Винстон уже почти докопался до всех членов группы. По крайней мере, он точно установил троих ее участников, хотя сама банда, опять же по предположениям полиции, основанным на донесениях «стукачей» состояла минимум из десяти человек, четко исполнявших свою работу, каждый из которых знал только еще двух членов данной группы. Такая конспирация позволяла, в случае провала некоторых членов банды, остальным её членам быть уверенными, что они останутся вне подозрений, что обеспечит им судебную неприкосновенность. При таких раскладах Винстону надлежало установить сразу всех участников данной преступной группы, чтобы затем произвести операцию по одновременному задержанию их всех и не дать возможности кому-то ускользнуть.

Это дело захватило Джека, он целиком погрузился в него и уже был готов к точному установлению данных всех бандитов и последующей передаче этого дела в суд. А дело-то было нешуточное. На счету банды было несколько десятков эпизодов, а общий ущерб, по мнению специалистов, составлял более двух миллионов долларов. А тут как снег на голову новое дело, да еще такое глупое, никому не нужное поручение в Центре Скорби! Как некстати!

Сказать, что Винстон был недоволен этим заданием комиссара, значит не сказать ничего. Он был просто вне себя. Ну ладно, оторвали от дела, по которому он работал уже несколько недель и был готов к его закрытию, ну ладно, заставили поковыряться в своей голове, чтобы «родить» хоть какую-то рабочую версию. Но всучить такое «тухлое» поручение, на которое, к тому же, надо будет потратить весь остаток дня, поскольку Центр Скорби находился у черта на рогах, это было уже слишком! Ведь эта поездка ничего не даст. Саммервуд сама выяснит у семейного доктора или в клинике причину смерти Милтона. Да и нужно ли это вообще выяснять. Ведь расследуется дело не об убийстве, когда выяснение причины смерти потерпевшего напрямую указывает на то, каким способом он был убит, каким орудием преступления, какие улики стоит искать, что впоследствии может навести на след преступника, а дело об исчезновении трупа. То есть, к моменту похищения потерпевший был уже несколько дней как мертв. Винстон был в бешенстве. Читая на мониторе файлы по делу о «домашних роботах», он честно старался вникнуть в суть информации, которую читал, но сделать это ему никак не удавалось. Каждый раз, когда он только-только нащупывал суть отображенного на экране, его мозг, как по сигналу, возвращал его к теме пропажи трупа Милтона и этому ненавистному поручению.

И можно было бы попробовать, как Йенс, пойти к комиссару, поплакаться ему в жилетку, поныть, может быть, поторчать в его кабинете какое-то время, чтобы изрядно поднадоесть начальству. Но Винстон был не из таких, ему была противна сама мысль о подобном поведении. Это было ниже его достоинства. Лучше так как сейчас. Поскрипеть зубами, про себя пожаловаться на судьбу, поныть, попросить. Но только у себя, внутри, ни к кому не идя и не прося. За продолжительную службу в полиции Джек крепко-накрепко зарубил себе на носу, что ныть и просить – самое последнее дело и ни к чему не приводящее. Никто тебя не поддержит, никакой начальник не изменит своего решения, которое он уже принял и поручил тебе, как бы нелепо оно не выглядело. Ни за что и никогда. Поэтому сейчас инспектор юстиции первого класса Винстон попытался успокоить свои нервы за работой, которую вел вот уже несколько месяцев и знал ее как свои пять пальцев. Но сейчас и это ему не помогало. Он ничего так и не запомнил из того, что только что прочитал, никаких дельных мыслей он тоже не сгенерировал. Тем не менее, он просидел за монитором больше получаса.

Наконец, Джек решил, что сегодня, кроме как пойти в Городской Центр Скорби и там добросовестно исполнить полученное им от комиссара поручение, ему уже ничего не поможет. Он еще какое-то время просидел за компьютером, бездумно потыкал кнопки на клавиатуре, особо не заботясь о том, что из этого получится, ведь сохранять он ничего не собирался.

Затем, собравшись с духом, Винстон нашел в электронном справочнике номер телефона Центра и набрал номер на своем смартфоне. Он выслушал добрый десяток холодных казенных гудков, прежде чем ему ответили.

– Городской Центр Скорби Вурджвилля – раздался приятный женский голос на другом конце провода. – Слушаю Вас.

– Здравствуйте, меня зовут Джек Винстон. Я работаю в полиции, веду расследование дела об исчезновении трупа мистера Теодора Милтона. С кем бы я мог у вас пообщаться по поводу возможных причин смерти мистера Милтона? Кто из вашего медперсонала выезжал на вызов в дом к Милтонам?

– Одну секундочку – деловито отрапортовала девушка из Центра и пропала.

В трубке что-то защелкало, затрещало, а затем Джек услышал уже мужской голос, низким басом поприветствовавший его.

– Здравствуйте. Меня зовут Джек Винстон… – он механически повторил все, что только что выложил девушке-диспетчеру с приятным голоском.

– Да, мистер Винстон, меня зовут Роберт Хильштейн. Это я выезжал домой к Милтонам на предварительную экспертизу тела покойного Теодора Милтона – голос медработника был немного надломлен после того как он узнал цель звонка Винстона. Интонация его голоса приобрела какой-то тусклый, шершавый оттенок.

– Вы сегодня на работе? – задал вопрос Джек.

– Да… Вам ужасно повезло, мистер Винстон, – трагическим голосом пробасил Хильштейн и звучно хмыкнул. – Именно сегодня я на работе. Дежурю.

– Мы могли бы с вами встретиться и поподробнее побеседовать на эту тему?

– Сегодня? – уточнил бас.

– Конечно – подтвердил Джек. – Время очень дорого.

– Хорошо, я жду вас в Центре – обреченно выдохнул Хильштейн.

– Тогда до встречи – буркнул Винстон и дал отбой на трубке.

Затем он выключил компьютер и, прихватив с собой планшетный компьютер последней модели с надкусанным яблоком на обороте (Джек всегда был сторонником современных цифровых технологий, по возможности меняя свои гаджеты на новые каждый раз, когда в свет выходили их усовершенствованные модели. По возможности, он старался полностью перейти на электронное ведение своих записей, отказавшись от использования «бумажек»), отправился на служебную стоянку, где его ждал «безликий» седан от фирмы «Шевроле».

Уже перед самым его выходом, в кабинет инспекторов вплыл сам комиссар Стэмп, как всегда неспешно шагая и без конца теребя полу мундира.

– Так – начал Майк прямо с порога, явно недовольный тем, что все до единого инспектора все еще находились на своих местах. Он даже недовольно скривил лицо, давая этим понять подчиненным, что весьма недоволен таким их фривольным поведением. Но затем, немного смягчившись, продолжил.

– Хорошо, что вы еще не разбрелись. Вернее сказать, это очень плохо, что вы еще не начали работать со своими поручениями и, прямо скажем, плюете на приказы своего начальства. Но, сейчас это даже не совсем плохо. В общем, слушайте меня внимательнее.

Как всегда, когда комиссар говорил что-то значащее для него, он высоко поднимал указательный палец правой руки, как бы говоря тем самым, что его слова очень важны для всех слушателей. Вот и теперь, Майк высоко держал свой указательный палец, привлекая внимание подчиненных.

– Только что мне звонил мэр. Он по каким-то своим каналам разузнал о случившемся сегодняшней ночью преступлении. Мэр очень возмущен этим варварским поступком, по своему кощунству сродни с некрофилией. – Стэмп перекрестился, дабы отвести от себя этот грех. – И он недвусмысленно дал понять, что раскрытие этого дела является самой приоритетной задачей для всего нашего отдела на ближайшие дни. Преступление должно быть раскрыто в самые кратчайшие сроки. Поэтому, прошу всех собравшихся как можно внимательнее и добросовестнее отнестись выполнению полученных поручений. От качества их выполнения зависит весь исход нашего мероприятия.

Весь отдел, как и Редлифф, знали о приятельских отношениях между комиссаром и мэром Раковски и отнеслись к этой новости с легкой долей иронии.

«Как же, по «своим каналам». Знаем мы эти каналы. Сам же и рассказал, да еще, небось, и приукрасил для пущей важности» – почти одновременно подумали инспектора, но все они очень сильно ошибались.