Он медленно наклонился. Я могла бы отодвинуться, но вместо этого я закрыла глаза и позволила ему поцеловать меня.

Это продолжалось всего минуту. Достаточно лишь для того, чтобы радость от того, что я права, поугасла. Я подумала, и что я теперь буду делать? Как я объясню это Эдриан? Но я знала, что не объясню. Я скрою это и никогда не расскажу, что я наделала.

И тогда я услышала вскрик Эдриан. Я оттолкнула Тревиса и увидела, что она стоит в дверном проеме. Её рот открылся от шока и глаза были огромными и испуганными. Испуганными, а не уязвленными. Я тогда этого не поняла, но, думаю, понимаю сейчас.

Страх — вот что чувствуешь, когда человек, который всегда тебя защищал, режет твое сердце. Мир это уже не безопасное место, здесь любой может повернуться против тебя.

Эдриан развернулась и метнулась обратно в свою комнату, оставляя кухню в тишине. Тревис провел рукой по волосам.

— Прости меня. Думаю, мне лучше уйти.

Он удалился почти так же быстро, как Эдриан, и потом я стояла с ужасным опустошающим чувством, разраставшимся у меня в груди.

Я пыталась поговорить с Эдриан. Я снова и снова извинялась. Я говорила ей, что больше никогда не увижу Тревиса. У меня не было причин для того, что я сделала, и я только говорила: "Это просто случилось", что, в конечном итоге, было только хуже.

"Это просто случилось" стало оправданием у Эдриан для всего на свете. Её серьга в языке просто случилась. Её оценки упали — просто случилось. Её черный гардероб просто случился.

Каждый раз, говоря это, она сообщала мне, что это по моей вине. И с того дня она перестроила себя в человека, который был моей полной противоположностью.

Теперь, глядя как Эдриан красит ногти с немой решимостью, я снова почувствовала боль. Я вздохнула.

— Сколько ты еще будешь вспоминать Тревиса?

Она от ногтей на ногах перешла к ногтям на руках. А пока я смотрела, как она рисует себе длинные черные когти.

— Только пока мне не будет плевать.

Я больше ничего ей не сказала. Не было смысла. Некоторые люди никогда не прощают. Ненавидеть гораздо веселее.

Перевод выполнен для сайта https://vk-booksource.net

Глава 11

В понедельник Саманта, Молли, Полли и я провели весь урок истории, работая над нашим докладом. Он был почти готов. Я не виновата. Я не такой человек, который собирается оставлять все дела на последний момент, это происходит естественным образом. И последняя минута меня всегда спасает.

Но Молли и Полли на это не пошли. Они хотели, чтобы проект был сделан сразу же, чтобы не пришлось об этом волноваться потом я пыталась сказать, что легко не волноваться сейчас, и совсем чуть-чуть поволноваться потом. Фактически, это гораздо более эффективно, потому что, ну правда, сколько остается времени на волнения в последнюю минуту?

Полли сказала:

— Слушай, мы знаем, что ты занята своими тренировками в группе поддержки и репетициями для прослушивания и всё такое. Мы можем напечатать доклад и оформить библиографию, если у тебя нет для этого времени.

Это было очень трогательно, учитывая, что они начали работу настаивая, что не дадут мне списать. Но все-таки, я не хотела, чтобы они делали большую часть работы, потому что я хорошо к ним относилась и поэтому могла отлынить. Я хорошо к ним относилась, чтобы мистер Метзероль давал мне уроки.

Это звучало так же отвратительно, но это было не так. Я имею в виду, мне нравились Молли и Полли. Это же должно было что-то значить.

Поэтому мне пришлось сказать им, нет, я не хотела, чтобы они делали за меня работу, что значило, что мне придется выполнить всё как можно быстрее, чтобы не подвести остальных.

Хотя, если честно, Саманте тяжело было сфокусироваться на её части, первых годах космических путешествий, потому что она злилась на Логана.

Встретив Обри, Рашель и меня с утра на нашем обычном месте, она сложила руки на груди и покачала головой.

— Это снова произошло.

— Что снова произошло? — спросила Обри, уже сочувствуя.

— Логан подвез меня в школу, и я по методу Рашель задавала ему вопросы о его интересах, — она подняла руку вверх, чтобы усилить впечатление от её слов. — Он всю дорогу до школы говорил только о себе.

Мы смотрели на неё в ожидании продолжения, но его не последовало.

— Ну, разве не в этом был смысл? — спросила Обри.

— Я делала это уже три дня. Три дня я не говорила ничего о себе, и он даже не заметил. Или ему всё равно. Я могла бы быть компьютерной программой, которая повторяет: "Что ты об этом умаешь, Логан?" и он был бы так же рад мне. Очевидно, мой вклад в наши беседы нужен был просто, чтобы занять то время, когда он не мог говорить о себе.

Рашель покачала головой.

— Я говорила, что становится скучно, если желать так постоянно. Помни, для этого нужны поцелуи.

Саманта перебросила волосы через плечо.

— Я не хочу целоваться с тем, кому всё равно, о чем я думаю.

Обри посмотрела на нас по очереди и её выражение лица стало строгим.

— Видите, я говорила вам, что это плохая мысль, но вы не слушали.

— На самом деле, — сказала я. — У меня всё прекрасно получилось.

— Поцелуи, — сказала Рашель многозначительно.

Саманта стиснула зубы.

— Я была уверена, что к утру он начнет подозревать. Я имею в виду, если он бы не говорил о себе, я бы подумала, что он что-то скрывает. Я бы стала допытываться у него, что именно. Ему даже всё равно, что у меня могут быть от него секреты, — она махнула рукой в мою сторону. — Я могла бы жить тайной двойной жизнью как Челси.

— И я рада, что я студентка. Парни, которые учатся в колледже, гораздо взрослее.

Саманта вздохнула.

— Может быть, мне тоже стоит стать студенткой.

Между полетами в космос и попытками держать ноты диафрагмой, чтобы мистер Метзероль не тыкал меня указкой, у меня едва ли было время подумать о Таннере до тех пор, пока он не позвонил мне после обеда. Он хотел знать, где ему забрать меня перед ужином у него дома.

Да, я должна была подумать об этом заранее, поскольку я не хотела говорить ему, что жила с родителями.

— Я буду работать над докладом в библиотеке, — сказала я. — Почему бы тебе не забрать меня оттуда?

И это тоже не было ложью, потому что я могла работать над полетами в космос в библиотеке на кампусе так же легко, как и в любом другом месте. Просто это значило, что я доеду туда на автобусе.

Вся эта двойная жизнь могла стать очень сложной, если я вскоре во всем не призналась бы. Я имею в виду, есть тонкая грань между словесной маскировкой и откровенной ложью. Сегодня, решила я, если всё пройдет хорошо, я расскажу ему правду.

Таннер забрал меня в шесть часов, и мы поехали в Саннисайд Хилл. Ведя машину, он барабанил пальцами по кулевому колесу.

— Я, наверное, должен предупредить тебя, что бабушка очень упрямая. Она стара и богата и думает, что это дает ей право говорить всё, что она хочет.

— Ох, — сказала я. — Я это запомню.

Опять постукивание.

— Мой брат, конечно, тоже упрямый. Он молод и непокорен и думает, что это дает ему право говорить всё, что он хочет.

— Я понимаю, — сказала я.

— Предполагается, что Ричард будет себя хорошо вести сегодня вечером, но это не о многом говорит. Бабушка думает, что он должен учиться в Джульярдской школе¹ и он пытается уклониться от этого.

Я только сейчас поняла, что Таннер в первый раз упомянул имя своего брата. Я прочесала свою память и вытащила оттуда всё, что знаю про Джульярд. Это была уникальная музыкальная школа в Нью-Йорке. В неё очень сложно попасть. Мой сосед репетировал на пианино часами каждый день, чтобы поступить туда, и не прошел.

— Твой брат играет на фортепьяно? — спросила я.

— Джульярд не только для пианистов. У них есть и другие отделения. Бабушка думает, что если Ричард хочет, чтобы его будущее было связано с музыкой, то Джульярд как раз для него. У неё есть связи, так что она считает, что поможет ему поступить, — Таннер заворчал и покачал головой. — Последний комментарий моего брата по предмету был следующим: он скорее съест классическую гитару, чем будет на ней играть, — он взглянул на меня с извиняющейся улыбкой. — Я говорю это тебе только затем, чтобы ты понимала, что происходит, если они снова начнут ссориться.