Тот согласно кивнул, но разворачиваться не стал, вместо того выглянув назад. Убедившись, что в погоне за ними участвовало всего-то два всадника, он, не отрывая взгляда от Сангре, полез рукой куда-то вниз, под облучок. Если бы Петр вовремя не пригнулся, тяжелый болт, выпущенный из арбалета, непременно вошел бы в него, да и так просвистел в опасной близости.
– А теперь, дядя, — сквозь зубы процедил посерьезневший Петр, — как говаривал пушкинский Сильвио, выстрел за мной, – и он потянулся к своему ножу, но извлечь его не успел. Сидевший в возке второй монах словно дожидался его слов, моментально вынырнул наружу, расплывшись в очередной умиленной, но фальшивой улыбке. Бутрым верно описал его приметы, поскольку им действительно оказался знакомый друзьям по недавним переговорам фра Луис Эспиноса.
– Ба-а, – искренне возликовал Сангре, завидя его и краем глаза контролируя неудачливого стрелка, чтобы тот не начал перезаряжать свой арбалет. – И ты тут, фрак кургузый, зипун драный! И даже, как я погляжу, успел обзавестись не только своим собственным кэбом, но и личным кучером, он же секьюрити. Ну-ну, как я посмотрю, достаток некоторых представителей монашеских орденов растет прямо-таки на глазах обалдевших обывателей. Однако к делу. Считай, что ныне вдобавок к кучеру ты заполучил еще и своих личных констеблей, прибывших за тобой прямиком из Скотленд-ярда. Посему забудь за Лондон, ибо до резервации беглых русских олигархов тебе нынче не добраться, и Челси завтра сыграет с Манчестер Юнайтед без… – и взвыл, не договорив, ибо сидевший на козлах, воспользовавшись тем, что Петр отвлекся, бросил в него нож.
По счастью, чуть ли не в самый последний момент Сангре, уловив его резкое движение, успел уклониться, и сталь лишь пропорола ему левый рукав полушубка. Но в тот миг метко запущенная Уланом шестигранная звездочка сюрикэна впился ему прямо в горло и тот, захрипев, сполз с облучка, обливаясь кровью.
– Вот так, дядя, – назидательно буркнул Петр, обращаясь к Эспиносе, и поинтересовался: – Кстати, где твой главный пинжак? Или он от страха напрудил и стесняется высунуться? – Ответом послужило молчание, но оно не смутило Сангре. – Уланчик, ну-ка загляни, проверь, только осторожно – бо при виде тебя они решили, будто стали Пересветами и Ослябями. А ты мне, чувырло, пока поведай, кто из вас кончал слуг доньи Изабеллы: ты или этот гаврик? – небрежно кивнул он на застывшего на козлах покойника. – Ах да, – спохватился он. – Совсем забыл, что ты в русском языке ни в зуб ногой. Ну хорошо, Уланчик тебе сейчас пере… – он оглянулся на друга и осекся на полуслове.
Таким Сангре его не видел ни разу в жизни. Обычно невозмутимый, хладнокровный как удав («Недаром твое имя начинается на ту же букву», – любил шутить Петр), на сей раз Улан был прямой противоположностью самому себе. Красный, чуть ли не багровый, он застыл как столб, судорожно вцепившись в ручку открытой дверцы возка, словно опасаясь упасть, если отпустит ее.
– Что, еще один покойник? – нахмурился Сангре, направив к возку своего коня. – Да вроде бы нет, – пробормотал он, заглянув вовнутрь. – Жаль, напрудившего перца не видать, но зато мисс Хадсон в наличии, а это куда важнее. Честь имею, донья Изабелла, – небрежно кивнул он сидевшей в возке даме, толком даже не разглядев ее, но заметил еще одну, сидевшую чуть дальше, и моментально понял, что ошибся.
Дело было не в одежде, хотя, разумеется, у второй она выглядела гораздо богаче и дороже. Достаточно было увидеть ее лицо, и сразу становилось ясно, что именно она – донья Изабелла де…
Сангре наморщил лоб, старательно припоминая фамилию, которую не раз называл ему Бонифаций, но понял, что это бесполезно. Разве что Улан мог бы помочь с подсказкой. Он вновь перевел взгляд на друга, продолжавшего оцепенело таращиться на Изабеллу, укоризненно покачав головой, пробормотал вполголоса «Нашел время!» и, махнув рукой, повернулся к фра Луису, деловито распорядившись:
– Значит так, сидай сюда, смокинг хренов, – указал он на облучок. – И будешь править, куда я скажу, то бишь обратно в Берестье. Корешка своего не выбрасывай – он нам сгодится в процессе опознания. Мы сопровождаем по бокам, – и он, набрав в рот воздуха, рявкнул что есть мочи, пытаясь вывести друга из ступора. – Ула-ан!
Ага, помогло, очнулся. Петр удовлетворенно улыбнулся. Правда, взгляд друга оставался таким же растерянным и чуть ли не жалобным, ну да пес с ним, со взглядом.
– Едем, милый, едем! – поторопил его Сангре.
Он повернул коня, бросил случайный взгляд в сторону темневшего далеко впереди леса и похолодел, разглядев вынырнувших из него несколько десятков всадников.
– Это кто ж такие? – недоуменно протянул он. – Местные Робин Гуды что ли? А к нам чего? Дань за проезд через Шервудский лес? Так у нас перстень Ноттингемского шерифа имеется. Или…
И тут его осенило, что они могут находиться уже в волынских землях, где перстень Гедимина навряд ли имеет силу. А учитывая весьма неприязненные отношения обоих правителей с кунигасом Литвы, вплоть до военного союза с его прямыми врагами, беспристрастного отношения ожидать не следует. Скорее наоборот, особенно с учетом имеющегося покойника и соответствующих показанияй второго монаха. Словом, формальный повод зачислить их в разбойники имеется.
– Уланчик, гадом буду, если это не корешки монахов! – истошно заорал он.
– Кто? – рассеянно переспросил тот.
– Сподвижники, мать их ети! – рявкнул Сангре и, подметив, что они сорвались с места и устремились в их сторону, взмолился: – Уланчик! Ну я тебя как брата просю: хватит ловить гав, бо не время. Лучше посмотри ради интереса вон туда, – и он указал другу, наконец-то соизволившему повернуть голову в его сторону, на скачущих к ним во весь опор всадников.
При виде столь красноречивой угрозы Улан вышел из стопора, и, виновато улыбнувшись недавней пленнице, хриплым от волнения голосом принялся уверять ее, что она попала к друзьям. Отныне ничего страшного с нею не случится, а им самим можно смело доверять, поскольку они готовы для нее и за нее…
– Ну, с этим порядок, – пробормотал Петр и недоуменно уставился на монаха, продолжавшего стоять на месте. – А тебе что, дервиш-разбойник, особое приглашение надо? – возмутился он. – Я кому сказал?! А ну живо на козлы!
Фра Луис выдал несколько фраз.
– Говорит, они все равно нас догонят, – предупредил Улан, наконец-то, хотя и с явной неохотой захлопнувший дверцу возка и усевшийся в седло, – а потому лучше бы тебе отпустить его с миром. Тогда он обещает попросить этих воинов отпустить нас живыми.
– Ересь несёшь, раввин! – упрекнул монаха Петр. – За такое богохульство тебя надо бы вывести за околицу в чисто поле, поставить к стенке и из автомата. А кадилом контрольный по балде, чтоб на всю жизнь запомнил! Кстати, у меня от твоего халифа и грамотка на это разрешающая имеется. Чин чинарем куплена у твоего корефана Сильвестра за десяток гривен, таких же фальшивых, как твоя рожа и вообще вся ваша контора. А в ней так и написано – мол, грохни этого гада, бо за все уплачено и нечего грошам зазря пропадать. А посему выбирай – либо закидываешь свои копыта на облучок, либо ты их через секунду задерешь вверх и больше никогда ими не взбрыкнешь. Жаль выкуп за тебя пропадет, ну да хрен с ними, с флоринами. За такое удовольствие я и сам доплатить могу.
Улан послушно перевел. Фра Луис оживился, но остался стоять на месте.
– Он говорит, если тебе нужно золото, то с этим…
– На ко́злы, я сказал, – рявкнул Сангре, теряя терпение и вновь оглядываясь на скачущих к ним всадников, – а за золотишко в городе трендеть станешь! – и видя, что тот по-прежнему не слушается, взмолился. – Улан, где твой нож, а то он меня достал!
На сей раз монах, поняв по тону Петра, что терпение воина на исходе, покорился. Однако пока разворачивали коней в противоположную сторону, всадники оказались на расстоянии не далее километра. Наконец упряжка резво рванула и некоторое время, нахлестываемая сразу с трёх сторон – кнутом с облучка и плетями с боков – тройка лошадей, тащившая возок, удерживала дистанцию. Однако спустя пяток минут азартное гиканье за спинами друзей стало слышнее. Петр оглянулся. Так и есть – преследователи явно подсократили дистанцию.
