Следующим утром я сидел в хорошем двухэтажном номере безжалостно сметенной впоследствии с лица земли гостиницы «Интурист» на Тверской улице и беседовал с человеком по имени Омари Сохадзе, из визитки которого следовало, что он является генеральным директором фирмы «Интертеатр», она-то и организовывала фестиваль.

Что это за фирма? Как говорил сам Омари, «это агентская компания с филиалом в Лондоне, которая занимается международными контактами в области искусства». А сам он вроде бы окончил Тбилисскую академию художеств, преподавал в Московском архитектурном институте, занимался дизайном, писал пьесы и даже романы… А потом решил замахнуться на нечто более масштабное.

– Что вам нужно, чтобы быстрее начать работу? – спросил Сохадзе.

– Бюджет в… миллион рублей.

– Договорились. Что еще?

– Офис.

– Занимай соседний номер!

– Автомобиль.

– Э-э-э, дорогой, остальное сам решай.

Через неделю у меня работало 25–30 человек. Номер в «Интуристе» жужжал как улей. Стучали пишущие машинки (да-да, еще стучали, хотя сам я в Академии общественных наук уже привык и пристрастился к компьютеру и даже подумывал о покупке такового), люди бегали туда-сюда, в типографии «Московская правда» верстался макет. А я в одиночку определял содержание номера. Как в сказке про Курочку Рябу – не простого номера, а золотого; такого, чтобы его не просто интересно читать, но и чтобы он показывал все величие фестиваля «Красная площадь» вместе с организаторами.

Получалось? Во многом да. В первом номере, который удалось отпечатать вечером 3 июля, накануне открытия фестиваля, уже было интервью с одним из главных героев фестиваля – знаменитым испанским тенором Хосе Каррерасом, а рядом – с Игорем Моисеевым, Валентином Юдашкиным.

Во втором номере, который вышел через три дня, в разгар фестиваля, мы рассказывали о том, как фестиваль триумфально начался, как пели Евгений Нестеренко и Зураб Соткилава, танцевали Владимир Васильев и Екатерина Максимова, как гремели фейерверки и выражали свое удовлетворение именитые зрители.

Омари опять был доволен, заметив, однако, что номера надо активно продавать. На продажи я никогда не подписывался, не стал заниматься ими и на этот раз.

В третьем… Про третий Омари сказал, что его выпускать не надо. А я все равно оплатил все расходы и под занавес фестиваля выпустил. Хотя, может, и зря.

Еще надо сказать, что наряду со спецвыпусками «Точки зрения» я продвигал информацию о фестивале и в другие издания. А уж родной «Вечерний клуб» стал, разумеется, бессменным информационным партнером. PR мирно соседствовал с журналистикой, а иногда уступал ей пальму первенства.

Я и вовсе позабыл о пиаре, когда мне предложили (всего-навсего вдвоем с коллегой) поехать в аэропорт и встретить саму Майю Плисецкую. Она долгое время провела за рубежом, в конце 80-х – начале 90-х работала художественным руководителем балетной труппы «Театро лирико насиональ» в Мадриде. В Россию прилетела специально на фестиваль.

– Прибыл самолет из Мадрида, – буднично произнес голос из динамика. А в VIP-зале все спокойно: кроме нас с партнером, всего два человека – пожилая женщина да мужчина лет тридцати с небольшим. Родственники, знакомые?

В черных брюках, красной блузке со змеящейся золотой кистью. Рыжие волосы. Слегка напряжена: что за люди вокруг, как себя вести, на что настраиваться? Вручаю букет из 15 больших роз и начинаю спрашивать.

– …По поводу того, насколько много для меня значит отъезд в Испанию. Ничего не значит! Просто я работала в Испании, а теперь уже не работаю. В Испании больше нет классического балета, только модерн. Только без туфель, босиком – совершенно другой стиль. Им так нравится, но… это не мой профиль. Я люблю модерн, но не сильна в нем и тренером здесь не могла бы быть. Так что Испания – это уже прошедшее.

– Майя Михайловна, в одном из интервью Владимиру Васильеву задали вопрос: до каких же пор вы будете танцевать? А он ответил: видно, на том свете отдохнем. А ему уже шестой десяток…

– А мне седьмой. Так что ж, бросить? И чем прикажете заниматься?

– «Не знаю, кому на Руси жить хорошо, – говорили вы когда-то. – По-моему, никому». Изменилось ли что-то теперь?

– Я должна сначала все увидеть. Боюсь, что лучше не стало. Я слышу кругом только плохое. Но может быть… Я хотела бы, я очень хотела, я мечтала бы об этом… Если у вас есть такие букеты, не все потеряно.

– Вы сказали «у вас»?..

– Да у нас, конечно, у нас. У меня только эта культура, только этот язык. Родно мне только то, что тут. Поэтому и больно…

На следующий день она танцевала «Лебедя» на Красной площади. А в редакции «ВК» трепетно распечатывали сделанную наскоро в аэропорту черно-белую фотографию. На ней я был вдвоем с Плисецкой и… оказался слепым! Ничего, сказал ретушер (была и такая должность – никаких компьютерных технологий), мы тебе глазки откроем. И открыли – вышел сумасшедше-хитрый прищур. Зато Майя Михайловна получилась хорошо! И опять на первую полосу. Я на глазах становился знаменитым журналистом и… все больше углублялся в PR…

История с «Красной площадью» закончилась одновременно помпезно и прозаично. Мы отметили успех в банкетном зале Кремлевского дворца съездов. В честь главного гостя – Хосе Каррераса – из Испании самолетом подогнали шампанское Codornio. Среди гостей был даже старик Иван Козловский – бодрый и веселый в свои 90 с лишним лет. От власти присутствовал вице-мэр столицы Сергей Станкевич.

А потом Омари Сохадзе объявил себя банкротом. Из заветного миллиона я получил 700 тыс., чего хватило, чтобы расплатиться с нанятыми людьми и самому не думать хотя бы о том, на сколько бутылок еще хватит. И начал собирать рюкзак.

С конца 70-х годов я занимался горным туризмом, а позже альпинизмом. А настоящим крестным отцом для меня здесь стал человек-легенда, мастер спорта международного класса Владимир Кавуненко – о нем я также неоднократно и с удовольствием писал и в «ВК», и в других изданиях.

Владимир Дмитриевич был горазд придумывать альпинистские проекты, и очередной из них вызрел как раз к лету 1992 года: почему бы к 50-летию военных событий на Кавказе не встретиться ветеранам обеих сторон на Эльбрусе и не пожать друг другу руки?! Пусть с ними приедут дети и внуки, чтобы было кому продолжить традицию. И пусть эта акция – ее назвали «Эльбрусиадой примирения» – станет примером поколениям сегодняшним и будущим.

Сомнительно? Это на первый взгляд. А если разобраться…

Я разобрался. А после этого в течение нескольких месяцев, лет, да и по сей день пиарю (всегда бесплатно, заметьте!) эту самую «Эльбрусиаду», а вместе с ней – малоизвестные или неизвестные вовсе события Кавказской войны образца 1942 года. Для чего? Чтобы знали и не забывали, поскольку забывчивость в данном случае оборачивается потерей человеческих жизней!

Итак, заработал организационный механизм. Пользуясь давними связями между Краснопресненским районом Москвы и Баварией, провели переговоры с немцами – те приняли идею на ура. Презентация в Москве, в Доме дружбы народов под специально выученные бардами Олегом Митяевым и Костей Тарасовым альпинистские песни (Олег с Константином и на «Эльбрусиаду» с нами поехали); потом в Мюнхене, и вот уже готова программа, пик которой приходится на 18 августа 1992 года. В этот день по 50 человек с каждой стороны должны взойти на Эльбрус и установить на его вершине флаги России и Германии.

Стоит ли предполагать, что немцы забыли о событиях полувековой давности, а мы их вроде как разбудили? Нет, разговоры в ветеранских организациях Баварии шли давно. Не о помпезном восхождении и, конечно, не о флагах на вершине – о том, что России трудно сейчас, что в Приэльбрусье до сих пор есть объекты, не восстановленные после войны, а значит, надо помочь. Собирали деньги. И тут как нельзя кстати пришлась идея «Эльбрусиады примирения».

Так вот о мало- и неизвестном. 17 августа 1942 года группа немецких альпинистов, руководимая хауптманом 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс» Хайнцем Гротом (старик был жив и в 92-м)…