Ну кончено, никто из нас, созерцая реликтовое панно, не удосужился взглянуть по сторонам. А между тем коридор не кончался. Нет, он как-бы поворачивал одновременно и вправо, и влево, сливаясь с боковыми проходами, и все три были объединены этим красочным витражом (и как только мы не разглядели его из вестибюля?). И это бред, но мне показалось, что один из проходов зовёт меня, наполняя мысли тихими, шелестящими фразами: «Зачем идти обратно тем же путём? Вернуться к выходу можно и другим коридором. Да и зачем возвращаться? Можно ещё побродить здесь. Ну когда ещё выпадет такой шанс? Разве ты не хотел новизны?».

В общем, в итоге мы так и сделали. Постояв ещё пару минут перед витражом, мы отправились исследовать новый коридор.

***

Мы прошли его очень быстро, лишь изредка проверяя, нет ли бреши в защите боковых комнат от любопытных взглядов. Некоторые двери еле держались в коробках, запертые хилыми замками, на вид готовыми выпасть от легонького нажатия, другие были накрепко заколочены удивительно новыми досками. Естественно, были и пустые проёмы, свет из которых я наблюдал в вестибюле. Но в комнатах снова не было ничего. Они были такими же голыми, как и та, сквозь которую мы сюда попали.

А вот одна дверь оказалась не только заперта, но и опломбирована. Я очень старался рассмотреть знак, впечатанный в засохший сургуч, но разобрать слившиеся друг с другом символы было трудно. «Большое округлое пятно в центре – наверное, герб Советов. А вот что за надпись по кругу? Да что ж такое?! Неужели, так ничего и не проясниться, и я, вернувшись домой, буду гуглить тёмными ночами?!»

Проход закончился, мы вернулись обратно к полутёмному вестибюлю, и я с надеждой посмотрел на дверь комнаты с баррикадами. Мария перехватила мой взгляд:

– Как так? Уже? Ну нет! Мы же не осмотрели третий коридор!

И, как и следовало ожидать, хоть часы на моём запястье уже давно проскочили время обеда, и в желудке начало урчать, сегодняшним приключениям ещё рано было закончиться. Мы пошли вдоль пыльной решётки, отделявшей коридоры от холла.

Ольга плотно сцепила руки вокруг моего предплечья, а Ильнур странно улыбнулся, оглядываясь на нас и догоняя убежавшую вперёд Марию. Я нервно дёрнул уголком рта, чуть не вырвавшись из цепких объятий, чтобы догнать этого сопляка и расставить наконец точки над «и». Но вовремя одумался: «Нет, нехорошо это будет. Я сам виноват, что вообще на всё согласился. Пусть всё теперь идёт, как идёт».

Впереди нас ждали длинные пятна света, тянущиеся из проёмов и зеброй лёгшие на пол. Их было три: одно – почти сразу у входа, следующее – через две двери от него, последнее – восьмая или девятая дверь, далеко впереди, но лишь центральная в их общем ряду. Пол здесь был не голым бетоном – на нём был ребристый настил из чуть округлых, как-бы выпуклых досок, как это бывает в очень старых квартирах. Доски сильно скрипели и пружинили под ногами, и я даже подумал, что во избежание травм надо бы посветить вниз.

За первым дверным проёмом оказался целый лабиринт из комнат. Маленькие клетушки выстроились аркадой параллельно внешнему коридору. Комнатки без намёка на двери, разделённые тоненькими перегородками из дранки, заляпанной штукатуркой, были освещены хмурым светом, лившимся сквозь пыльное, неожиданно толстое, общее для всех комнат окно из армированного стекла. А вдоль коридора, из которого мы в них попали, тянулся ещё один – тесный, тоже соединявший эти комнаты меж собой, как будто для этого было мало сквозных дверей. «Вот это да! Снова чудеса советской архитектуры. Возможно, здесь был канцелярский отдел…»

Окно, усиленное решёткой впаянного в него проволочного каркаса, поражало своей конструкцией, указывая на особую важность помещений. Ведь с противоположной стороны здания стёкла были совершенно обычными и давно повываливались. «А, может, и там окна раньше были такими, но от чего-нибудь пострадали, и их пришлось заменить?»

В общем, мы сошлись на том, что это либо какое-то важное научное помещение, либо бухгалтерия, ведь что же ещё так ценится в учреждениях? Ну и, конечно же, в пользу последнего говорила сама планировка: из некоторых комнат в маленький коридорчик смотрели пустые окна – такие, какие все помнят в старых присутственных местах.

«Но вот куда девались стекла? Хотя бы деревянные рамы, не говоря уж о дверях с косяками? Или всё-таки недострой? Но ведь… Хоть другие помещения ничего толком не рассказали, но заколоченные двери? Но пломбы?.. Это не соответствует такому варианту. Может, просто здесь не успели закончить? И правда, съехали… Будто, в спешке… Но вывезли-таки мебель и оборудование».

Впрочем, это всё было совсем не важно. А мебель могли растащить и сжечь на костре. Но Мария всё порхала по комнаткам, строя безумные догадки. Она припрыгивала, кружилась, и полы её пальто раздувались широким колоколом, подчёркивая тонкую талию. Ильнур и Ольга вяло бродили взад-вперёд, пиная натасканные сюда газеты и кучки какого-то тряпья. И я тоже вдруг решил досконально осмотреть помещения, заглянуть в каждый дверной проём, каждый угол этого «лабиринта».

Пройдя пятую из сообщавшихся друг с другом комнат, я обнаружил, что она последняя, и вышел в объединявший их коридор. Там я резко остановился, только сейчас заметив выход в некий тесный «предбанник». Свет проникал в него только из коридора, и моя тень вытянулась вперёд размытым чёрным пятном, погружая закоулок во мрак. С потолка на проводе свисала одинокая лампочка-шестидесятка, хотя до этого никаких осветительных приборов здесь не встречалось. А больше не было ничего примечательного, кроме того, что в противоположной стене была приоткрытая дверь.

Дверь висела на ржавых петлях, оттянувших наличники с косяком, так что в месте его стыка с проёмом образовались толстые чёрные щели. Коробка была сильно перекошена по диагонали. Круглая, ощетинившаяся щепьём дыра говорила о том, что раньше в двери был замок, а две более светлых области на некрашеном полотне ДСП намекали на сорванную ручку. Из зазора между дверью и косяком тянуло теплом и ароматом сырой штукатурки.

Я стоял на пороге и колебался, когда сзади в меня с криком «Бу!» врезалась неугомонная Мария. А за ней подоспели и остальные, тут же уставившись на мою находку. Несмело я поднял руку и толкнул дверь. И та откатилось вперёд с противным протяжным скрипом.

За дверью была кромешная тьма, и отсвет из-за наших спин выхватывал лишь брусчатый пол. Но здесь он был в ещё более плачевном состоянии: многие доски выпирали вверх, скрутившись и лопнув. Это говорило об их длительном контакте с водой, а каких-то из них вовсе не было, и в провалах открылась тёмная, влажная, неровная бетонная стяжка.

– Пойдёмте туда! – торжествующе вскричала Мария, уже выуживая из кармана телефон, чтобы посветить.

– Нет, – неожиданно резко ответил я, одёрнув её за руку.

Она пронзила меня огненным взглядом, и я смутился, выпустив её кисть и мягко объяснив:

– Смотри, какой пол! Недолго и споткнуться, нарваться на приключения…

– Но есть же фонарик!

– Не стоит. Тем более, там, в большом коридоре, остались две открытые комнаты. Помнишь? Ну? Уже не хочешь узнать, что там?

Думаю, и Ольге с Ильнуром не хотелось лезть неизвестно куда. Так что они развернулись и вышли вон. Мария постояла чуть-чуть у двери, а потом вдруг, зацепившись пальцами за косяк, вся подалась вперёд, ныряя во тьму. Под моим нервным взглядом она секунду висела так, придерживаясь за проём и, видимо, изо всех сил вглядывалась в черноту, а затем тихо, неуверенно пискнула туда: «Эй!..». Потом она вдруг резко подтянулась, отпрыгнув обратно, и за ней с треском захлопнулась откатившаяся назад дверь. На мой ошалелый взгляд она лукаво улыбнулась, пугая меня ещё сильнее, а затем прошмыгнула мимо, удаляясь в главный коридор.

***

Оставив позади таинственный лабиринт, мы пошли ко второму открытому проёму. Надо сказать, найденное за ним превзошло все наши ожидания.

Комната метров шесть на шесть была вся завалена голыми панцирными кроватями. Их каркасы были крашены в ностальгический синий цвет. Нижние из них стояли очень плотно, сдвинутые друг к другу, а другие были аккуратно поставлены вертикально и прислонены к стенам. Остальные были просто свалены сверху, заблокировав путь к такому же армированному, как и в лабиринте, окну. А прямо перед нами невероятным пятном обыденности среди этого металлического хаоса стояло четыре койки, расположенных абсолютно правильно, всеми ножками на полу, и расставленных по две в ряд, будто приглашая нас прилечь.