— Стоять! — Замираю на месте, услышав грозный окрик. — Это что?! — Твои испуганные глаза смотрят на мой живот в сине-зеленых разводах, которые огненными полосами тянутся к ребрам.

— Синяк, — оглашаю диагноз, как ни в чём не бывало.

— И где это такие шикарные синяки раздают? — в твоих глазах полыхают зарницы, и недоброе предчувствие проскользнуло в копчике.

— Я же говорил, упал, — пытаюсь отползти назад, но этот бесенок обхватывает мои бедра ногами и сцепляет в замок.

— А похоже, что тебя какой-то Дракон приложил… — смотришь на меня, подозрительно прищурившись, пальцы скользят по ссадинам.

— Меня может приложить только один Дракон и уложить, если захочет, — отшучиваюсь, как могу, не хочу видеть боль в твоих глазах.

— С дуба рухнул? — выдает очередную версию, вытягивая информацию, этот дознаватель. — Не увиливай.

— На асфальт с неба упал, — снова образно, прикидываю в мозгу, как бы ретироваться от расспросов и выскользнуть из сцепленных ног. — Ал, хочешь пива? — пытаюсь встать и изысканно увести разговор в сторону. — Пусти, сил нет. Пить охота.

— Пива я хочу, но если ты собрался мне таким образом мозги запенить — считай, что попытка не удалась, — ты одним резким движением ногами притягиваешь меня к себе и перекатываешь, подминая под себя. Я и каркнуть не успел, как этот бес уселся на меня верхом. — Колись, зараза! БЫСТРА!!! — мою шею ощутимо сдавили драконьи обгрызенные когти.

— Да на моте я разложился, — психуя, размыкаю твои руки и скидываю легкую тушку на кровать. Ты замираешь на постели, улыбка сползла с лица. Шаткой походкой иду к бару, думая, что не стоило все же говорить.

— Я не хочу, чтобы ты видел мои слабости. Хватит знания того, что ты моя самая большая и любимая слабость, — кидаю на ходу. — Я только чуть ударился. — Амстел или Крушовица? — ору уже из кухни имеющийся ассортимент, разглядывая запасы съестного.

— Давай Амс… — после некоторой паузы летит мне ответ. Вожусь с пузырем. Что за нах? Все бутылки одним поворотом открываются, только не эта. Как последний дворовый пацан открываю о столешницу. Слышу, как в ванной включилась вода и щелкнул замок, возвращаюсь в спальню. Ты появляешься спустя пару минут.

— Держи, — протягиваю и завороженно смотрю на влажное тело и полотенце, что обхватывает бедра. Ты делаешь жадный глоток.

— Бля, ну почему меня возбуждает, как ходит твой кадык, когда ты глотаешь? — тянусь к тебе. — Иди ко мне.

— Ты просто маньяк сексуальный, ложись на кровать, хочу на тебя внимательно посмотреть, — мотаешь головой в сторону нашего траходрома.

— Что нового хочешь увидеть? Обычный я, обычный, — ложусь на спину, руки подсовываю под голову. Ты ставишь бутылку на пол рядом, перекидываешь ногу и садишься мне на бедра. Твои пальцы рассыпают мурашки по коже. Легким прикосновением очерчиваешь синяк на животе, другой рукой гладишь плечи, грудь, проезжаешься по дорожке волос от паха до пупка.

— Ты мое чудо в доспехах, — склоняешься, целуя синяк. — Гонять не надо без башни, — прикусываешь чувствительную кожу.

— Видишь, они меня спасли, — пытаюсь отшутиться. — Все будет хорошо, еще пара дней, и норм, — вздрагиваю я, чувствуя, как сжимаются зубки моего Дракона. — Виноват, прости.

— Я сам виноват, что не объяснился, — ты сползаешь с меня и ложишься рядом. — Просто не люблю ничего объяснять, а потом все равно приходится. — Я обнимаю и притягиваю тебя ближе. Ты закидываешь руку и ногу мне на тушку, прижимаясь.

— Сам не любишь объяснять, а с меня спрашиваешь, — возмущаюсь твоей скрытностью. — Просто предупреждай, мол, все, тайм-аут… я буду знать. — Ты утвердительно киваешь головой и жмешься сильнее.

— Я просто сам себя останавливал, — откровенничаешь ты, уткнувшись носом в плечо.

— Зачем? — недоумеваю я, укрывая нас одеялом. Никогда за тобой пессимистических черт не замечал, а тут на тебе.

— Я, наверное, поплачусь за такое счастье — быть с тобой. — Щемящая нежность разливается внутри.

— Глупости, — прижимаю тебя к себе, нежно поглаживаю вдруг начавшее дрожать тело.

— У всего есть своя цена. И у счастья тоже, — целую почти невесомо, а про себя думаю: «Чего бы мне ни стоило, но я подарю тебе счастье».

— У тебя много таких романов было, много заплатил? — увожу разговор в более задорное русло.

— Таких? Ни одного. Ты первый, — ты поднимаешь на меня взгляд. И я тону в твоей зелени.

— Сам говорил… — вспоминаю все свои конченые нервы от думок.

— Я врал, чтобы тебя позлить, — улыбаюсь. «Значит, хотел, чтобы я ревновал?»

— Наказать тебя, что ли? — ты утыкаешься мне под мышку, чтобы я не видел твою улыбку. Но я вижу этот счастливый блеск глаз. Целую в макушку, улыбаясь. — Хочешь?

— Потом, как-нибудь… когда нарвусь, — тихо, на грани слышимости.

— У меня дома нет ничего, но если не против, я приглашу тебя в одно местечко. А будешь плохо вести, силой потащу.

— На публике я не буду тематиться. С ума сошел, что ли? Я не такой, и никаких унижений, я сразу закушусь, — бормочешь мне в бок какую-то чушь.

— Какая публика? Вот тут ты точно с ума сошел. Мое сокровище, не покажу никому.

— Да-а-а… сошел! — вдруг резко и громко отвечаешь. — И совсем недавно, между прочим. А знаешь, кто свел? — спрашиваешь, поднимая на меня уже сонный взор. Я счастливо улыбаюсь, догадываясь о правильном ответе.

— Спи. Знаю и хочу, чтобы ты был счастлив в этом сумасшествии. Это мой приоритет, — нежно целую, укладываю голову, где была.

— Я уже счастлив, — тихо шепчешь мне на ухо.

— Не хочу стать для тебя скучным, — признаюсь тебе, чувствуя, что самого начинает накрывать сонным покрывалом.

— Это тебе не грозит. Мы хоть и не муж и жена, но одна сатана. Или, правильнее, БЕС-С-С-Ы. — Ты прижимаешься и засыпаешь.

Отрываю взгляд от документов. Ну, кто еще рискнет пинком открывать дверь в мой кабинет, кроме одного бессмертного Беса? Недоуменно смотрю на своего любовника, как бы говоря: «Что?! Это опять ты?!», в душе радуясь его появлению. Мне хватило и нескольких дней тишины. Обреченно вздыхаю от мысли, что если темный сейчас опять чем-то мне мозг переклинит, я его точно прямо тут, на столе, разложу.

Ты какой-то перевозбужденный. Решительно подходишь ко мне. Даже стремно становится. Понимаю, что от тебя можно ждать чего угодно, и тело само реагирует. Я вжимаюсь в спинку кресла. Слежу за тобой, думая, какой прием применить, чтобы тебя не сильно покалечить.

— Встань, пожалуйста, — берешь за руку, тянешь на себя. Я тяну руку на себя, думая, что, может, проще сразу тебя поперек колен положить. Охреневаю, но встаю, подозрительно наблюдая за твоими действиями. Ты стаскиваешь с головы капюшон толстовки. Волосы затянуты в хвост. Стаскиваешь резинку. Не могу понять, что это, но что-то до боли знакомое.

— Ага. Это резинка от носка отрезана… — ты как будто мысли мои читаешь. — Теряю их все время, — встряхиваешь головой. Да-а-а… нарочно делаешь, знаешь, как это меня заводит.

Вытаращиваю глаза, когда вижу, как ты опускаешься передо мной на одно продранное колено, потом на второе, утыкаясь мордашкой в ширинку.

— Это что, предложение руки и сердца? — за шуткой пытаюсь скрыть волнение: Бес его знает, вдруг щас как кусанет за самое ценное ниже пояса.

— Я хочу тебе дать клятву, — говоришь ты, видимо, моему члену, и он согласно шевелит головкой. — Только ты на светофорах поаккуратнее, ну, там газ с тормозом не путай.

— Присягнуть на верность? Дракон, давай лучше так: «Согласен ли ты…» Ну, все по канону… — поднимаю взгляд на звук, вижу застывшего сотрудника у дверей с потерянной челюстью, машу рукой, отсылая его куда подальше, обращаю взгляд на склоненную к моей ширинке патлатую голову.

— Мой самый любимый и единственный рыцарь, торжественно клянусь, что я никогда не свалю в небытие без особой на то, не зависящей от меня причины, ну, или без письменного уведомления… Вообще не свалю, в общем, — ты закончил разговаривать с моими причиндалами и смотришь на меня. — Ты рад? Че лыбишься? Ты точно не поломался? Может, фотку сделать в рентген—диапазоне? Ну, так, на память… — в следующий миг твой взгляд темнеет, а голос начинает угрожающе шипеть. — Ещ-щ-ще раз-з-з… мозги дома оставиш-ш-шь, и я тебя укуш-ш-шу-у-у…