- А разве не ты первый полез обниматься? Нет? - Сереженька темнеет, тоже ставит чашку кофе на место и отворачивается. Он обижен, смертельно обижен. Но мне плевать.

- Из чувства благодарности. - Киваю. - А еще я боялся, что ты передумаешь, что ты сдашь меня и мою мать полиции…

- Я тебе хоть раз сказал, что я собираюсь это делать? - Сереженька снова ко мне поворачивается. - И ты спал, значит со мной, потому что боялся что я тебя в тюрьму отправлю? Поэтому ты и полез ко мне в этот же вечер? После убийства?

- Поэтому. - Отвечаю глухо. Мой любовник сжимает губы, затем вдруг резко мне бросает.

- Шлюха!

Это выше моих сил. Я не могу так больше. Медленно подымаюсь, иду к краю террасы, откуда открывается фантастический вид. Что же получается? Он что, думал, что я действительно по любви сплю с ним?

- Я бы тебя не сдал полиции, даже если бы ты не стал со мной встречаться. - Голос за спиной, полный обиды.

Господи, неужели так оно и есть? Оглядываюсь на него. А он продолжает.

- Я думал, ты пьешь, потому что тебе трудно принять свою гомосексуальность. А ты, оказывается, пил потому что меня ненавидишь. И при этом от секса ни разу не отказался. Мне кажется, или что-то не сходится? - Он сидит, смотрит в одну точку. Я никогда не видел его таким убитым. - Я к тебе больше не притронусь, обещаю. Так что, пожалуйста, не порть больше здоровье и мои нервы.

Подымается и уходит в дом. А я остаюсь стоять на террасе, глядя, как с ветки на ветку перелетают какие-то диковинные птицы с длинными хвостами. Мои мысли путаются. Я свободен? Неужели я свободен? От этой мысли радость наполняет меня, но при этом что-то не так. Жалость. Мне впервые жалко Сереженьку. Ведь если он и не думал меня шантажировать, то, получается, он по-настоящему меня любил? Все-таки он выпутал меня и мою мать из этой жуткой истории, всегда старался тепло ко мне относиться, но я его ненавидел. Мне хочется извиниться перед ним, но я понимаю, что вряд ли от моего раскаяния ему полегчает.

Захожу в дом. Он сидит в кресле, не шевелясь, его брови чуть приподняты, и мне приходит в голову мысль, что он плакал. А я не знаю, что ему сказать утешающего.

- Олег. Ты же мог сказать раньше. Я на самом деле тебя люблю, я бы понял.

Отворачиваюсь. Чертова любовь. Угораздило его… Я ненавижу сейчас себя за то, что каким-то странным образом умудрился ему понравиться, влюбить в себя.

- Прости.

Это все, что могу из себя выдавить.

- Приедем в Москву, я тебя отведу к доктору. Надо проверить, что с тобой. Дальтонизм - это плохо.

- Сам справлюсь.

- Я от тебя ничего не прошу за это. Это моя вина, я хочу исправить.

Сажусь напротив него, опускаю голову на руки.

- Сереж, я же свободен, правда?

- Ты всегда был свободен. А сейчас - тем более.

- Я могу встречаться с кем угодно? - Подымаю глаза на него.

- Олег, я не буду ломать тебе жизнь! Я люблю тебя, люблю, понимаешь? Я просто думал. - Сережа сглатывает. - Что я тебе нравлюсь, что смог как-то понравиться… И поэтому ты согласился быть со мной. И я ошибался. Но я не заслужил того, чтобы ты на меня смотрел как на подонка.

Вздыхаю. Получается, в нашей паре подонок все-таки я.

- Я куплю сегодня билет до Москвы.

- Нет, останься. Ты очень плохо выглядишь. Мы будем спать в отдельных комнатах, если хочешь. Но ты должен тут, за неделю отъесться, позагорать, придти в форму. - Сереженька надевает на лицо улыбку. Через силу. - Я думаю, в Москве тебя кто-то ждет. И этот кто-то не должен тебя увидеть таким измученным.

***

Я остался на Бали до конца недели. И я за это время не выпил ни капли. Я гулял по острову, купался, ел фрукты. А по вечерам мы с Сережей сидели на террасе и разговаривали. По-настоящему, так, как никогда не разговаривали до этого. И я вдруг для себя выяснил, что он не такой уж и плохой мужик, и, если разобраться, он мог бы стать для меня хорошим другом. Вот только я не дурак, я понимаю, что ему должно быть очень больно. Это для меня он друг - а я для него - источник боли. Но он, кажется, все равно был рад, что я с ним рядом, пусть и в таком качестве.

Мы разговаривали обо всем на свете, и лишь одной темы мы так и не коснулись. Он ни разу не спросил, а я так ему и не сознался, кто же стал катализатором моего признания. В кого я влюблен? И кто ждет меня в Москве? Хоть я уже и не был уверен, что ждет.

========== 8. ==========

Я вернулся в Москву абсолютно счастливым, полным надежд и приятных ожиданий, хотя дорога оказалась на редкость утомительной: из-за непогоды рейс был задержан на пятнадцать часов, поэтому и я, и Сереженька первый день рабочей недели попросту пропустили. В тот момент нам не показалось это серьезной проблемой. Приехав домой, мы тут же завалились спать, а наутро, еще не отойдя от аклиматизации, отправились на работу.

Было уже половина десятого утра. Вадим Арнольдович безбожно опаздывал, а я отправился в курилку, где повстречался с Алиной, Антоном и парочкой коллег из отдела логистики. Мое настроение было приподнятым, и я, витая в облаках, начал радостно глаголить о том, как же мне хорошо на Бали отдыхалось. Надо отдать должное, мои собеседники не только с огромным интересом меня слушали, но и даже ни разу не позубоскалили относительно “сказочного Бали”, хотя по их ухмыляющимся лицам это вполне себе читалось.

А я рассказывал про обезьянок, которых там видел, про птичек и бабочек, про красивых девушек на пляже, про водопад в джунглях и виллу с видом на океан. О том, что я жил на этой самой вилле с Сереженькой, знали все, только напрямую не говорили. Воспитанные люди.

И в самом разгаре моего повествования в курилку зашел Володя, сантехник. Мужик молодой и жизнерадостный. Поздоровавшись со мной за руку и закурив, он вдруг весело спросил.

- А вы что, Вадима Арнольдовича не пускаете что ли?

- В смысле? - Я почувствовал внутри неприятный холодок.

- Так он стоял под дверью. - Без задней мысли сообщил Володя. - Может, ждал кого?

- И сейчас стоит? - Я быстро потушил недокуренную сигарету.

- Нет, увидел меня и ушел. - А я недооценивал Володю. Чистой души человек. На вес золота.

Не задумываясь над тем, как на это отреагируют мои собеседники, я кинулся из курилки. Интуиция мне подсказывала, что происходит что-то не то. Надо было срочно поговорить с Вадимом Арнольдовичем. Я точно знал, что он должен был зайти в курилку. Но почему этого не сделал?

Я шел по коридору, когда увидел, как ко мне приближается наша секретарь Вера. Она работает сразу и на коммерческого, и на исполнительного.

- Олег, Вадим Арнольдович просил передать, чтобы ты срочно занялся подвалом: там воды по колено и все стены в плесени.

- А где он сам?

- У него по телефону совещание с генеральным в одиннадцать. Просил не беспокоить.

Киваю и направляюсь вниз, пытаясь понять: Вадима Арнольдовича действительно беспокоит судьба подвала или он что-то задумал? И почему он отправил ко мне секретаря, а не позвонил?

В подвале все как прежде: воды нет, плесень имеется. Ну что ж, ремонт, так ремонт.

***

Проблемы подтопляемых нижних помещений можно решать вечно. Это сизифов труд. Мой отдел в полном составе и под моим чутким руководством трудился уже больше часа, когда я решил все-таки подкараулить Вадима Арнольдовича. Я на самом деле хотел пообщаться с ним вечером, без свидетелей, но сейчас я вдруг остро почувствовал, что разговор откладывать ни в коем случае нельзя.

Оставив своих подопечных работать, я отправился к Вадиму Арнольдовичу. Он сидел на своем месте, когда я появился на пороге кабинета. Однако, вопреки ожиданиям, он, почти не глядя на меня, произнес.