– Большое спасибо, мистер Нюнсберг, за помощь – перед уходом крикнул Майк учетчику, продолжавшему возиться в углу комнаты. – Всего вам доброго. Смею надеяться на вашу гражданскую сознательность и поддержку в случае необходимости.
– Конечно, господин комиссар, всегда к вашим услугам – прокричал в ответ Нюнсберг, не отрываясь от своих дел. – До свидания!
Уходя, Майку пришлось снова пройти через цех готовой продукции. В воротах снова стоял тягач с прицепом, но это был уже другой автомобиль. А картина, между тем, нисколько не изменилась – также сновали люди и автокары, загружая товар, перекрикивались и ругались рабочие и между собой, и с пришлыми водителями тягача, и с их экспедиторами. В центре всей композиции располагалась миссис Диксон, то и дело отдавая команды направо и налево, и ужасно матерясь по поводу и без такового. Ее кучерявые волосы, казалось, вообще встали дыбом от напряжения.
Проходя мимо, комиссар Стэмп не стал подходить к начальнице цеха, издалека выкрикнув прощальные слова. Но, видимо, миссис Диксон так была увлечена своей работой, что пропустила его слова мимо ушей и вообще, даже не обратила на него никакого внимания. Скажем прямо, это обстоятельство нисколько не огорчило Майка и он, погрузившись в свои размышления, быстро скользнул через массивные железные ворота и был таков, направившись к своему автомобилю-монстру.
На проходной машину Майка уже встречали все те же хмурые охранники. Они-то как раз не только заметили приближение громадины комиссара, но и на прощание, вразнобой, кивнули ему, и он, не опуская стекла, коротко кивнул им в ответ. Когда комиссар подъехал вплотную к выходу, входные ворота, как по мановению волшебной палочки, открылись, выпуская урчащего монстра наружу. Майк резко нажал на педаль акселератора, обдав охранников густыми клубами дыма, и удалился прочь в морозное субботнее утро.
…
На стоянке перед полицейским участком было уже полным полно машин. Майк едва нашел место, чтобы припарковать своего грохочущего монстра. Ко всему прочему по пути от стоянки до участка Стэмп два раза попал в лужи, образовавшиеся на солнышке после ночного морозца, замочив при этом ноги.
Когда комиссар добрался до участка, ночная смена дежуривших полицейских уже ушла по домам на отдых, и Майк обрадовался, что ему не придется встречаться с этим нахальным и хамоватым Харрисом. Ух, до чего же он не любил, если не сказать ненавидел, этого молокососа в погонах. До чего же ему, иногда, хотелось съездить по его рыжей физиономии, да так, чтобы зубы разлетелись по разным углам. И только должностное положение комиссара не позволяло Майку опуститься до такого унижения и охлаждало его пыл.
В кабинете инспекторов собралась уже вся его группа, которая живо что-то обсуждала. Долгожданное весеннее солнышко, проникающее сквозь огромное во всю стену окно, наполняло помещение ярким светом и мягким теплом. Столы, за которыми в служебное время восседали инспектора, размещались почти как в школе – вдоль длинных стен по три с каждой стороны с проходом посредине. Один стол пустовал. И Майк, при проведении своих совещаний пользовался рабочим столом Редлиффа, так как тот стоял в самом конце кабинета, так, что столы остальных сотрудников отдела оставались позади него. Это было удобно комиссару, который во время совещаний переносил кресло Дика на другую сторону стола и оказывался при этом лицом ко всем своим сотрудникам. Во время, так называемых летучек, сам Редлифф занимал пустующий стол в самом конце кабинета, почти у выхода. Кабинет был образцом чистоты и порядка. Прекрасного качества крашеные обои кремового цвета были подобраны в тон натяжному потолку, оснащенному превеликим множеством светодиодных лампочек со встроенным изменением гаммы цветов. В кабинете присутствовала даже школьная доска. Правда, никто уже не мог вспомнить, для чего она вообще предназначалась изначально. Сейчас же ребята, в основном, использовали ее для развлечения – чертили на ней всевозможные карикатуры друг на друга, либо просто рисовали для снятия нервного напряжения. И самой большой загадкой для Майка было то, откуда берется мел для письма. Каждый раз, когда Стэмп специально забирал какой-нибудь очередной кусок мела, на следующий день на полочке под этой самой доской снова лежал новый мелок. После некоторых подобных фокусов Майк все же сдался и оставил и доску, и прилежащий к ней кусок мела в покое. Все инспектора сидели по своим местам, кроме Редлиффа, разместившегося возле стола младшего инспектора юстиции Йенса на маленьком стульчике для посетителей. Больше всех говорил Редлифф, и это было неудивительно для Майка. Ведь с самого поступления юнца Дика на службу в полицию, Майк сразу же почувствовал в нем стержень, способный превратить зеленого сопляка-очкарика, коим и являлся сейчас Редлифф, в толкового старшего инспектора, а может быть, в дальнейшем, и самого комиссара юстиции или добротного окружного шерифа. При появлении комиссара Дик тут же уселся за свободный стол, готовый слушать начальника и записывать все необходимое в свой блокнот.
«И эта вертихвостка здесь! – гневно подумал Майк, увидев в комнате Линду Саммервуд – Чего ей дома в законный выходной-то не сидится? Все чего-то доказывает, все чего-то жилы рвет. А кому это нужно? Кому? Мне? Да ни черта мне не надо ни ее стараний, ни ее умений. Да и, вообще, я бы с удовольствием обменял ее сейчас на толкового малого в брюках, а не в юбке. Ведь все равно я уверен, что не место женщинам в полиции. Грязная это работа, а женщина должна украшать мир, а не копаться в грязи».
И тут же Стэмп неожиданно для самого себя вспомнил Сару Милтон. Он был очень обескуражен этим обстоятельством. В памяти всплыли благородные черты девушки, ее безупречную точеную фигурку и, конечно же, просто по-царски грациозные движения. Майк постарался прогнать мысли о девушке.
«Вот что значит долгое отсутствие женской ласки – уже и на подозреваемых кидаюсь. Надо позвонить Элеоноре и договориться с ней о встрече, а то это просто так не пройдет».
Войдя в кабинет инспекторов (предусмотрительно оставив кожаный плащ и шляпу в своем кабинете), Майк принял максимально суровый вид, на который только был способен, дабы показать своим подчиненным всю степень значимости, которой наделен их начальник, и весь груз ответственности, которая на него возложена. Сухо кивнув присутствующим и что-то пробормотав себе под нос, Майк тяжелой походкой прошлепал за самый дальний стол, принадлежавший Редлиффу, который в это время сидел за соседним столом вместе с Николасом Йенсом, тоже младшим инспектором юстиции, но в отличие от Редлиффа, не обладающего особыми талантами в сыске и не выказывающего особых рвений по службе. Пройдя за стол, Стэмп также тяжело плюхнулся в черное канцелярское кресло, поскрипывающее при каждом неловком движении седока, положил руки на стол, сложил ладони в замок и обвел подчиненных испытывающим взглядом прежде, чем начать «летучку». При виде своего начальника, да еще такого особенно грозного, каким был Майк сегодняшним утром, все собравшиеся немного приутихли, только Йенс по-прежнему продолжал что-то тараторить прямо в ухо Винстону, который, в свою очередь, полностью сконцентрировал свое внимание на комиссаре.
– Доброе утро, если, конечно, его можно назвать добрым, учитывая тот факт, что все мы собрались здесь, в свои выходные дни, по служебной необходимости – поздоровался Майк с присутствующими в кабинете инспекторами юстиции, внимательно уставившись при этом на младшего инспектора Йенса, который, заметив его пристальный взгляд, опустил глаза вниз и принялся разглядывать свои принадлежности. – Я собрал вас всех здесь по очень серьезному делу. Сегодняшней ночью у нас произошло весьма странное и, вместе с тем особо тяжкое преступление – похищение трупа. Я думаю, младший инспектор Редлифф успел ввести вас немного в курс дела. Так вот, похищен труп некоего Теодора Милтона, рядового учетчика мусороперерабатывающего комбината. Мы вместе с инспектором Редлиффом успели подсобрать кое-какую информацию относительно расследования данного дела. Сейчас нам необходимо обобщить ее и выдвинуть рабочие версии. Если есть какие-нибудь вопросы до начала, милости прошу, задавайте.
