После очередного нелегкого разговора Лида снова шмыгнула под плед и попыталась от всего отключиться. Но тахта вдруг со стоном просела – Лазарь обладал даром передвигаться совершенно бесшумно. Пришлось высунуть нос наружу.

– Лида, я уладил все вопросы с документами, – с ходу перешел к делу ее старший друг, – так что завтра ты идешь в школу.

– Что? – завопила девушка, не веря собственным ушам. – В какую еще школу? С какой стати?!

– Не вижу в этом ничего необычного, – пожал плечами гигант. – Сейчас разгар учебного года, ты ничем не занята, так какие же причины отлынивать от учебы?

– Я буду! – в панике заголосила Лида. – Все буду! И убираться, и готовить, и по магазинам ходить, если тебя раздражает, что я вечно тут валяюсь…

– Да ничуточки, – широко улыбаясь, заверил ее Лазарь. – И с хозяйством я как-нибудь сам управлюсь, привык. А в школу ходить все равно придется.

– Лазарь, миленький! – Лида с трудом выдавила некое подобие заискивающей улыбки. – Ты ведь все на свете знаешь, куда до тебя какой-то школе! Давай просто будем заниматься с тобой каждый день, даже по выходным, утром и вечером. Составим расписание. Обещаю, что буду во всем тебя слушаться.

Но профессор лишь покачал головой:

– Лидочка, честно сказать, в свете наших обстоятельств меня мало волнует, что ты выучишь или не выучишь в этом учебном году. Будет еще время наверстать. Я лишь хочу, чтобы ты перестала хандрить, встала с постели и вернулась к нормальному ритму жизни юного организма.

– К нормальному? – так и ахнула девушка. – А как это возможно? Не забыл, что мне нельзя контактировать с людьми? Понравлюсь кому-нибудь – и ему каюк, разве нет?

Но Лазарь не купился и на это.

– От простого «понравлюсь», я уверен, никто не умрет. А потом, я устроил тебя в суперэлитную школу, не думаю, что тамошние ученики сразу набросятся на тебя с объятиями.

– А вдруг, ну, а если?..

Но Лазарь не дал ей договорить. Просто обнял за подрагивающие плечи, заглянул в глаза и произнес печально, но твердо:

– Да, это может произойти. Придется тебе научиться осторожности. Потому что возможно такое, что твоя природа уже никогда не изменится, – как тогда планируешь жить?

– Ну, буду общаться только с вечниками.

– А вечников где возьмешь? Если большая часть их обоснуется в этом новом Шаргаиме, куда нас упорно не зовут? Ты должна жить в нормальном мире, получить профессию, общаться с людьми. А значит, научись для начала уживаться с ними так, чтобы не пробуждать никаких сильных эмоций, ни симпатий, ни антипатий. Вот это обучение ты и начнешь с завтрашнего дня.

– Ну не-ет!

– Ну да. – Голос Лазаря приобрел ту удивительную смесь мягкости и властной непреклонности, которая всегда так бодряще действовала на Лиду. – А кроме того, разве ты не хочешь, чтобы на тебя вышли те, кто сейчас заправляет городом?

– Хочу, конечно! – встрепенулась Лида.

– И как это произойдет, если ты попросту перестала существовать для мира?

Последний довод, конечно, был железобетонным. Лида еще пострадала немного и отправилась рассматривать вещи, приобретенные Лазарем для ее новой школы.

Муза Львовна отделалась легким испугом и от госпитализации наотрез отказалась – ей не с кем было оставить внука. А вот Мила, бесконфликтная по натуре и к тому же ошарашенная внезапной потерей сознания, отбиться не сумела, и врачи живо доставили ее в больницу Еще до того, как туда же примчалась мать, ей сделали кардиограмму и несколько других не слишком приятных процедур.

Машинально исполняя, что от нее требовалось, Мила подводила про себя итоги дня. Ее немного смущала мысль о том, что лучшая подруга бесследно испарилась, пока она была без сознания, и до сих пор не позвонила, не спросила, что произошло. Но девушка легко нашла этому объяснение: Лида спешила на самолет, лететь до Штатов долго, звонить из самолета неудобно, и потому она свяжется с подругой сразу по прибытии. На всякий случай Мила не выпускала мобильник из рук.

Но самое яркое впечатление дня – это как она примчалась в полдень вот в эту самую больницу, полная самых дурных предчувствий. А все оказалось просто замечательно: Алеша чудесным образом встал на ноги и где-то пропадал с Лидой, Марат выглядел счастливым, хоть и нервничал в ожидании очередной атаки родителей друга, которые в тот момент в кабинете главврача общались с полицейскими по поводу необъяснимого исчезновения из палаты их обездвиженного сына.

Вельшин-младший как будто даже обрадовался появлению Милы и галантно предложил ей прогуляться по отделению. Минут двадцать они бродили туда-сюда, болтали и много смеялись. Марат, дурачась, шлепал босыми ногами по полу и даже прошелся туда и обратно по унылому больничному коридору в туре вальса. Потом его строго призвали в кабинет главврача, а Мила ринулась на поиски подруги.

Дома мать велела ей немедленно отправляться в кровать, хотя про постельный режим врачами не было сказано ни слова. Мила спорить не стала: какая разница, в каком положении думать и вспоминать. Только спросила, встревоженно глянув на часы:

– Папа что, задерживается?

Отец с утра уехал в Питер – бывал там по работе два раза в неделю.

Мать задумалась на минутку, нахмурила лоб, словно припоминая что-то, потом ответила:

– Знаешь, он очень устал сегодня, домой решил не ехать и снял номер в гостинице.

Это было странно: отец не любил ночевок в чужих местах, даже в гостях никогда не прикасался к спиртному, дабы обязательно добраться до дома. Здесь явно попахивало какой-то драмой и прямым намеком на семейные проблемы.

– А… когда он звонил? – спросила девушка настороженно.

– Он не звонил, – на этот раз мать не колебалась ни секунды. – То есть, наверно, звонил, только в городе какая-то ерунда творится со связью. Но был предусмотрен такой вариант, так что я совершенно не волнуюсь.

А вот Мила волновалась, хоть и совсем недолго, лишь пока шла в ванную комнату. По пути она сама пыталась дозвониться до отца, но связи и в самом деле не было, а после душа она напрочь забыла о своей тревоге. И заодно успокоилась насчет Лиды – конечно же, подруга уже все телефоны оборвала, пытаясь с ней связаться. Ничего, завтра все наладится.

Мила нырнула под одеяло и уснула совершенно счастливой.

У Марата Вельшина тоже выдался непростой денек. И одновременно невероятно счастливый, каких давно уже не выпадало на его долю. Он сидел в одиночестве в больничной палате на кровати друга, с которым еще утром мысленно прощался навеки, а теперь твердо знал, что все дурное осталось позади. Лиде он доверял безусловно с того самого немыслимого, невозможного признания в лесу, на берегу илистого прудика.

Потом в палату заглянула медсестра с каким-то хитрым оборудованием в руках, всполошилась, подняла крик. Сначала с Маратом разговаривал лечащий врач Санина, но скоро убедился, что общается с законченным идиотом, и за Вельшина взялись Нина Николаевна и Евгений Львович. Врать этим людям, по сути заменившим ему отца и мать при живых родителях, было нелегко. Впрочем, Ворон и не врал, всего лишь твердо стоял на своем: Леха вдруг почувствовал себя совсем хорошо, захотел выйти ненадолго на улицу, подышать воздухом. Для этих целей Марат отдал ему свитер, куртку и ботинки. Все.

Нина Николаевна закрыла лицо руками и выбежала из палаты, а Евгений Львович проводил ее измученным взглядом и сказал:

– Марат, давай теперь поговорим серьезно. Мы не заслужили еще и такой пытки. Где Алеша? Что такое вы с ним задумали?

Вельшин был до смерти рад оставить бодряцки-дурашливый тон, которого держался до сих пор. Он прямо посмотрел мужчине в глаза и сказал: