Хороший мне барин попался – жаль в мужья не может быть как простой крестьянин. Но и так ладно получается: и деньги платит за работу, и свою и мою страсть греховную удовлетворяет, – думала служанка, покидая школу, где в своей половине мирно спал учитель в изнеможении чувств после страстного соития со служанкой, которая в сонном забытьи представлялась ему юной и нагой девушкой Татьяной.
В это самое время Татьяна у себя дома, уединившись в светлицу размышляла: – Пойти ли ей навестить учителя перед отъездом или нет? Если пойдёт, то случиться ей потеря девичьей чести: она не сомневалась, что в этот раз Иван уже не откажется от неё как тогда – тому порукой его поцелуй в сенях, но что потом? Утром учитель уедет на всё лето, потом она уедет и эта близость с любимым может оказаться единственной за всю жизнь и она, по бабьим словам, подслушанным летними вечерами, даже и не поймет всей женской радости в объятиях мужчины, как придется расстаться надолго, а быть может и навсегда.
– Нет, не пойду сегодня за девичьим грехом к учителю, – решила девушка: в конце лета он вернется сюда и я, наверное, определюсь со своими чувствами – вот тогда пусть всё и случится – если мы оба этого пожелаем. Таня была решительная, но разумная девица и даже согрешить надеялась с пользой для себя и для услады Ванюши: чтобы он распробовал её всю и прикипел к ней душой и телом – тогда ему будет хорошо с ней и он отведет её под венец, если она не передумает: бабы, обсуждая свои дела с мужьями, летними вечерами на лавочках у дома, часто сетовали, что парень-то вроде нравился, но стал мужем и в постели супружеской нет от него ни тепла, ни радости женской: никакого удовольствия, окромя детей нет от таких мужей.
Рассудительность Татьяны спасла Ивана от совращения девушки, если бы она наведалась к нему перед отъездом, и, очнувшись от дремы после скачек с Ариной, учитель продолжил свои сборы к отъезду в родные края.
Утром Арина пришла пораньше, собрала корзину снеди в дорогу, фляжку с водой, покормила завтраком, подошла сзади, когда Иван допивал чай и, сунув руку учителю в пах, ухватилась за восставшую сразу плоть и предложила: – На дорожку, Иван Петрович, согрешить и облегчиться не желаете? Я мигом исполню – только прикажите. Лавочник еще не скоро подъедет на своей тарантайке – он всегда долго собирается в дорогу.
– Нет, Арина, хочу, но не буду. После нашей вчерашней скачки на диване, я до сих пор не оправился: ноги ноют, будто весь день шел пешком. Удивляюсь твоей прыти: вчера стонала и билась подо мною словно рыбешка на крючке, а сегодня готова повторить женский грех как ни в чем не бывало. Истинно говорят, что женщины, как кошки – ничего их не берет.
– Неправда ваша, Иван Петрович, – обиделась Арина отказом учителя согрешить прямо сейчас. Мы, женщины, лишь исполняем мужские желания и потому должны быть всегда готовы уступить, чтобы и для себя получить малую толику удовольствия. Я вот попросила сейчас вашего внимания, но вы отказались, сославшись на дальнюю дорогу. Что же мне теперь пригорюниться в обиде? Нет, дождусь вашего возвращения и, надеюсь, вы не расколете меня надвое с голодухи без женщины всё лето, если, конечно, батюшка ваш не оженит вас за лето и вы не вернетесь сюда с молодою женою.
Некому тогда будет утешить бедную вдову, потому что с женатым учителем я грешить не буду – хоть убейте, мне это противно будет. Одно дело с одиноким мужчиной согрешить одинокой вдове, а совсем другое дело мужа соблазнять – это смертельный грех, который не замолить в церкви. Прощевайте, Иван Петрович, хорошего вам отдыха и знайте, что Арина будет ждать вас здесь и никому не позволит прикоснуться к себе. Я женщина верная, даже в плотском грехе, – закончила служанка свои слова, услышав скрип подъехавшей телеги лавочника.
Иван прихватил свой чемодан, Арина взяла корзину с припасами в дорогу и они пошли навстречу лавочнику, причем Иван ухитрился шлепнуть служанку по упругой ягодице, чем снял обиду женщины за свой недавний отказ ублажить плотские чувства на диване перед длительной разлукой. – Вернусь из дома, держись Арина, – пошутил учитель, – или сам напополам расколюсь, или тебя вдребезги разнесу на диване от накопившегося желания.
– Ничего, потерплю, – ответила женщина, – бог терпел и нам велел; только возвращайтесь, а уже плоть нашу мы умиротворим как-нибудь и к взаимному удовольствию. Я тоже иногда хочу в приступе похоти укусить вас до крови, но терплю и кусаю лишь до синяков, – так и вы стерпите и не замучаете меня до смерти, дорвавшись после разлуки до женских прелестей, которые у меня налились желаниями, благодаря вашей неустанной заботе о бедной вдовушке, – отшутилась Арина и мимоходом цапнула Ивана за мужское естество, которое тут же воспрянуло от прикосновения женской руки.
Надо сказать, что за зиму Арина привела свои руки в порядок: грубая кожа сменилась на мягкую, исчезли шишки на пальцах, ладони уменьшились и теперь прикосновение этих рук к мужскому телу было нежным и мягким и вызывало прилив желания, чем Арина иногда пользовалась, вызывая ответную страсть учителя, если он два-три дня не приглашал её на диван для взаимной утехи. Природная женская интуиция помогала Арине добиться желаемого посещения дивана легкими прикосновениями к мужчине в чувствительных местах, вместо унизительной, как она считала, просьбы к учителю совершить с нею прелюбодеяние, которого жаждала её здоровая женская натура.
Женской лаской от мужчины всегда можно добиться желаемого результата, тогда как просьбу или приказание мужчина часто считает покушением на свои права и выполняет их не всегда и неохотно.
Во дворе школы Иван погрузил на телегу, что подогнал к дому лавочник, чемодан и корзину, присел сбоку на охапку сена и выехал со двора под прощальные взмахи руки Арины, которая другой рукою вытирала уголком передника набежавшую вдруг женскую слезу: не чужого все-таки человека провожала служанка и будет теперь она ворочаться во сне, вскрикивая от накатившего желания ощутить в себе этого мужчину с разными глазами, что пришелся ей по вкусу, разбудив дремавшие в молодой вдове плотские страсти.
Далеко за полдень, телега трясясь и громыхая деревянными колесами, вкатилась на выложенную булыжником пристанционную площадь уездного города, где пути учителя и лавочника расходились. Учитель направился к извозчикам, справиться о попутном транспорте в сторону отчего села, а лавочник отправился к лабазникам загружаться товаром, чтобы к ночи успеть вернуться обратно в село.
Иван поговорил с извозчиками, оказался случайный попутчик, и они сговорились за умеренную плату в четыре рубля на двоих завтра выехать поутру до Мстиславля, откуда Ивану было рукой подать до родной отцовой обители.
Уговорившись с поездкой, Иван снял до утра комнату на съезжем дворе, оставил чемодан с корзинкой и пошел прогуляться по городу, который оставил год назад, закончив учебу. За год здесь ничего не изменилось: горожане копались в огородах, работали на железной дороге и в мастерских. Местные жиды, коих была добрая половина населения городка, торговали в лавках и на складах, шили одежду, тачали обувь и давали деньги в рост под большой процент, чем вызывали тихую злобу заемщиков и всеобщую неприязнь ко всему еврейскому племени, дошедшую до еврейских погромов два года назад, с убийствами людей и поджогами лавок и жилищ иудеев, чему Иван был свидетелем и участником.
Сейчас в городе было тихо и расслабленно по летней жаре и ничего не напоминало о взрыве страстей и насилия, что случилось в то бурное время революционных перемен.
Иван навестил инспектора школ и училищ, что приезжал к нему в школу с проверкой и выхлопотал потом в попечительском совете вознаграждение Ивану за хорошую работу: визит вежливости не помешает, а участие инспектора в его судьбе может и сгодиться. Инспектор этот, плешивый округлый человечек жил, неподалеку от станции и как раз всем семейством пил чай на веранде, когда Иван, стукнув щеколдой, вошел во двор. Лохматая собачонка, что сидела на цепи возле будки, зашлась звонким лаем до остервенения, почуяв чужого человека, но тотчас поджала хвост и оказалась в будке, едва хозяин вышел на крыльцо и, прикрикнув на нее, пригласил гостя в дом. Он искренне обрадовался молодому учителю и пригласил почаевничать с ними, на что Иван, пожевавший в дороге лишь хлеба с ветчиной да пироги с капустой, что собрала ему в дорогу Арина, охотно согласился. Гостю к чаю подали борща, жареные грибы с картошкой, селедочки, буженины, так что чаепитие превратилось в полноценный обед.
