– Фомич, – сказал я. – Ты знаешь, кто такие зеркальники?
– Неуж они?! – охнул старик.
– Похоже. Больше некому.
Теперь-то все знают зеркальников. А в то время ходили самые противоречивые слухи. Зеркальники оказались странной формой жизни. Очень похоже было, что они хищники. Поведение их было непредсказуемо: то они шутя расправлялись с вооружённым до зубов рейдером, то вдруг оставляли без внимания беззащитный транспортник, дрейфующий у них под носом. Все стычки кончались поражением землян. Гибли люди. Хотя иногда зеркальники демонстрировали странное пренебрежение и могли в разгар боя вдруг развернуться и на полном ходу удрать – куда? Никто не знал, а преследователей они хладнокровно уничтожали. Могли, наоборот, долго преследовать обречённую жертву – в таком случае оставались только записи переговоров… Мне, тогда ещё зеленому курсанту, многое рассказал в свое время сам Ионэл Ивашку – знаменитый боец и М-мастер. Мы с ним вместе отдыхали на рекреационной базе в крымских горах. Потом Ивашку внезапно исчез, и больше я никогда ничего про него не слышал. Хотя само по себе это ещё ничего не значит, в нашей профессии так время от времени бывает.
Так вот, Ионэл как-то выдвинул парадоксальное предположение, что зеркальники вовсе не обязательно так уж технически развиты, просто их способность к подражанию природа довела до совершенства. Они исследуют противника, а затем, гиперболизируя его свойства, побеждают: с разумными они трижды умнее, с сильными – трижды сильнее. Ну, и так далее. Мимикрия, доведенная до абсурда.
Отсюда и все наши неудачи – мы всё время воюем сами с собой… Кстати, сам термин "зеркальники" тоже придумал Ионэл.
Всё это я вкратце рассказал старому Ивану.
– Значит, проникли, – весь подобрался Иван. – Туманчиком прикидываются, изучают… А знаешь, по-моему, ведь и их прищучить можно, – оживился он. – У меня в бутылке, слышь, кусок туману есть, я для интересу напустил, да пробочкой-то и заткнул. С наговором, конешное дело, оно без наговору зря. Вот я тебе покажу, – он полез куда-то в погреб и вытащил знакомую бутыль, плотно заткнутую полиэтиленовой пробкой.
– Не, не получилось, – огорчённо сказал он, проглядывая голубоватое стекло на просвет. – Удрал, подлец.
Бутылка, действительно, была пуста, только с одной стороны изнутри напотело несколько мелких капель.
– Через стекло просочились, чего им, – угрюмо заметил Иван. – А заклял-то я его крепко.
– Иван Фомич, – вздохнул я, – а что твое заклинание может? Ты вроде говорил, от чего-то помогает? Может, ты того… Ну, преувеличиваешь?
– Не веришь, значит, – хмыкнул Иван. – Ну, поперву все так, я уж привык. А вот гляди, – старик зашептал себе под нос, делая непонятные резкие жесты. Потом перевел взгляд на карандаш, валявшийся на полу. Карандаш шевельнулся и сам собой прыгнул к нему в руку.
– Впечатляет, – согласился я. Мое доверие к способностям дядьки Ивана возрастало.
– Это что, – отмахнулся старик. – дальше больше будет. Эх, тебя бы на Ивашку навести! Есть у нас приблудок один, не то цыган, не то молдаван – тот такое может!.. Да уж не твой ли это… Э-э-э… Ионэл – так, что ли? Аккурат года три назад он и объявился. Дичком да молчком, взялся коров пасти, цельное лето в шалаше живёт. Никакой дождь ему нипочём, ни тучи, ни грому не боится.
– Как его найти?
– А сведу я тебя, хоть завтра же и сведу. Оно торопиться не надо, давай-ка обмозгуем. Чего дальше делать-то станем? Ране он так не озоровал – туман я разумею – а нынче вона чего выкинул. Негоже совсем.
– Надо мне, Иван Фомич, самому попробовать, что это за штука. Я зеркальников видел, но в виде тумана – это что-то новое. Модифицировались они, что ли? А может, это и не они совсем. Надо хорошенько поглядеть.
– А к завтрему я тебе настоечки приготовлю, оно этак надежней – как-нито он за своего примет, что ли, а только не тронет… Да тебе не впервой. Только вот что, – старик хитро прищурился. – На будущее чего не знаешь, пить не советую. Ить ты у меня в первый раз полкрынки приворотного выхлебал! А не для тебя поставлено было! Теперь вот возиться надо, расколдовывать…
– Как-нибудь обойдусь, – сказал я. – Не надо расколдовывать. Это мои проблемы.
Ничего я у него из памяти стирать не стал.
Глава 7
После выпуска курсантов нашего спецучилища мне, новоиспечённому десантнику, был положен двухнедельный отпуск. По традиции его следовало проводить в самых глухих местах и обязательно порознь; к тому же мне только что официально представили мою Джоан.
Вообще-то наши персональные Джоан – больше, чем роботы. Это подруга, нянька, кухарка, дама для представительства, секретарь и личный охранник – пусть вас не смущает кажущаяся хрупкость и мягкая женственность. И ещё тысяча профессий – это тоже Джоан. Лично я за все последующие годы не обнаружил ничего, на что моя Джоан ответила бы отказом или объявила бы невозможным. Если это надо для меня – значит, так и будет, и остановить ее на этом пути, пожалуй, сможет (если сможет) только другая Джоан. Или, естественно, человек.
Мы выбрали для себя затерянную в крымских горах маленькую уютную базу отдыха "Магнолия", рассудив, что в разгар зимы вряд ли нам будут докучать многочисленные постояльцы. А меня после тропической жары (последний курс проходил преддипломную практику в амазонской сельве) тянуло куда-нибудь в прохладу и одиночество. Джоан было всё равно.
"Магнолия" встретила нас предвечерним снегопадом и неярко горящими окнами. Услужливый портье (серия "Макс", машинально отметил я) освободил меня от чемодана, а Джоан – от большой спортивной сумки и провёл деревянной поскрипывающей лестницей в наш номер на втором этаже.
– Ужин у нас обычно в двадцать ноль-ноль, но для вас я сейчас что-нибудь придумаю, – улыбнулся он в густые усы. – Куда прикажете подавать – в номер или в гостиную?
– В номер, – ответила Джоан. – Минут через двадцать. А теперь я хочу выкупаться. Где у вас тут душевая?
Мне подумалось, что моя Джоан никогда бы не сказала так, как Макс – "в двадцать часов" – в неслужебной обстановке; она бы пожала плечами и выдала что-то вроде "около восьми". Я ловил себя на том, что постоянно забываю, что она – робот. Пусть сверхсовершенный, учитывающий мои индивидуальные особенности, но робот. Черт возьми, в конце концов, а чем отличается искусственная жизнь от настоящей?! И если ей нравятся духи “жерминаль” – то действительно нравятся, именно ей, а не кому-то другому. Правда, если б она узнала, что я предпочитаю другой аромат, то сменила бы его без колебаний.
Джоан вышла из ванной свежей и похорошевшей, хотя я думал, что это вряд ли возможно. В среде курсантов нагота – явление обыденное и является составной частью воспитания психологической устойчивости; часто тренировки и спарринги проводятся именно так, причем без различия пола. Согласен, это могло бы покоробить неподготовленного зрителя, однако для десантника является рутиной. В каждой профессии своя специфика. Ну, например, контактная схватка для постороннего глаза сама по себе зрелище не из приятных.
Но Джоан прекрасно знала, что нравится мне – и доставляла мне это удовольствие. Она привстала на цыпочки и поцеловала меня.
Всё-таки «био» в ней было много больше, чем «робота». Да и чем, собственно, искусственный созданный организм хуже естественного? Пусть пуритане брызжут слюной и размахивают лозунгами об искоренении блуда. Пусть чистоплюи брезгливо сторонятся роботов – однако для десантника настоящая семья была бы обузой, а Джоан – это, как ни говори, личность, и ставить ее в один ряд с приспособлениями для мастурбации – это ошибка. Кстати, скажем, вагинальные вибраторы и прочие причиндалы продаются в любом секс-шопе, и это уже привыкли не замечать… Но это так, к слову.
За окном медленно падал снег. Декабрь подходил к концу; оставалось два дня до Нового года, и снизу, из обшитого тёмным дубом холла, тянуло запахом свежей хвои: там наряжали к празднику только что доставленную ель. Молчаливый стюард, постучавшись, поставил на столик поднос со снедью и приборами, даже бровью не поведя в сторону Джоан. Он был прекрасно вышколен, а ей даже в голову не пришло одеться.
