Отстраняюсь. Чернота твоих глаз как мистический магнит. Улыбаешься, и красная дорожка струится из ранки. Я слежу, как твой язык скользит по нижней губе, чувствуя вкус крови. Облизываюсь вслед за тобой, выдыхаю и припадаю к этому источнику. Язык стирает красные разводы с подбородка. Вкусно. Нет в ней никакого железа, это мед, соль, огонь… Ты стонешь, возвращая в реальность. С трудом отрываюсь, просто заставляю себя прекратить вампирить. Едва сдерживаю стон от подкатывающего желания.

Не разрывая взгляда, медленно поднимаюсь с твоей возмущенной тушки, попутно сдергивая с тебя одеяло. Ты обнажен. Собрался спать голышом? Мне это нравится. Стою на кровати у тебя в ногах. Прыгаю. Надежная, не скрипит. До сих пор не расшатали наши кувыркания. Улыбаюсь своим мыслям и, пошло облизав губы, начинаю покачивать бедрами в такт только мне слышимой музыке. Вытягиваю из черных джинсов черепастую футболку, задираю её чуть выше сморщившихся сосков, ласкаю себя, оглаживая плоский живот, грудь, забираясь рукой под широкий ремень штанов.

— Ал, ты чего творишь? — твой голос на ухо заставляет вздрогнуть и выдернуть руку из-под ремня шорт.

— Чешется, зараза, — скалюсь тебе в глаза, стоя под палящими лучами южного солнца.

— Я тебе потом почешу, — обнадеживает меня моя личная чесалка и  многообещающе шевелит бровями.

— Алекс, а мы скоро до воды доберемся? — интересуюсь перспективами на «помыться-побриться».

— Уже, — ты глазами указываешь на окружающую нас лазурную гладь и смеешься. — Можешь раздеваться.

Сдергиваю футболку, она летит на пол. Засовываю руку в задний карман джинсов, вытаскиваю шуршащий квадратик. Зажав его между двумя пальцами, шевелю, дразня легким шелестом фольги. Закусив презик в зубах, расстёгиваю пряжку ремня, клепку, медленно тащу собачку молнии вниз… Спускаю джинсы, белья, как обычно, нет, перешагиваю через штанины и отправляю их в полет вслед за футболкой. Улыбаюсь с резинкой в зубах. Мне так смешно, или это просто нервы? Ты прожигаешь меня взглядом и молчишь. Никто не хочет уступить и разорвать тишину.

Сажусь на противоположную от тебя спинку кровати. Тонкая перекладина давит. Неудобно, жестко, но я терплю. Эротично стаскиваю носки, один… другой. Последняя капля на твое распаленное воображение: медленно тяну резинку, стягивающую волосы в хвост. Мотаю головой из стороны в сторону, рассыпая крашеную смоль по смуглым плечам.

Ты неотрывно смотришь на меня, подтягиваясь на путах выше к изголовью. Металлический звон цепей ласкает уши. Поерзав для верности, расставляю ноги в стороны и опускаю руку на член. Ты видишь мое возбуждение, я — твое. Дергаешься навстречу, но, нет, ты в плену. Посылаю тебе улыбку, вижу, как ты сглатываешь, как приоткрываются твои губы, как вздымается грудь. Но ты молчишь.

Первое движение по стволу срывает стон с моих губ. Рука ласкает член, опускается ниже, сжимает яички. От нахлынувшего чувства хочется сжать ноги, но шоу еще не закончено. Ласкаю большим пальцем покрасневшую головку, задеваю уздечку и чуть не сгибаюсь пополам. Волосы стекают из-за спины, загораживая лицо. Учащённое дыхание, твое… мое… которое становится слышно в тишине комнаты.

Ты сгибаешь ноги, твой эрегированный красавчик напрашивается на ласки, прижимается к животу, вздрагивает. Ты такой отчаянно красивый, невозможно притягательный, мой… и ничто этого не изменит.

Твои шальная улыбка и дерзкий взгляд, в котором плещется столько всего: любовь, страсть, вызов, срывают башню. Сильнее сжимаю член, быстрее двигаю вверх-вниз. Кайф. Закрываю в блаженстве глаза, откидываю голову назад. Ты начинаешь рваться, безуспешно пытаясь освободиться.

— Ал, расстегни браслеты, — твой голос выдергивает из чувственной неги. Я распахиваю глаза, вопросительно смотрю на тебя. Все же не выдержал?

Облегченно вздыхаю. В груди растекается тепло. Это не торжество, нет. Еще минута, и я сам бы разорвал молчание, но ты опередил, и в этом тоже твое превосходство.

— Нет, мой рыцарь, сегодня ты в плену у злобного дракона, смирись, — отрываюсь от своего увлекательного занятия, хватаясь руками за спинку кровати.

Сидеть на бортике надоело, железо нещадно вгрызается в многострадальные ягодицы, а солнце жарит голую спину.

— Алекс, пошли чаек кормить, а то еще подохнут с голодухи до следующего парома, — передаю привет гринпису, и ты уходишь к машине, возвращаясь с пачкой печенья, что была мной заныкана на всякий пожарный, когда семечки закончатся и нечем будет доставать Колю.

Як заправские интуристы делаем вид, как это невъебенно интересно. Вот если бы их ловить на лету — это прикольно. А так… эти проглоты только орут и гадят на палубу, ну, или на кого попадут. Надоело…

— Любимый, пошли телок снимем, — как последний камикадзе, предлагаю тебе. — Скучно, — с наглой улыбкой считаю секунды до появления ответной реакции: «Раз… два… три…»

— Ахренел? Я тебя щас за борт выкину, чтобы ты развеселился, — смотрю, как в твоих глазах читается «убийство». — Могу еще при народе отодрать. Пиздец, как весело будет, — ты сжимаешь футболку на груди в кулак, притягивая меня к себе.

— Ахренел?! — вторю тебе. Что-то у меня сразу весь энтузиазм сдулся.

Плавать я, конечно, умею, но не посреди Керченского пролива, возле снующих паромов. Я на такое не подписывался. Видим доки и спускаемся обратно в трюм. Ну, как спускаемся? Я иду, периодически тобой подталкиваемый вперед. Блюдёшь мое «облико морале», чтобы я не пошел приключения искать.

Открывается жерло водного монстра, и мы выезжаем. Снова в салоне, мягкое кожаное сиденье под попой, которая уже болит от постоянного сиденья и твоего домогательства. Все надоело, утомило, даже сон не идёт или идёт…

Приподнявшись, стекаю со своего насеста на колени. Ползу к тебе, трусь головой о внутреннюю сторону стройных бедер, щекоча их волосами. Прикасаюсь губами, оставляя влажный след на коже. Я вижу реакцию твоего тела, поджатые яички, член, выделяющий секрет, напряженные мышцы пресса, вздымающуюся грудь, румянец, разлившийся по небритым щекам.

Тяну руки, касаясь кончиков пальцев на ногах. Невесомо веду руками по ступням, голеням, согнутым коленям, к которым прикасаюсь губами. Бедрам, которые покрываются мурашками. Добираюсь до цели, щекочу кожу вокруг пениса, под мошонкой, взвешиваю в ладони потяжелевшие яички, бегу двумя пальцами по стволу к головке. Сжимаю его и оттягиваю кожу вниз, глядя тебе в глаза. Ты плывешь, подрагиваешь от моих прикосновений. Такой отзывчивый.

— Любимый, правда ведь, кулак не так хорош, как я?

— Что ты сказал? — твой голос совсем рядом. Открываю глаза. Передо мной счастливо улыбающаяся мордаха любимого с двухдневной щетиной на щеках.

— А? Что? Я что-то сказал? — недоумевая, пытаюсь проснуться.

— Ну да, что-то про кулак, — напираешь на меня и телом, и расспросами.

— Любимый, это была угроза, — наконец, врубаюсь, что переплел реальность и сон. — Если еще раз меня так разбудишь, будешь неделю любить только Дуню Кулакову. Дай сон с тобой в неглавной роли досмотреть, — увидев в твоих глазах сериал из вопросов, ухмыляюсь, не дав ответов. Подкладываю под поясницу подушку и…

Склоняюсь, захватывая обнаженную головку ртом. Ты стонешь. Забираю глубже, почти до упора. Ты большой мальчик, трудно вобрать тебя полностью, но я стараюсь, одновременно лаская яички. Веду большим пальцем вниз, к сжатой дырочке, надавливаю. Сжимаешься. Да, я знаю, нужна смазка. Тянусь к тумбочке. Шарю рукой, и искомый предмет в руках.

Снова между твоих ног, смазку на палец, размазываю, чуть надавив. Стон. Рву упаковку, что зажата между зубами. Сажусь задом на пятки, сжимаю кончик латекса и раскатываю гандон по стволу. Немного смазки прямо на упакованный член. Поднимаюсь и, обхватив его рукой, придерживая головку, направляю в тебя.

Туго, ты не растянут, надавливаю сильнее, самому становится больно, ты стонешь, но не протестуешь. Терпишь мои идиотские выходки. Наконец, пропихиваю головку, дальше будет легче. Тебе больно, я вижу прикушенную губу, сжатые глаза, кулаки, напряженные ноги…