгляд от плана и мягко улыбается, откидывая челку с глаз.

— Можно сверить все и найти какое-нибудь тайное помещение, — тянет он.

— Именно! Которое никто до нас не удосужился поискать, — радостно кивает Альфред. — А за тайными помещениями будут и тайные, удивительные знания!

Его глаза разгораются настоящим азартом. Сколько бы ребячества и детской дурости не было в Джонсе, но его стремление к знаниям просто поражало. Впрочем, не менее сильным оно было и у самого Брагинского, а потому, несмотря на вечные шалости и неурядицы, школа еще продолжала держать двух раздолбаев при себе. В конце концов, на местных олимпиадах они всегда с легкостью отстаивали честь школы.

— Значит, завтра начнем, — соглашается Ваня и поднимается с места.

— А сегодня мне пора на тренировку по регби! — кивает Альфред, аккуратно складывая карту и убирая ее в папку. — Завтра до уроков, Вань. Не проспи, — он хлопает друга по плечу и скрывается за дверью.

Ваня смотрит с секунду вслед, чуть краснеет от своих мыслей и, подхватив сумку с учебниками и недоделанный скворечник для урока, торопится покинуть кладовую, не забыв запереть ее на замок.

***

— Да уж, ну и непривычное у тебя… место работы, — так говорит молодой мужчина, опираясь на стойку, за которой, закинув ноги на стол, расхлябно сидит охранник.

— Да ладно, сторожить мелких от всякого вселенского зла, а заодно школу от их шалостей самое то для меня, — ухмыляется в ответ он. — Так что не парься, Франц, пока ты здесь, ты в полной безопасности и под моей защитой, — ухмылка его становится куда более самодовольной, и Франциск качает головой.

Он сам предложил Гилберту работать здесь, когда его брат, Андре, заикнулся о поиске нового охранника в школу. Претендентов было кот наплакал, а у Гилберта как раз были очень большие проблемы с заработком. Поэтому младший Бонфуа решил одним махом убить двух зайцев: и школе помочь, и Гилберту работенку подкинуть. И вот теперь, спустя пару месяцев, он, наконец, смог выбраться на рабочее место к другу.

— Ну, и как оно? Не сильно достают? — интересуется Бонфуа, оглядывая пустынные помещения. До начала занятий еще добрых два часа, а потому школа выглядит слишком уж неживой.

— Меня? Достают? Да я у них за своего! — смеется Байльшмидт.

Что ж, в это вполне можно поверить. Гилберт тот еще затейник без всех этих взрослых заморочек, а потому для старшеклассников вполне может служить примером для подражания. Не самым лучшим, конечно, примером, но определенно интересным.

— Есть тут правда одна особенно яркая парочка, — вдруг добавляет он. — Ну знаешь, эдакие знаменитости всей школы, которыми и мы когда-то были. Уж и достается и-и-и-им, — с улыбкой тянет Байльшмидт. — Ну знаешь, то ведро с крыши скинут, и оно на директора попадет. Ну, то есть не ведро попадет, а то директор бы уже в больнице был, а вода из него. На кой черт им вода на крыше нужна была, вообще не понимаю… Ну, так вот. То они в столовой вместо сахара горчицу подсыпали… Вот смеху-то было, все потом этим чаем плевались. А вчера вон Андре бородку сердечком выжгли. Он аж побрился в тот же день, любо-дорого смотреть, — Гилберт рассказывает это столь воодушевленно и весело, что Франциск и сам не может сдержать улыбки.

— И зачем же им все это? — интересуется он, облокачиваясь на стойку.

— Ну они это… люди с повышенным уровнем идей и фантазий в организме, отсутствующим тормозом в голове и весьма специфичной удачей, — с умным видом комментирует Гилберт. — Проще говоря — долбоебы, — поднимает вверх палец он на манер профессора.

Франциск хохочет и вдруг осекается, глядя куда-то за окно.

— Это что, ученики? — не совсем понимает он, видя перебрасывающихся колкостями ребят, которые никак не могут поделить между собой рулетку для измерения. Гилберт смотрит туда же, а непонимание на лице сменяется интересом.

— Вспомнишь солнце, вот и лучик, — усмехается он. — Это, Франциск, местные знаменитости… И, чует мое сердце, скоро будет очень весело…

***

— Да держи ты крепче! — не унимается Ваня, зевая через слово и стараясь раскрутить тугую ленту.