К четырем вечера я уже толкусь в приемной федерации. Крутозадая секретарша с такими кривыми ногами, как будто всю свою предыдущую жизнь служила в кавалерии, недоброжелательно осматривает меня с головы до джинсов и снова утыкается в монитор компьютера. Готов поспорить. Она сейчас пишет всякое враньё о себе в социальных сетях. Внешность и фигура у неё, исходя из её сочинения “Я прекрасней всех на свете”, почти как у Анжелины Джоли, но только она, конечно же, моложе. Скорее всего это «Фейсбук» или “В Контакте”, но только не “Одноклассниках”. Те, с кем она когда-то училась, ни за что не поверят в то, что с “копией Анжелины Джоли”, за несколько лет произошли такие кардинальные изменения. Она доверенное лицо, а может быть и не только лицо, помощника Председателя наблюдательного совета Шпажкова Аркадия Львовича. Помощник метит в президенты федерации. Вот и устроил (почти подарил) на работу в федерацию своего троянского коня. Точнее сказать – лошадь. Зовут лошадь Нателла, и она классическая кикелка. Кикелка-это такая грузинская женщина. Представляет собой что– то среднее, получаемое от соединения стервы с базарной бабой. Я так понимаю, что обычный тренер типа меня, для неё просто мусор, который забыли убрать с красной дорожки, по которой она идёт по жизни. Впрочем, её отец возглавляет грузинскую диаспору в Москве, поэтому, на всякий случай, я воздерживаюсь от того, чтобы поделиться с ней своими мыслями, насчет неё, вслух. Чуть погодя кикелка осторожно просовывает свой не маленький нос, в приоткрытую ею же дверь, в комнату заседаний и что-то там говорит. Я догадываюсь, что обо мне, потому что, чуть обернувшись в мою сторону, она сухо произносит: "Вас вызывают.”

Проскользнув ужом в образовавшуюся брешь, попадаю в комнату с немалым числом людей, любопытно уставившихся на меня. Сесть мне никто не предлагает, из чего я делаю заключение, что разговор предстоит не из приятных. Так и есть. Президент федерации Битов берет в руки красную папку. На обложке, обращенной ко мне, выгравировано золотым тиснением Битов А. П. Надпись выполнена как-то так, что мне на память сразу приходит сестра– близняшка этой папки, в которую был вложен текст армейской присяги. Я сомневаюсь в том, что Президент сейчас начнёт зачитывать присягу, но ведь зачем-то он взял эту папку. В наступившей тишине он читает вслух буквально следующее:

“12 декабря в самолёте, который летел со сборной кадеток, из Копингагена в Москву, тренер Семёнова Ю.Н. накрывшись с головой пледом, делала менет тренеру Петухову Д.М.”

– В конце письма: дата 14 декабря и всё.

– Подписи нет", говорит Президент, посмотрев письмо на свет, как будто подпись могла быть написана симпатическими чернилами.

– Как ты можешь прокомментировать это? спрашивает он, обращаясь уже ко мне.

– Знаю по опыту – говорю я – если по чесноку, в самолете и заняться-то нечем. Даже курить запрещено.

Главбух федерации, женщина необъятных размеров желудка и амбиций не даёт мне продолжить мою тираду, буквально брызжа слюной от возмущения. Ежедневные 50 грамм коньяка, которые перед заседанием, милостиво принял в себя её объёмистый желудок, приятно будоражат кровь и придают дополнительные импульсы её языковым мышцам. Она хотя и не член Исполкома, но как всякая женщина просто не может не высказаться по поводу происшествия, даже если и не была его очевидицей.

– Не важно, что было на самом деле, – произносит главбух. – Но зачем же писать об этом? Таким образом она демонстрирует, что ей совсем не безразлично. Правда, не вполне понятно – что именно.

Что может быть более захватывающим, чем спектакль под названием “жизнь”. Мальчики с детства играют в войну, изображая бесстрашных полководцев, девочки – в куклы, изображая своих матерей. Но вот дети выросли, однако играть не перестают, изображая персонажи, на которые они стремятся походить. Хорошие актёры становятся президентами, плохие-сантехниками, а те, кто не стал ни тем, ни другим, становятся критиками. Кто-то же должен грамотно объяснить, как случилось, что хороший актёр стал таким, каким он стал. Вопрос же “Почему плохой актер стал сантехником?”, вообще никого не интересует. Ну, может только самих сантехников.

Председатель наблюдательного совета Красницкий Иван Евграфович, сидевший во главе стола, чуть кашлянул, заставив замереть по команде "смирно”, всех сидящих за столом заседаний. Будучи, как говорят монахи, “в миру” министром автомобильных дорог, он сразу хватается за вожжи управления совещанием. Министр может изображать кого угодно и когда угодно. Может у них в министерствах этому учат, а может им это дается уже при рождении. Короче, министр изображает сегодня Эркюля Пуаро, роль которого в своё время гениально сыграл Дэвид Суше. Приглаживая несуществующие усы, он вкручивается в меня таким взглядом, что если бы это было сверло, то я бы сразу превратился в дуршлаг Вопрос отточенный годами, проведенными в министерстве, звучал подчеркнуто угрожающе, при всей его банальности:

– Я хочу спросить, чего, собственно, Вы добиваетесь?

Не имея возможности отговорить его от “желания спросить”, я решил применить макиавеллевские правила одного из моих клиентов, который долгое время проработал в министерстве иностранных дел.

Правил было два:

1. Никогда не отвечай на заданный тебе вопрос словами «Да» или «Нет.»

2. Если вопрос задан так, что невозможно не ответить словами да или нет, вообще не отвечай, а задай встречный вопрос или ответь на то, о чём тебя не спрашивают. Судя по тому, что клиент занимал в министерстве солидный пост, правила работали.

– Я уверен, что девушек нужно поощрять за то, что они научились делать хорошо.

– Вот даже как! И Вы учите их, как делать хорошо?

– Это моя профессия!

– Надеюсь, что все они хотя бы совершеннолетние?

– Как правило, из совершеннолетних редко получаются чемпионки. К тому же с возрастом шансы сделать карьеру в зарубежном клубе стремятся к нулю.

– То есть Вы их готовите на экспорт?

– Судьба спортсменок непредсказуема, поэтому я не исключаю и такое.

Воспользовавшись паузой, образовавшейся из-за того, что министр запивал, полученную от меня пилюлю, минералкой, в разговор вступил президент федерации. От тоже решил изображать из себя следователя, но такого, который наконец-то заполучил к себе на допрос матерого рецидивиста. Подражая Глебу Жеглову («Место встречи изменить нельзя») и не менее чем, он просипел:

– Мне сообщили (а в переводе с чиновничьего языка на простонародный– "донесли”), что во время тренировок ты частенько упоминаешь фамилию “Барнулли.” Может прояснишь нам кто это?

– Не Барнулли, а Бернулли. Это, ну как бы сказать пообразней, Ян Уве Вальднер (легендарный игрок в настольный теннис из Швеции, прим. автора), но только в математике.

Министр, отставив недопитый стакан, снова ухватился за ремень допроса.

– Я могу и по своим каналам выяснить какие у Вас дела с этим итальянцем, но хочу это услышать от Вас это здесь и сейчас. Предупреждаю Вас, что информация, которую Вы, сообщите будет тщательно проверена на предмет правдивости.

Тут было над чем поразмыслить. Если сейчас я начну подробно рассказывать про семейство Бернулли, которое в течении трёхсот лет давало миру великих математиков, разговор не только затянется, но может попасть в такое болото, в котором я завязну “по самое не могу.” Поэтому, памятуя что краткость в среде чиновников, объясняемая, прежде всего скудостью их воображения (но при этом поощряемое начальством) обычно приветствуется, говорю:

– Я занёс в формулу Бернулли показатели успешности выступлений спортсменов, чтобы определять, таким образом, вероятность их будущих побед.

– Напишите на бумаге эту формулу, чтобы секретарь заседания зафиксировал её в протоколе.

– Ага, счас, думаю я. Так я Вам и принёс ключ от сейфа, где лежат мои денежки.“ Делаю вид, что мучительно вспоминаю содержимое формулы и говорю, что предварительно должен свериться со своими записями. Министр, однако, таким ответом не удовлетворяется. Тем более, что ответ прозвучал не так, что к нему можно было прицепиться и продолжать раскручивать обвиняемого (При этом презумпция невиновности на меня конечно же не распространяется. Я же не ровня ему, в конце концов.). Поэтому он берет в руки мобильный телефон, вроде бы намереваясь позвонить куда-то, и глубокомысленно произносит: "Очная ставка всё расставит по своим местам.”