Он хотел каждый засос, каждую царапину, хотел окунуть Виктора в самую суть своего тела и никогда не отпускать. Он хотел, чтобы его пальцы, впившиеся в плечи Виктора, навсегда оставили отпечатки. Они тонули друг в друге, и «мое» и «твое» сливались в одно слово.

Хотя ранее они пили вино и поднимали тосты за Союзников, сквозь восторг и туман опьянения он знал, что над обоими нависло предчувствие: когда победа, к которой они стремились, придет, все кончится. Людям вроде них не было позволено иметь что-то долговременное, но он хотел, о, как он хотел, чтобы Виктор принадлежал ему навечно!..

— Люблю тебя, — едва слышно произнес Виктор ему в живот, снимая мешающие подтяжки и расстегивая ширинку между поцелуями, — люблю тебя, Юри, моя искра, мой свет, — он поднял голову, и их глаза встретились. — Ты выглядишь грустным, — сказал он через мгновение.

Юри покачал головой:

— Я в порядке.

— Нет, ты не в порядке, — заключил Виктор и приподнял брови. — Не знаю насчет тебя, но я не стану прикладываться ртом к достоинству мужчины, если он выглядит таким несчастным при этом.

— Ты звучишь, как старая домохозяйка, — рассмеялся Юри и погладил его волосы. — Что ж, ладно. Когда мы победим, я потеряю тебя. Я хочу, чтобы мы победили. Мы должны победить, но я не хочу тебя отпускать.

Сглотнув ком в горле, Виктор склонился, чтобы оставить поцелуй прямо под чуть выступающей сбоку косточкой.

— Я тоже, — сказал он быстрым шепотом. — Но пока маршал Василевский (4) не пройдет через Бранденбургские ворота (5), я буду принадлежать тебе, — он снова прикоснулся к его телу губами, чуть ниже. — И все время, которое у нас есть, я хочу наслаждаться, — новый поцелуй, еще ниже, — каждым, — и еще один, — мгновением.

— Если — черт — если ты не станешь причиной моей смерти до этого, — кое-как выговорил Юри, и вдруг его печаль и остатки опьянения отступили. Вместо них все заполнило резкое осознание того, где именно был рот Виктора, а где не был. Почувствовав его улыбку и маленькие междометия кожей, Юри вцепился пальцами в простынь. — Ты ужасный человек. Поверить не могу, что люблю тебя.

— Но ведь любишь, — тихим, глубоким голосом ответил он, прежде чем наконец, наконец прекратить дразнить, и тогда Юри закрыл глаза и позволил себе забыть обо всем на свете.

__________

1. Цитата ветерана Второй мировой войны и президента США Д. Эйзенхауэра.

2. Марса́ла — крепкое десертное вино родом из Сицилии, имеющее некоторое сходство с мадерой, но отличается от нее большим содержанием сахара. Содержание спирта 17-18%, сахара 1,5-7%.

3. Бенито Амилькаре Андреа Муссолини (29 июля 1883, Предаппио, Эмилия-Романья — 28 апреля 1945, Джулино-ди-Медзегра, Медзегра, Ломбардия) — итальянский политический и государственный деятель, публицист, лидер Национальной фашистской партии, диктатор, вождь («дуче»), возглавлявший Италию как премьер-министр в 1922–1943 годах. Первый маршал Империи (30 марта 1938). После 1936 года его официальным титулом стал «Его Превосходительство Бенито Муссолини, глава правительства, Дуче фашизма и основатель империи».

4. Александр Михайлович Василевский (18 (30) сентября 1895 — 5 декабря 1977) — советский военачальник, Маршал Советского Союза (1943), начальник Генерального штаба, член Ставки Верховного Главнокомандования, Главнокомандующий Главным командованием советских войск на Дальнем Востоке, Министр Вооружённых Сил СССР и Военный министр СССР. Член ЦК КПСС (1952—1961).

В годы Великой Отечественной войны в должности начальника Генерального штаба (1942—1945) принимал деятельное участие в разработке и осуществлении практически всех крупных операций на советско-германском фронте. С февраля 1945 года командовал 3-м Белорусским фронтом, руководил штурмом Кёнигсберга. Во второй половине 1945 года главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке в войне с Японией. Один из крупнейших полководцев Второй мировой войны.

5. Бранденбургские ворота являются самым знаменитым символом Берлина и Германии. Долгие годы они служили символом разделенных Германии и Берлина, а после 1989 года стали воплощением воссоединения страны.

6. Ich liebe dich (нем.) — «я люблю тебя».

Комментарий к Chapter 3: Berlin, Part Three (1)

Примечание автора:

Искра - слово с особым смыслом для Виктора. Операция по прорыву блокады Ленинграда называлась «Искра»: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F_%C2%AB%D0%98%D1%81%D0%BA%D1%80%D0%B0%C2%BB

========== Chapter 3: Berlin, Part Three (2) ==========

Посол Криспино действительно выглядел отвратительно. Виктор потягивал шампанское, наблюдая за мужчиной через всю комнату. Его волосы были аккуратно зачесаны назад, но казались вялыми и жирными, и темные круги под глазами создавали впечатление, что он вообще не спал после падения Сицилии, все эти шесть недель.

Если бы существовал выбор, то Виктор был бы против того, чтобы именно Хироси Осима организовывал вечеринку для поднятия настроения берлинским дипломатам после того, как первые войска Союзников высадились в континентальной Европе, но тот неплохо справился. Двери в задней части посольского бального зала были открыты, позволяя любоваться красивыми японскими садами, где стая городских ласточек кружилась и порхала в свете уходящего дня. В углу струнный квартет играл какое-то из волнующих произведений Бетховена.

Юри тоже был где-то здесь и в вечернем костюме выглядел просто неотразимо. Ранее они обменялись взглядами, длившимися, вероятно, немного дольше, чем следовало бы. Стефан Риттбергер не имел никаких оснований беспокоиться по поводу бюрократа, когда можно было обмениваться сладкими речами с послами, но Виктору трудно было полностью придерживался нужной линии поведения. Он ужасно хотел пригласить Юри на танец.

Сара Криспино стояла в нескольких шагах от огорченного отца и выглядела более отдохнувшей, но при этом все равно взволнованной; ее взгляд блуждал по комнате, а рука сжимала бокал с шампанским так, словно это было оружие. Виктор поставил свой бокал на поднос проходящего мимо официанта и пробрался сквозь толпу к ней.

— Синьорина Криспино, не хотите ли потанцевать со мной? — спокойно спросил он, касаясь ее локтя.

Если он не мог попросить об этом Юри, то, по крайней мере, у него был здесь кое-кто другой, почти друг.

Улыбка Сары не отразилась в ее глазах.

— Конечно, герр Риттбергер.

Она передала свой бокал Мишелю и позволила Виктору вывести ее вперед.

— Ваш отец выглядит так, словно вот-вот упадет замертво, — сказал Виктор, положив руку ей на талию. — Есть какие-нибудь новости?

— Нет, — ответила она. Танец растворял ее беспокойство. — Я не уверена, чего он больше боится: быть отозванным по политическим причинам или услышать, что мы официально сдались. Он и маршал Бадольо (1) всегда ненавидели друг друга.

Виктор вскинул брови:

— Вы думаете, что скоро наступит перемирие?

— Только идиот будет притворяться, что мы все еще можем сражаться, когда все Средиземное море принадлежит Союзникам. И наш идиот теперь в тюрьме, — в этот раз она по-настоящему улыбнулась. Виктор и Юри неплохо отпраздновали захват Сицилии, но вряд ли во всем Берлине был хоть один человек, получивший больше удовольствия от позорного падения Муссолини, чем Сара Криспино.

— Как Вы думаете, Вы будете в безопасности в Берлине, когда это произойдет?

— Папа всегда был другом герра Гитлера, — Сара произнесла это такими тоном и с таким выражением лица, как будто сказала, что ему нравится есть живых слизней на обед. — Если наше правительство заявит о нейтралитете, я сомневаюсь, что лично у нас возникнут проблемы. Если они решат присоединиться к Союзникам и объявят войну… Ну, тогда папа может решить, что нам лучше остаться в Германии и потребовать политического убежища, или выдумает какой-нибудь подобный бред. Тогда мне будет трудно.

— Если Вам потребуется помощь…

Сара подняла на него глаза:

— Со мной все будет в порядке. Я не позволю Вам разглагольствовать о том, сколько опасности в глупом риске, при этом ввязываться в это самому.