— Если Вы сможете достать Руди, то просто забудьте обо мне! — прокричала Анника из-под обломков. — Если в попытке освободить меня Вы переместите слишком много балок, то все остальное может рухнуть и прибить нас обоих!
— Ничего подобного, — возразил Юри. Он как будто решал очередную математическую головоломку, вычисляя, где балки пересекались, где находился центр тяжести того, что оставалось от здания, где можно было сдвинуть вес, а где удержать. Собралось еще несколько человек из ближних домов, а одна пожилая пара вытащила откуда-то чайник и чашки и пыталась успокоить всхлипывающую сестру Анники.
Герр Кильманн из соседнего дома осторожно приблизился к Юри и указал на особо опасную кучу кирпичей.
— Послушайте, если найти пару ребят, чтобы придержать эту длинную балку, то это предотвратит падение остальных. В это время мы разберем завал, а другие люди расчистят проход, чтобы вытащить малыша и вынести девушку. Как думаете?
Юри не представлял, откуда этому едва знакомому человеку пришло в голову, что Юри за главного в этой небольшой спасательной операции, но кивнул и поманил нескольких мужчин, стоящих поблизости — тех, кто казался поспособнее и без страха на лице. Когда они начали работать, Юри сел на корточки перед небольшой щелью в кладке и объяснил план Аннике.
— Что бы Вы ни делали, постарайтесь как можно меньше шевелить ногой, даже когда мы освободим Вас, хорошо? Пока мы не доставим Вас к доктору, лишними движениями Вы рискуете причинить себе вред.
Она кивнула. Он слышал, как мальчик, Руди, все еще всхлипывал, но его прежний неудержимый поток слез по матери уже прекратился.
— Вам лучше поторопиться, наши силы скоро иссякнут, — предупредил Кильманн, и Юри начал собирать более мелкие доски и разгребать груды разрушенных кирпичей и куски цемента, которые не давали пострадавшим вылезти. Как только отверстие стало достаточно широким, Анника вытолкнула Руди из ловушки в руки герра Йешке, который тотчас же спрыгнул вниз, чтобы вернуть его матери.
— Если расчищать дальше, то все может обрушиться! — крикнул Йешке с улицы. Юри оглянулся, затем оттолкнул еще одну балку и полез в яму, глубоко вздохнув.
— Держитесь за меня, — сказал он, и Анника обняла его за шею, когда он схватил ее за талию и потянул. Она слегка вскрикнула от боли прямо рядом с его ухом, но потом навалилась на него своим весом, и он пошатнулся взад и вперед, пытаясь делать шаги по обломкам. Внезапно чьи-то руки поддержали его за спину и разделили с ним вес девушки. Эти же руки помогли ему осторожно уложить ее на дорогу в тот момент, когда здание позади них издало протяжный, скрипучий стон, осыпаясь дальше.
Голова Юри внезапно потяжелела от шума и жужжания, и ему страстно захотелось закурить. Раздались звуки, похожие на хлопки и крики приветствия, но далеко-далеко; кто-то радостно ударил его по спине, но он едва почувствовал это. Облизнув невероятно сухие губы, Юри поднял глаза, пытаясь осмотреть толпу сквозь тонкий слой пыли на стеклах очков.
У нижних ступенек подъезда Юри с его сброшенной шляпой и пиджаком в руках стоял Виктор.
— Извините меня, — пробормотал Юри, — пожалуйста, извините меня, — а люди все еще дотрагивались до него, пытаясь поговорить с ним, пока он проталкивался сквозь толпу. Виктор распрямился и долго удерживал взгляд на Юри, прежде чем исчезнуть в переулке. Юри посмотрел через плечо, чтобы убедиться, что никто не шел за ним, и последовал за Виктором.
— Это было невероятно, невероятно! — быстро и горячо заговорил Виктор, как только Юри свернул за угол. Вернув ему одежду и револьвер в кобуре, Виктор снял с него очки и начал чистить их собственным платком. — Ты был таким спокойным, как генерал в осаде, Юри, мой Юри, у тебя такая ясная голова! Конечно, все эти люди следовали твоим указаниям, еще бы они этого не делали! Ты спас их жизни, обе жизни, я так горжусь тобой! Ты был просто потрясающим!
Юри с тяжелым вздохом облокотился на стену проулка. Он дрожал. Когда его начало так колотить? Виктор снял шарф и обернул его вокруг шеи Юри.
— Хочешь зайти домой и взять пальто? Или выпить бренди, если у тебя есть? Набедренной фляги у меня с собой нет… А может, просто отвезти тебя, чтобы выпить чашку чая и…
Юри покачал головой:
— Все в порядке, мне все равно скоро надо будет идти, а то я опоздаю на работу.
— Нет. Я здесь как раз поэтому. Теперь у тебя нет работы, на которую ты можешь опоздать, по крайней мере, сегодня утром. Я слышал по радио в общественном приюте, что ночью разбомбили Гогенцоллернштрассе и японское посольство развалилось до основания. Я должен был убедиться, что ты не работал допоздна и не застрял там…
Юри вполне мог разделить беспокойство, подернувшее лицо Виктора. Тот подошел ближе и поднял руку, чтобы прикоснуться к щеке Юри, очень мягко.
— Надо же. Ничего себе. Я даже не знаю, как к этому отнестись, — вымолвил Юри, закрыв глаза и подавшись к ладони Виктора. — Боже, я не знаю, как теперь относиться к чему угодно.
— Ты устал и в шоке, iskorka moya, — прошептал Виктор, — может быть, тебе стоит просто пойти домой и поспать, или мы можем встретиться на одной из соседних улиц, там, где я припарковался, и я могу отвезти тебя к себе и приготовить чай, а потом…
— Кацуки-сан? — неожиданный голос, казалось, царапнул по растрепанным нервам Юри, и он вздрогнул, когда Виктор отступил, резко, но слишком поздно. На углу переулка стоял Хигучи из посольства и таращился на них; на его лице отражалось что-то среднее между замешательством, отвращением и триумфом. Он сделал еще один шаг вперед. — Риттбергер? — его голос взлетел на октаву.
— Уж не знаю, Хигучи-сан, что Вы здесь делаете или что думаете… — начал Виктор, тут же надевая личину нахального, состоятельного Риттбергера, но Хигучи перебил его:
— Я всегда знал, что Вы слишком любите западных людей, Кацуки, но не подозревал, что такими способами. Или что Вы занимаетесь своими извращениями с немцем, — он внимательно посмотрел на Виктора. — Если только он действительно немец. Как он только что назвал Вас, Кацуки? Iskorka? Звучит по-польски. А может, по-русски, — это прозвучало как ужасное оскорбление, как будто такая перспектива была даже хуже, чем тот факт, что Виктор был мужчиной. — Я пришел сюда, потому что полковник Накамура хотел убедиться, что Вы все еще живы, и сообщить, что Вас вызывают, но он очень сильно разочаруется, когда я расскажу ему, что его драгоценный помощник любит встречаться в грязных подворотнях с врагами государства.
Белый шум снова зазвучал у Юри в ушах. Виктор внезапно заговорил, очень быстро, но Юри не мог разобрать ни слова; перед глазами стояло только остро-насмешливое лицо Хигучи, жуткое ликование в его голосе звенело, как колокол, и рука Юри юркнула под пиджак, чтобы выхватить револьвер одним незаметным движением.
Оба мужчины тут же перестали говорить.
— Вы никому ничего не скажете, — отрезал Юри. Его собственный голос звучал чуждо, а рука обрела каменную устойчивость, когда он нацелил пистолет.
— Юри, осторожно! — прошипел Виктор.
— У Вас духу не хватит, — высокомерно бросил Хигучи-сан, пытаясь скрыть страх, прошедший тенью по его лицу.
— Вы никому ничего не скажете, — повторил Юри, стиснув зубы. Ему казалось, что он смотрел на сцену, которая разворачивалась где-то далеко за пределами его собственного тела, как будто все происходило в театре или на киноэкране. Он должен был защитить их совместную работу. Он должен был защитить Виктора.
— Я с большим удовольствием донесу на Вас, Кацуки.
Раздался звук, похожий на взрыв хлопушки в замкнутом пространстве, и волна боли прокатилась от ладони Юри к плечу. Бледно-серое пальто Хигучи расцвело красным.
______________________
1. Пьетро Бадольо (28 сентября 1871 — 1 ноября 1956) — маршал Италии (25 июня 1926), герцог Аддис-Абебский, маркиз Саботино, премьер-министр, который принял власть над страной после свержения Муссолини в 1943 г., объявил нейтралитет и вывел Италию из Второй мировой войны.