Подойдя к бронедвери, Йенс тихонечко понурил голову, снова почувствовав острый приступ угрызения совести от того, что сегодня выходной рабочий день для сотрудников архива может существенно затянуться. На то, что и ему сегодняшним вечером придется вкалывать сверх нормы, Николас не обращал абсолютно никакого внимания. К этому он уже привык за недолгую карьеру в отделе уголовного преследования, но напрягать других людей, видеть их косые, полные ненависти и яда взгляды, всем нутром ощущать их злобу, это было выше его сил. Даже, не то, чтобы ему было жалко этих людей. Ему, по большому счету, было на это наплевать. И только ощущение всеобщей ненависти совершенно посторонних людей, обращенное лично в его, Йенса, адрес, приводили Николаса в жуткий, неописуемый, прямо животный ужас и теснило в маленькой совести младшего инспектора и наплевательское отношение к людям, и пренебрежение чужими интересами.
Миссис Ван, загораживая своим телом от Йенса светящуюся цифровую панель сбоку от бронедвери, над чем-то колдовала, всячески при этом причмокивая и бубня себе что-то поднос, не то заклинания, не то просто какую-то веселую песенку на китайском языке. Слов Йенс разобрать не мог, поэтому все то время, что китаянка провозилась с кодом двери, простоял, разглядывая пустой холл, блестящий пол у себя под ногами. Но особенно ему приглянулись светодиодные лампочки под сводом, так загадочно менявшие свои оттенки. Николас стоял слева сбоку и чуть позади миссис Ван и внимательно наблюдал за всеми действиями китаянки. Свою трость, архивариус, повесила на левый локоть. И, несмотря на то, что трость явно мешала женщине работать с кнопками на дисплее, она ни на минуту не расставалась со своим орудием. Поначалу Николас хотел предложить миссис Ван подержать ее увесистую трость, но, потом, понял, что она ни за что на свете не согласится на его помощь и принялся просто ждать. Вскоре дверь в хранилище распахнула свои объятия, пропуская посетителей внутрь еще более темного, и еще более огромного, чем холл, помещения.
Да, помещение было действительно монументальным. Причем, высота потолков была такой же, как и в холле, возвышаясь куполом ввысь. А вот пол был намного ниже уровня порога входной двери, и чтобы добраться до одной единственной в помещении рабочей кабины для посетителей, необходимо было преодолеть сначала небольшую квадратную площадку, вымощенную черным мрамором с прожилками, сразу же за дверью и почти десять ступенек, выполненных из того же мрамора. Входная дверь располагалась в левом углу хранилища, поэтому две стороны площадки примыкали к стенам, а с двух других ниспадали мраморные ступени. Само помещение хранилища было разделено на две неравные части параллельно располагавшейся к двери стеклянной перегородкой, причем меньшая часть, находящаяся между перегородкой и входной дверью, была предназначена для посетителей, а большая часть – была вместилищем сверхмощного нейронного компьютера, центра обработки данных всех горожан Вурджвилля и гостей города. Стены и пол помещения были обшиты звукопоглощающим материалом светло-коричневого цвета, поэтому, когда Николас и миссис Ван вошли в хранилище и закрыли за собой тяжеленую дверь, звуки их шагов и, особенно, ударов трости миссис Ван по мраморным ступеням не вызывали здесь каких-либо эхоподобных явлений. Да и вообще, даже человеческий голос в хранилище звучал как-то по особенному, слегка приглушенно. Поначалу, Йенс подумал, что у него заложило уши, но постепенно привык к новому ощущению звукопередачи.
В хранилище было действительно темнее, чем в холле. И дело здесь было не только в том, что в отсеке для посетителей было намного меньше светодиодных лампочек, также меняющих оттенки освещения. Их яркость была искусственно еще более приглушена, чем в холле. В хранилище также ужасно пахло сыростью, но здесь, в отличие от холла, к этому запаху примешивался едкий запах жженой пластмассы и проводов.
Войдя в хранилище, Николас посмотрел сквозь стеклянную перегородку, за которой находился мозговой центр всего городского архива. Его нейронные соединения, трудившиеся без устали и день, и ночь, перегоняя килотонны битов и байтов, соединяя маленькие элементы информации в огромные блоки и закидывая их в сокровенные уголки искусственного интеллекта, мигали разноцветными огоньками, будто ночные мотыльки порхали с цветка на цветок. Вся информация из всех городских служб и ведомств, словно бы, по невидимому трубопроводу, стекалась сюда и обрабатывалась нейронным суперкомпьютером. Все ненужное и второстепенное тут же отсекалось еще на приеме, более важная информация дополнительно обрабатывалась и группировалась по особым и различным критериям. Но это вовсе не означало, что первоначально отсеченные данные бесследно и безжалостно уничтожались. Ни в коем случае. Ни одна крупица той информации, что попадала в городской архив, не пропадала даром. Все тщательно просеивалось и оседало в «аппендиците». Так работники архива называли самые дальние и труднодоступные закоулки суперкомпьютера. И в случае запроса тут же «выплевывалась» на огромный плоский монитор внутри кабины.
Миссис Ван, молча проводила Йенса до полупрозрачной кабины, застекленной лишь с трех сторон. На месте четвертой была пустота, отсутствовала даже дверца. Только потом Николас понял, почему кабина не была полностью изолирована. После нескольких часов работы с архивными данными, когда нейронная махина с каждой секундой пригоняла все новые и новые порции информации, ни на мгновение не останавливаясь, температура в кабине вырастала до нетерпимой, почти удушающей. И это несмотря на два огромных кондиционера внутри кабины. Поэтому отсутствие стенки и двери значительно снижало температуру, и позволяло посетителям доработать до конца.
Миссис Ван, проводив Йенса до кабины и настроив ему монитор, устроилась поудобнее неподалеку (оказалось, что между кабиной и стеклянной перегородкой стояло кресло) и стала изображать, будто она спит. Полупрозрачные стенки кабины позволили Николасу рассмотреть китаянку, сидевшую в кресле, получше и отчетливо заметить, что она вовсе не спит.
«Долг превыше всего. Даже поспать спокойно не дают» – хмыкнул Йенс и постарался полностью сосредоточиться на работе, хотя по-прежнему считал, что все это пустая затея.
Пред взором Николаса всплыл гигантский контур клавиатуры, содержавший наравне с вполне обычными кнопками множеством непонятных кнопок, на которых были изображены какие-то затейливые узоры, графики и аббревиатуры, смысл которых он так и не смог понять, даже проработав за монитором несколько часов. Поэтому младший инспектор постарался не использовать эти загадочные кнопки, обходясь знакомыми, привычными для любого пользователя компьютером, клавишами.
Немного попривыкнув к необычной раскладке, Йенс принялся работать своими длинными крючковатыми пальцами, выстукивая по клавишам, формулируя запросы, аналогичные тем, что задавал полицейскому архиву. Но данные, которые выводились на огромный монитор здесь, были куда объемнее, чем в участке. Здесь были фамилии сотен врачей и людей, имевших хоть какое-то отношение к традиционной медицине. Еще больше было людей, косвенно связанных с хирургией, и имевших дело с медицинскими опытами. Это были и ветеринары, и генные инженеры, и робототехники, и еще бог весть какие-то профессии, о существовании которых Николас и представления не имел до сегодняшнего дня. В файлах была почти вся информация об этих людях, во всех мельчайших подробностях, о которых Йенс и мечтать не мог.
Несмотря на всё быстродействие архивного суперкомпьютера, ему понадобилось достаточно много времени, чтобы отработать все запросы младшего инспектора юстиции. Наконец-то, почти через два с лишним часа, два неимоверно долгих часа, Николас, взмыленный, измученный от невыносимой и удушающей жары, царившей в кабинке, почти выдохшийся от нервного напряжения, уже слегка подслеповатый от нереально яркого монитора, дождался последнего файла, «извергнутого» из недр нейронного супермонстра, в котором содержались сведения о людях, имеющих любое отношение к хирургическим опытам. Но, это была только середина работы. Теперь же было необходимо перелопатить весь этот материал и отыскать в нем данные обо всех этих гражданах, которые могли находиться в предполагаемое время совершения преступления в Вурджвилле.