Начиная борьбу с церковным управлением, староверы думали найти защиту в гражданских правителях; поэтому челобитными (этим правителям) начал раскол свою историю. Но им пришлось очень скоро разочароваться в этом, так как государство в этой борьбе демократических элементов против церковного управления приняло сторону последнего и стало жестоко карать его противников. Староверы решили, что царь Алексей Михайлович «бысть вместо царя мучитель».
Духовный собор 1666 года постановил наказывать раскольников «не токмо церковным наказанием, но и царским, сиречь градским законом и казнением». Начались гонения и жестокости.
Следствием такого вмешательства государства в распрю народа с церковным управлением было то, что мятежное движение, произведенное первоначально расколо-учителями в сфере собственно церковной, скоро перенесено было ими в сферу гражданской, народной жизни.
Протест против социального строя был сформулирован посредством истин, взятых из богословских книг; богословие было единственной наукой, известной тогдашнему русскому человеку, и нет ничего удивительного в том, что он выразил свои чувства и стремления в терминах и понятиях этой науки. Для него мало имела значения форма, в которой выльются его чувство и идеи, — главной его заботой было систематизировать свои идеи в известное учение; богословие в этом ему сильно помогло. Но как объяснить тот факт, что недовольство социальными порядками, вылившись в религиозной форме, т. е. в форме раскола, заявило, что его можно удовлетворить только возвращением к старому строю, а не указывало на что-нибудь более повое, как это обыкновенно бывает? Для разрешения этого вопроса нам надо взглянуть, в чем состояло это старое, и что стремилось его заменить.
В древней Руси, в каждой области существовало самоуправление, развивалась свободно самостоятельная жизнь, обусловливаемая местностью, племенным характером, особенным родом занятий и деятельности и т. п. С усилением централизации эта самобытная жизнь должна была сглаживаться, подчиняться общему течению и уровню. Неохотно расставались областные жители со своей самостоятельностью и свободой, со своими нравами и стремлениями и стояли в оппозиции долгое время к новому для них началу централизации. В смутное время самозванцев рушилось насильственное соединение областей; каждая область стремилась усилиться и возвратиться к прежней самобытной жизни и приобрести свои старые права. Но вот, с Михаила Федоровича и особенно с Алексея Михайловича, централизация усилилась… Но каким же образом совершился переход от древних, более свободных и гуманных порядков к московским? Был ли это естественный ход развития русского общественного организма? Ответить на этот вопрос можно только следующим образом: новые порядки на Руси появились вследствие внешнего давления татарского нашествия.
Дикий народ путем насилия стер с лица земли русскую, зарождающуюся цивилизацию; это было сравнительно легко сделать, так как она была не военной, а мирной цивилизацией. Все темные силы, имевшиеся в русском народе, пристали к татарам, восприняли их цивилизацию и, льстя и виляя перед ними, заполонили, благодаря помощи татар, русский народ под свою власть.
Побратавшись с татарами, в тени этого антинационального развития, Москва начинает собирать около себя области новгородскую, псковскую, тверскую, рязанскую, пермскую, киевскую; в Москве, оторванной от южной Руси, возникает и крепнет московская жизнь. С XV столетия, когда все другие славянские народности оживают, когда у поляков, хорватов, хорутан, сербов (лазарица) и в южной Руси начинает зарождаться народная литература, — в Москве открывается период окончательного упадка русской народности. Грамотность, просвещение, словесность, искусства, добрые международные отношения, возникшие некогда в Киеве (XII век), — в Москве погибли.
Татарам Русь обязана введением крепостного права со всеми его прелестями, установлением драконовских законов (Уложение Алексея Михайловича есть скорее произведение татарского характера, нежели славянского), заменой вечевых порядков и областной автономии — деспотизмом и господством бюрократии. Татарская цивилизация, насилием внедрившаяся в русское общество, привлекала к себе татар на службу, желая таким образом обеспечить свое существование, так как она видела недостаточность своих сил. Новые волны насилия и жестокостей нахлынули на русскую землю в XVI веке, с нашествием казанских, астраханских (Естерхан) и сибирских царей, цариц и царевен, князей, князьков и царевичей, которые, предложив свою услугу московскому царству и поженившись на русских боярышнях, сделались сберегателями русской земли, получили во владение города (Касимов, Звенигород, Каширу, Серпухов, Хотунь, Юрьев), множество сел и деревень. В этот период, по всей вероятности, и образовалась пословица: «живи, живи, пока Москва не проведала».
Андреев говорит, что «предки большей части русских дворян являются в Москве преимущественно в правление Калиты, как выходцы из татар и переселенцы из западной Европы».
Раскол стал указывать на этот регресс и естественно предпочел нововведениям старинные порядки. Он стал защищать свободу личности и объявил крепостное право антихристианским учреждением; Уложение Алексея Михайловича тоже «признал и доныне признает противным вере Христовой». Таким образом, раскол, объявивши себя защитником старых порядков, стоял собственно не за старые, а за лучшие порядки.
Во время стрелецкого бунта раскольники окончательно выказали свое противогосударственное направление. И с тех пор раскол образовал противогосударственную общину, в которой скоплялись все недовольные в каком-либо отношении правительством. Особенно сильно способствовали распространению и дальнейшему развитию раскола реформы Петра I. Они были встречены полным негодованием в большинстве народа.
Одним из первых деяний Петра I было усмирение стрелецкого бунта. По всей России разнеслись вести о стрелецком бунте, о казни стрельцов со всеми ее ужасами, поражавшими народ. Народ с ужасом смотрел на Петра. Слово «антихрист», подсказанное раскольниками, было подхвачено всем народом. Посыпались на голову русского народа «европейские реформы»: подати, рекрутчина и т. п.; пахатные крестьяне сравнены с холопами. Сотни тысяч народу гибли на общественных работах, т. е. при постройке Петербурга, крепостей, каналов, нужных опять-таки Петербургу и т. д. Петр в своих реформах имел в виду могущество русского государства, а не счастье народа.
Главными организаторами сопротивления всем реформам Петра явились староверы. Раскол объявил подушную перепись, ревизию душ «антихристианскою», и учил народ не записываться в переписные книги. Раскол восставал и против самого устройства и состояния государственного управления, начиная с сената и до областного начальства, везде в управлении указывал стороны, противные благу народа, и неустройствами, какие примечал в областях, пользовался для своего подкрепления и распространения.
Свою ненависть к государствованию Петра они перенесли и на государствование его потомков. «Зрим, говорят они, како дух его богоборный во всех властодерждах действует и действовать будет до скончания века». Упорно держались и до сих пор держатся староверы этого убеждения, и только часть из них, под влиянием реформ нынешнего царствования, начала смягчать свой взгляд на государство.
Раскольничьи самосожжения были в свое время такими же геройскими подвигами, какими бы теперь считали решимость защитников отечества лучше погибнуть в крепости, взорвав ее на воздух, чем сдаться неприятелю. «Не дадим антихристу утешения», — говорили раскольники, убеждая друг друга лучше сжечься, нежели попадать в руки ненавистного для них правительства. Впрочем, нельзя не признать, что они рассуждали очень логично, что лучше разом покончить все счеты с жизнью, чем лишиться ее после бесчеловечных истязаний, а, пожалуй, чего доброго не вынесешь пытки, отречешься по неволе от своих убеждений.
Иные страдали за веру, другие укрывались кто куда мог, иные при появлении наезда гонителей «с оружием и пушками», «боящеся их мучительства, сами сожигахуся». Иногда, видя слабость команды, они пробовали отбиваться, и им это на время удавалось; так, например, однажды они заставили команду отступить, убив ее начальника Портновского, но при этом они стреляли в солдат только пыжами «для страха»; озлобление же против начальства выразилось тем, что они труп Портновского рассекли на части.
