– Асинтью? С тобой все в порядке?

Устало кивнув, Ваксиллиум с трудом поднялся – ноги онемели оттого, что он так много времени провел в коленопреклоненной позе, – и поплелся было к выходу, но вдруг остановился:

– Теллингдвар?

– Да, Асинтью?

– В Поселке когда-нибудь совершались преступления?

Коротышка-распорядитель замер, руки, сжимающие коврики, напряглись.

– Почему ты спрашиваешь?

– Из любопытства.

– Не переживай. Это было давно.

– Что именно?

Теллингдвар собрал остальные коврики, двигаясь с большей спешкой, чем раньше. Возможно, другой на его месте ушел бы от ответа, но Теллингдвар был очень искренним человеком. Классическая террисийская добродетель: с его точки зрения, избегать ответа было столь же плохо, как лгать.

– Не удивлен, что об этом все еще шепчутся, – сказал Теллингдвар. – Полагаю, за пятнадцать лет кровь не стерлась. Но слухи не соответствуют истине. Была убита только одна женщина, и смерть она приняла от руки мужа. Оба были террисийцами. – Он помедлил. – Я их знал.

– Как ее убили?

– Для тебя это важно?

– Ну, слухи…

– Пистолет. Оружие чужаков. Мы не знаем, откуда он его взял. – Теллингдвар покачал головой и бросил коврики поверх стопки у стены. – Полагаю, удивляться не следует. Люди везде одинаковые, Асинтью. Ты должен это помнить. Не считай себя лучше других из-за того, что носишь это одеяние.

Теллингдвар, несомненно, мог любой разговор превратить в наставление. Кивнув, Ваксиллиум выскользнул наружу. Небо грохотало, предвещая дождь, но тумана пока что не было.

«Люди везде одинаковые, Асинтью…»

Так зачем же тогда нужны все здешние уроки? Раз они не могут предотвратить чудовищные поступки?

Он вошел в тихую общую спальню для мальчиков. Огни только что погасили, и Ваксиллиуму пришлось виновато потупиться перед распорядителем спальни, прежде чем поспешить по коридору в свою комнату на первом этаже. Отец настоял, чтобы ввиду благородного происхождения Ваксиллиуму выделили отдельную комнату. Это лишь отдалило его от других мальчиков.

Сбросив террисийское одеяние, Ваксиллиум распахнул гардероб, где висела старая одежда. По окну застучал дождь, когда он натянул какие-то брюки и рубашку на пуговицах, которые считал более удобными, чем шуршащее одеяние. Подкрутив фитиль лампы, уселся на кушетку и открыл книгу, чтобы почитать перед сном.

Небо снаружи урчало, словно пустой желудок. Несколько минут Ваксиллиум пытался читать, потом отшвырнул книгу – чуть не перевернув лампу – и вскочил. Подошел к окну и стал смотреть, как сквозь прорехи в плотных кронах деревьев струями льется вода. Потом протянул руку и потушил лампу, размышляя о том, что вскоре придется принять решение.

Соглашение между бабушкой и родителями требовало, чтобы Ваксиллиум провел в Поселке год, и от этого срока остался всего лишь месяц. Потом он должен сам решить, остаться или уйти.

Что его ждало снаружи? Белые скатерти, надменные люди с гнусавыми речами, а еще политика.

Что его ждало здесь? Тихие комнаты, медитация и скука.

Ненавистная жизнь или жизнь, состоящая из повторений, от которых цепенеет разум. День за днем, день за днем, день…

«Кто это там, среди деревьев?»

Встрепенувшись, Ваксиллиум прижался к холодному стеклу. Сквозь мокрый лес и впрямь продиралась окутанная тенью, ссутулившаяся под тяжестью мешка за спиной знакомая фигура. Форч бросил взгляд на общую спальню и двинулся дальше.

Итак, они вернулись. Быстрее, чем ожидал Ваксиллиум. Интересно, каким образом Тельсин и остальные планируют пробраться в спальню? Проскользнут в окно и заявят, что были на месте до часа погасших огней, а распорядительница их просто не заметила?

Ваксиллиум вглядывался в темноту за окном, пытаясь разглядеть трех девушек, но не увидел никого. Только Форча, который уже исчез во тьме. Куда он собрался?

«Еще один пожар? Но разве можно устроить его под дождем?» – Ваксиллиум посмотрел на тихонько тикавшие на стене часы.

Огни погасили час назад. Неужели он так долго глядел на дождь?..

«Форч – не моя проблема», – твердо сказал себе Ваксиллиум, направляясь к койке, чтобы прилечь.

Однако через какое-то время оказалось, что он ходит по комнате из угла в угол и тревожно прислушивается к звукам за окном.

Час гашения огней…

«Позволь правилам руководить тобой. В них ты найдешь покой».

Ваксиллиум остановился у окна, потом распахнул его и выпрыгнул наружу – босые ступни утонули во влажной пружинистой земле. Бросился вперед; струи воды разбивались о голову, текли по спине.

Куда пошел Форч?

Положившись на чутье, Ваксиллиум миновал огромные, похожие на вытесанные монолиты деревья; шум дождя и потоков воды заглушал все прочие звуки. Отпечаток ботинка в грязи возле древесного ствола указал, что он на правильном пути, но пришлось наклониться, чтобы как следует рассмотреть след. Ржавь! В Поселке становилось очень темно.

Куда дальше? Ваксиллиум завертелся на месте.

«Закрытый склад…»

Старая общая спальня, в которой террисийцы держали лишнюю мебель и ковры. Это ведь отличная мишень для поджигателя. Внутри много всяких штук, которые отлично горят, и никто не ждет пожара под таким дождем.

«Но бабушка же с ним говорила, – думал Ваксиллиум, пробираясь сквозь ливень, замерзшими ногами взрыхляя опавшие листья и мох. – Они поймут, что это он». Может, Форчу наплевать? Может, он как раз и хочет неприятностей?

Ваксиллиум подошел к старой спальне – трехэтажной массе черноты в темной ночи; с карниза лились потоки воды. Попробовал открыть дверь, и та, конечно, оказалась не заперта – это ведь Поселок. Проскользнул внутрь.

Вот оно. Лужа на полу. Тут и впрямь совсем недавно кто-то побывал. На полусогнутых ногах Ваксиллиум двинулся дальше по оставленным до него мокрым следам, пока не добрался до лестницы. Один пролет, другой. Что там наверху? На третьем этаже горел свет. Прокравшись по устланному ковром коридору, Ваксиллиум оказался в маленькой, забитой мебелью комнате с темными тяжелыми драпировками на стенах.

На маленьком столике мерцала свеча. Почему Форч ее тут оставил? Что он…

Что-то тяжелое ударило Ваксиллиума по спине. Охнув от боли, он полетел вперед и врезался в сложенные друг на друга стулья. Позади раздался глухой стук ботинок. Ваксиллиум откатился в сторону, и Форч, обрушив шест, разбил в щепки стулья.

Ваксиллиум вскочил, плечи пульсировали от боли. Форч повернулся – лицо его скрывала тень.

– Форч! – отступая, крикнул Ваксиллиум. – Все в порядке. Я просто хотел поговорить. – Он поморщился, стукнувшись спиной о стену. – Тебе не надо…

Форч бросился на него, замахиваясь. Взвизгнув, Ваксиллиум шмыгнул в коридор.

– Помогите! – заорал он. – Помогите!

Кинулся к лестнице, но оказалось, что та совсем в другой стороне. В отчаянии Ваксиллиум толкнул плечом дверь в конце коридора. Если эта общая спальня имела такую же планировку, как и та, в которой он жил, дверь должна была вести в верхнюю комнату для собраний. И возможно, там есть другая лестница.

Ваксиллиум ворвался в другую, более светлую комнату. Старые столы, сложенные друг на друга, окружали пустое пространство в центре, словно оно было сценой, а они – зрителями.

И там, посреди этого пустого пространства, освещенный десятком свечей, лежал мальчик лет пяти, привязанный к доске, перекинутой между двумя столами. Его изрезанная рубашка валялась на полу, крики заглушал кляп, а сам он слабо дергался, пытаясь избавиться от пут.

Ваксиллиум резко остановился, уставившись на ближайший стол, где блестели разложенные рядком ножи, на потеки крови из порезов на груди ребенка.

– Ох, будь я проклят… – прошептал Ваксиллиум.

Вошедший следом за ним Форч со щелчком закрыл дверь.

– Будь я проклят! – повторил Ваксиллиум, поворачиваясь с вытаращенными глазами. – Форч, да что с тобой?

– Не знаю, – мягко проговорил юноша. – Просто хочу поглядеть, что внутри. Ты знаешь, что там?