ЖОРА. Постой, но здесь же заповедник.
ЛЕНЬКА. Вот об этом речь и шла. Встречались чиновники с застройщиками. Первые предлагали за крупную сумму денег немножко подвинуть щит вглубь леса и оформить это документально.
ЖОРА. Немножко – это насколько?
ЛЕНЬКА. На два километра.
НЕМО. Правда? Тогда и мы попадаем. Наши дубы находятся в километре
от опушки.
ЖОРА. И что решили?
ЛЕНЬКА. Долго торговались, но, в итоге, пришли к общему знаменателю.
ЖОРА. Когда начнется вырубка?
ЛЕНЬКА. Сразу после того, как передвинут щит. Я так думаю, что в течении
нескольких недель чиновники утрясут это дело. Сейчас все делается быстро. Были бы деньги.
КОНТУШЁВСКИЙ. Это несправедливо! Два охломона только вселились, и их сразу
рубить? А про этого злодея Профессора я вообще молчу!
НЕМО. Пан Контушёвский, ну как тебе не стыдно! Счастье наконец
постучалось тебе в ствол, а ты мелочно цепляешься за справедливость.
КОНТУШЁВСКИЙ. Заткнись, недоумок! Пусть нас рубят, а их оставят. Зеленые
насаждения должны быть в каждом дачном поселке. Нельзя же дачу строить в голом поле.
ГОЛОС. Иудей!
ЛЕНЬКА. Кто меня зовет?
ГОЛОС. Ты мне не нужен. Иудей!
НЕМО. С пробуждением. Что тебе?
ГОЛОС. Я не спал. У меня в дупле жил дятел женского рода. Твой дятел
мужского рода совратил моего. И увел к себе. Теперь у них потомство и они живут у тебя. Верни мне дятла. Он – моя собственность!
НЕМО. Ну, насчет собственности ты, конечно, загнул. И твоего дятла я
вернуть не смогу, раз сложилась семейная пара. Но потомство уже подросло, и, я надеюсь, можно будет отправить к тебе какую-нибудь молодую особь. Тебя это устроит?
ГОЛОС. Мне все равно, какой дятел прилетит. Главное – чтобы он был.
НЕМО. Хорошо. Ты слышал новость о вырубке?
ГОЛОС. Да.
НЕМО. Ты рад?
ГОЛОС. Мне это безразлично.
НЕМО. Странно. Скажи хоть, как тебя зовут? Когда ты вселился в средний
дуб, я сказал тебе свое имя. Ты единственный в этом лесу знаешь, кто я. Но ты не назвал себя. Это неприлично с твоей стороны. Назовись.
ГОЛОС. Я Хасан ибн Саббах. Достаточно?
НЕМО. Мне это ни о чем не говорит…
ПРОФЕССОР. Более, чем достаточно!
ХАСАН. Прощайте.
НЕМО. Эй, Хасан! Эх, отключился.
ПРОФЕССОР. Так ты, оказывается, иудей?
НЕМО. Какое это имеет значение?
ПРОФЕССОР. И как тебя зовут? Ну-ка, ну-ка…
НЕМО. Не скажу!
ПРОФЕССОР. Надо же, сбежал.
КОНТУШЁВСКИЙ. И кто этот Хасан?
ПРОФЕССОР. Одиозная историческая личность. Потом расскажу. А ты, Контушёвский, похоже, историю не изучал. Ты изучал анатомию. Причем – практически.
КОНТУШЁВСКИЙ. Так же, как и ты в Китае.
ПРОФЕССОР. Но я знаю, кто такой Хасан ибн Саббах, а ты – нет. Так кто из нас
быдло?
КОНТУШЁВСКИЙ. Да чтоб тебя не спилили!
ПРОФЕССОР. И тебе того же.
ЖОРА. Что вы ругаетесь? Спилят всех.
ПРОФЕССОР. Нет. У них, наверное, план поселка есть. Там, где будут дома и улицы, деревья уберут. А вот на площади могут оставить рощицу. Чтобы скверик для отдыха был. Два больших дуба слишком старые. Их вырубят. Вдруг завалятся? А дубу, где обитает Контушёвский от силы лет четыреста. Вот его и оставят. Пусть себе растет и дает тень для играющих детишек!
КОНТУШЁВСКИЙ. Чтоб ты в своей следующей жизни попал в тело павиана! Там тебе
самое место!
ПРОФЕССОР. А что? Неплохо! Минимум забот. Съел банан, оплодотворил пару
самок, и – спи себе на дереве. Никаких Контушёвских вокруг!
КОНТУШЁВСКИЙ. Вот-вот.
ЖОРА. Контушёвский, ты обещал рассказать о гайдамаках.
КОНТУШЁВСКИЙ. Да пошли вы все со своими гайдамаками!
Продолжительная мыслетишина
Глава четвертая
Следующий день
ЖОРА. Контушёвский, отзовись.
КОНТУШЁВСКИЙ. Чего надо?
ЖОРА. Как насчет гайдамаков?
КОНТУШЁВСКИЙ. А что о них рассказывать? Быдло – как оно есть. Подумаешь, не позволили крестьянам попам кланяться. Какая разница: поп или ксендз? Бог-то один. А налоги везде платить надо. В любом государстве. А крестьяне не хотели. Что в Польше, что в России. Вы думаете, холопы крестьянской армии Пугачева меньше зверств творили? И никаких поляков в тех местах не было! При чем здесь оккупация? Борьба за свободу? Быдло везде бунтует. А причины две: тупость и лень. Вот так и на Украине. Гайдамаки – простые разбойники. Их малочисленные шайки существовали всегда. А вот когда к ним примкнули крестьяне – получился бунт. Но если бунт возглавит разбирающийся в тактике человек, то это уже не бунт. Это война. Причем, как правило, – с мирным населением. Потому что воевать косами и колами с регулярными войсками – дурацкое дело. Никакая тактика не поможет. Другой вариант, когда в стране раскол и регулярная армия занята борьбой с конфедератами… Вот и развязались руки у гайдамаков.
Зализняк был запорожцем. Воевать умел. А Гонта – казачьим сотником в Умани на службе у Потоцких. Когда отряд Зализняка подошел к Умани, Гонта вызвался пойти со своими казаками навстречу, пообещав прогнать гайдамаков. Ему это позволили. Он вышел из города, встретился с Зализняком и перешел на его сторону. То есть – предал своего господина Потоцкого и короля, которому, кстати, приносил присягу на верность. А Зализняк – тот еще зверь. Его люди в одном из захваченных городков над воротами костела повесили ксендза, еврея и собаку. И написали: «Лях, жид и собака – вера однака»…
В Умани гарнизон был невелик. Не более двух тысяч человек. Когда гайдамаки начали штурм, кто-то из их сообщников изнутри открыл ворота. И что случилось? Я был там после этих событий. Трупы лежали горами! Рассказать подробнее?
ЛЕНЬКА. Расскажи.
КОНТУШЁВСКИЙ. Сначала гайдамаки принялись за евреев. Мужчин и детей просто
резали. Женщин сначала насиловали, а потом убивали самыми зверскими способами. Например, распарывали животы и засовывали туда живых кошек. А потом с хохотом наблюдали, как женщины умирают в муках. Часть евреев закрылась в синагоге. Гайдамаки с помощью пушки взорвали ворота, ворвались внутрь храма и зарезали
