Однако сбои в планах путчистов начались практически сразу. Одной из ключевых задач мятежников было задержание Бориса Ельцина. Члены ГКЧП обоснованно считали, что президент РСФСР, яркий популист и лидер общественных симпатий в России, может оказаться для них серьезной помехой. Арестовать или, по крайней мере, нейтрализовать Ельцина на его даче в Архангельском было поручено подразделению «Альфа». Но затем произошла некая туманная история. Точно можно сказать, что офицеры спецназа окружили дачу президента России и, безусловно, имели возможность его арестовать. Однако непосредственный приказ об аресте Ельцина то ли так и не был отдан ГКЧП, то ли был проигнорирован группой «Альфа». В любом случае, Ельцин проехал мимо офицеров, прекрасно видевших его и знавших, где он находится. Путь президента РСФСР лежал к Белому дому в Москве, где размещался Верховный Совет.
Уже утром возле памятника Юрию Долгорукому начался митинг в поддержку демократии. В 09:40 Ельцин прибыл в Дом Советов и заявил о непризнании ГКЧП. В это время толпы его сторонников уже приближались к Манежной площади. К Белому дому выходят танки Таманской дивизии и… тут же переходят на сторону Ельцина.
Для первого президента России наступил звездный час. Воззвания зачитываются прямо с танка. Первое, что сделал Ельцин, – это объявил о подчинении ему всех общесоюзных структур, включая, разумеется, силовой блок.
Митинги разрастались как снежный ком. Перед Белым домом собралось до 25 тысяч человек, общее же количество манифестантов, вышедших на улицы за период с 19 по 21 августа, оценивается в грандиозные 400 тысяч человек. Надо отметить, что эти акции были стихийными: первоначально толпами вообще никто не руководил. Вскоре митингующие начали формировать отряды самообороны, благо добровольцев хватало.
ГКЧП слабо представлял себе масштаб перемен, совершившихся в общественном сознании. Администрации же Ельцина понадобится буквально один-два года, чтобы полностью дискредитировать себя в глазах общества. Однако летом 1991 года катастрофические изменения – «шоковая терапия», расстрел парламента танками, война в Чечне, крах экономики и страшная деградация общества – еще только маячили впереди. Актуальной же проблемой тогда являлась группа стариков-силовиков, пытавшаяся в обход закона перехватить власть.
Впрочем, уже 19 августа, когда лидеры путча дали пресс-конференцию, оказалось, что в качестве рвущейся к власти хунты ГКЧП смотрится откровенно бледно. У Янаева во время выступления тряслись руки, а журналисты без малейшего почтения отчитывали путчистов.
На улицах царила эйфория. Люди были искренне уверены, что совершают демократическую революцию.
Позже в интервью изданию lenta.ru фотограф Олег Климов вспоминал об атмосфере тех дней:
«Это была эйфория, романтика. Может быть, впервые в истории России победила именно романтика. Это были очень романтичные люди. Это была кульминация веры в свободу, когда свободу не понимали, а чувствовали… При этом начиналось все с депрессии. На улицах – на Манежной площади, на Арбате – были депрессивные люди. Им нужно было какое-то пространство с позитивной энергетикой. Это пространство возникло у Белого дома. Там стали собираться эти романтики, которые сказали: “Мы будем защищать, мы будем баррикады строить, мы будем стоять здесь до конца, мы будем отстаивать свое чувство свободы”. Это был эмоциональный порыв… Судьба этих романтиков очень печальна: сейчас многие из них даже не признаются, что они защищали Белый дом, считают это своей ошибкой. Стыдятся этого порыва чувств – защищать эту мифическую свободу… Эта романтика была убита в течение следующих двух лет, до второго путча, до 1993 года. Люди должны верить во что-то – они поверили в свободу, но это чувство свободы обернулось для них личной трагедией, социальной, политической трагедией.
Кроме политических и экономических причин распада Союза, существовали другие – человеческие. Люди, которые вышли защищать свободу, были воспитаны в положительном образе советского человека. Они были чисты в своих побуждениях. Но реальность была несколько иной. Потому что реальное общество, особенно номенклатура… Пришел Ельцин – мужик, который все устроил, которого полюбил народ. Но комсомольцы-то все остались. Эти люди-то – второе, третье, пятое, десятое звено, которое на самом деле определяет все, – остались. Та же Матвиенко когда-то была такой настоящей комсомолкой, кричала на Сахарова на Съезде народных депутатов. Поэтому это все и было убито. Чувство убито. Вера убита».[7]
Тогда никто, разумеется, не думал о будущем разочаровании. Путчисты обнаружили, что находятся в изоляции. По телевидению показывали выступления вождей ГКЧП и балет «Лебединое озеро», однако в целом захватить контроль над СМИ переворотчикам не удалось. Командующий ВДВ Павел Грачев фактически перешел на сторону Ельцина. Лояльность остальных войск вызывала у путчистов сомнения. «Альфа» отказалась от штурма Белого дома, часть сухопутных сил перешла на сторону манифестантов. Солдаты не очень понимали, что они делают в Москве, и не собирались стрелять в толпу. То же можно сказать и о милиционерах. Настроя на применение силы не было ни у кого.
Но митингующие тоже пока не чувствовала себя уверенно. Слухи о возможном штурме Белого дома ходили постоянно, а в ночь на 21 августа произошла настоящая трагедия.
В темноте боевые машины таманцев выдвинулись к тоннелю под Новым Арбатом. ГКЧП объявил комендантский час, и бронемашины вели обычное патрулирование. Однако демонстрантам было непонятно, куда это во тьме ночной двинулись БМП. Тем более бронегруппа насчитывала сразу восемь боевых машин, и на неподготовленных людей это зрелище, конечно, произвело очень сильное впечатление – настоящая танковая атака. Толпа восприняла происходящее как штурм, и в солдат полетели камни и «коктейли Молотова».
Одна из машин была блокирована импровизированной баррикадой из сдвинутых автобусов. Началась суета, беспорядок, машины забрасывали бутылками с горючей смесью, и в этом безумии протестующие попытались брезентом закрыть боевым машинам приборы наблюдения.
Произошло то, что в таких условиях не могло не произойти. Манифестанты Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов погибли – двоих задавили потерявшие ориентировку БМП, одного убило рикошетом пули при предупредительном выстреле.
Гибель троих человек была абсолютно случайной. Более того, солдаты, участвовавшие в этом инциденте, в ту же ночь перешли на сторону протестующих, то есть стали, по сути, одновременно «защитниками демократии» и «кровавыми убийцами».
Как бы то ни было, произошедшее неожиданно полностью сломало лидеров ГКЧП, ведь они все же не планировали учинять кровопролитие. Однако теперь все изменилось: у протестного движения появились свои мученики, жертвы, и лидерам незадачливой «хунты» оставалось выбрать – идти на обострение обстановки или сдаваться. Они выбрали капитуляцию. 21 августа министр обороны Дмитрий Язов распоряжается об отводе техники из Москвы. Во второй половине дня Президиум Верховного Совета СССР объявил действия ГКЧП незаконными. К Горбачеву вылетели вице-президент России Александр Руцкой и группа других высших чиновников. Туда же прибыла делегация ГКЧП, но ее Горбачев не принял. Вечером Дмитрий Янаев объявил о роспуске ГКЧП.
Уже 22 августа в Москве был устроен грандиозный митинг по случаю победы. Над Кремлем вместо красного знамени поднялся российский триколор, на Лубянке снесли памятник Дзержинскому.
Фактически это означало конец Советского Союза. План Горбачева восстановить СССР провалился. Более того, в действительности всего за несколько дней произошло два переворота. Один – неудачный – пытался устроить ГКЧП. Однако параллельно произошел и другой переворот – успешный. Михаил Горбачев вернулся в Москву формально еще в качестве законного президента СССР, но на месте обнаружил, что уже ничем не может управлять. Ельцин перетянул на свою сторону структуры бывшего Советского Союза, а партия ревнителей СССР приняла участие в путче и теперь была фактически разгромлена. Противостоять разделу державы ее президент больше не мог.
