Он спросил меня, где я живу — определенно опасная зона. Если бы я сказала ему: "С родителями", он бы спросил, почему.
— Твои родители владеют Хиллтопом, поэтому они, должно быть, местные. Ты живешь с ними или на кампусе?
Надо отдать должное советам Рашель, он, кажется, не заметил, что я не ответила на его вопрос. Он сказал:
— Я в Перхам-холле.
— Не хотел жить с родителями?
— Не хотел жить с братом.
— Ох, вы плохо ладите?
Он пожал плечами.
— Иногда ладим, но большую часть времени я хочу его убить, — он помедлил. — Ты, наверное, думаешь, что ужасно так говорить?
— Нет, у меня есть младшая сестра, помнишь?
— О да, — он послал мне улыбку. — Расскажи мне о своей сестре.
Опасная идея. Я улыбнулась ему в ответ.
— Расскажи мне о своем брате.
Он оперся на руки, раздумывая.
— Мой брат — самый умный человек, которого я знаю, но он посвятил всю жизнь, растрачивая это. Я не могу вспомнить, когда он в последний раз помогал в ресторане.
Я кивнула.
— Моя сестра винит меня во всех своих неприятностях.
Таннер протянул руку, как будто показывая мне что-то.
— Мой брат ненавидит всё, что я делаю. Я занимался спортом, поэтому он не хотел. Я получал хорошие оценки, поэтому он двоечник. Если я делаю что-то, то это не круто.
Я сделала глоток коктейля.
— Моя сестра е хочет думать о будущем, и большую часть времени одевается как невеста Сатаны.
— Мои родители никогда не простят мне того, что прощают ему.
— Именно, — сказала я, радуясь, что он понял, и меня удивило, что я нашла того, кто чувствует то же, что и я. — Моя мама слишком занята сестрой, чтобы обращать внимание на мою жизнь.
Таннер кивнул и повернулся ко мне.
— Похоже, они будут отличной парой. Может быть, нам стоит их познакомить.
Я быстро потрясла головой.
— Ни за что. Моя сестра только что порвала со своим неудачником-парнем. Я надеюсь, в следующий раз она выберет того, кто захочет изменить её.
Таннер пожал плечами.
— Да, и у моего брата есть уже подружка-неудачница, — он криво улыбнулся. — Она сводит с ума моих родителей. — Нужно только сказать слово "внуки" и моя мама начинает дрожать.
Я подняла чашку, салютуя.
— За будущее воссоединение семей. Пусть нормальных людей будет больше, чем хулиганов и бездельников.
Таннер стукнул своей чашкой о мою.
— Всегда можно надеяться.
Мы оба выпили, но в следующую секунду грусть сменила облегчение. Эдриан и я были так близки раньше. Будет ли так когда-нибудь снова?
Я посмотрела в свой стакан и ничего не сказала. Я почувствовала взгляд Таннера, но он тоже ничего не сказал. Может быть, он понимал моё молчание так же, как понимал жалобы.
Наконец, я снова посмотрела на него.
— Я правда люблю её, — сказала я. — Я постоянно о ней волнуюсь.
Он положил руку мне на спину и медленно потер её через куртку в знак понимания.
— Я знаю, о чем ты говоришь.
Он продолжал гладить меня по спине, и я положила голову ему на плечо. Как могло это произойти так быстро? Обычно, на первом свидании я волновалась о том, какое произведу впечатление. Я не только рассказала Таннеру об Эдриан, но и прислонилась к его плечу, как будто знала его вечно.
Какое-то время никто не говорил. Потом Таннер сказал:
— Я уверен, что ты хорошая сестра.
Я выпрямилась, чтобы сказать ему, что он ошибается. Много раз я была ужасной сестрой, но не успела я открыть рот, как он поцеловал меня. И мысли об Эдриан вылетели у меня из головы.
Меня целовали раньше. Но поцелуй Таннера, был словно моим первым поцелуем. Мое сердце бешено забилось, закружилась голова и я почувствовала счастье и неловкость одновременно.
Когда он наконец прекратил меня целовать, я не знала, что сказать и почувствовала, что стала ярко-красной.
Таннер улыбнулся мне и отвел глаза. Я догадывалась, что он что-то взвешивает и пытается решить. Наконец, он сказал:
— Моя бабушка приезжает из Калифорнии на несколько дней. В понедельник у нас дома будет большой семейный ужин. Я знаю, может показаться, что слишком рано знакомиться с моей семьей, но было бы хорошо, если бы ты пришла, ну, знаешь, чтобы скомпенсировать неудачную подружку моего брата и показать, что, хотя бы у одного из нас нормальный вкус. Ты хочешь пойти?
— Конечно, — вот как сильно мне нравился Таннер. Я хотела проводить с ним больше времени, даже если это означало знакомство с его семьей, лентяем-братцем и его неудачницей-подружкой.
Я провела остаток недели за домашним заданием, репетициями песни и танца. Мы идеально исполняли его, и он выглядел хорошо. Иногда, когда мы танцевали, я представляла, что выступаю под прожекторами, которые освещали меня перед тысячами кричащих поклонников. Каково это быть звездой? Быть богатой? Знаменитой?
Даже несмотря на то, что я пыталась быть реалисткой и не позволять надеждам брать надо мной верх, у меня в голове возникали мысли. Я осматривала нашу побитую кухню и думала: "Если у меня будет музыкальный контракт, я куплю маме новый дом".
К несчастью, за этой мыслью следовала другая: "Если папа обнаружит, что я богата, он попытается забрать у меня деньги.
Я провела полчаса, волнуясь об этом, и вспоминая времена, когда я была маленькой и он опустошил мою копилку, потому что ему нужны были деньги на выпивку. Мой папа не был хорошим человеком, когда был трезвым, и еще хуже было, когда он был пьян.
Большая часть моего детства прошла, приглядывая за Эдриан, потому что она была на несколько лет младше меня и не понимала, как держаться от него подальше. Мы или слонялись по району, как маленькие всадники на велосипедах, или прятались в моей комнате, изобретая заклинания, которые спасли бы нас от него. Наше лучшее изобретение было дотронуться до дверной ручки, потом три раза постучать по краю двери, когда мы проходили мимо.
Когда папа съехал, мы с Эдриан повторяли этот ритуал несколько лет. Она говорила, что это помогает избежать всего плохого, и, признаюсь, что делала это периодически, чтобы быть уверенной, что он не вернется.
Можно было подумать, что суд откажет отцу в совместной опеке над нами, но этого не произошло. Поэтому мы все просто рады, что он живет далеко и никогда не приезжает. Иногда он звонит, по большей части, чтобы пожаловаться на то, что мама разрушила его жизнь и что он не может платить алименты, но мы можем с этим жить.
Но если бы у меня появились деньги до восемнадцатилетия, смог бы он наложить на них руку?
Я действительно начала переживать по этому поводу, пока не поняла, что мой отец вряд ли даже позвонит до моего восемнадцатилетия, не то что будет интересоваться моим финансовым состоянием. Я позволила себе вернуться к мечтам о том, как стану новым открытием, буду слышать себя на радио, мистер Метзероль один раз с гордостью кивнет и скажет, что мои способности теперь официально развиты.
В действительности, мистер Метзероль продолжал стукать и тыкать меня во время уроков вокала. Он сказал мне что Молли и Полли всё еще отказываются петь соло. Он сказал это так, как будто я могла изменить их мнение. Точно. Я даже не могла их заставить пойти в кино с несколькими ребятами из школы, и, поверьте мне, я пыталась.
Мы с Самантой пригласили Обри, Рашель и половину футбольной команды, включая Джо, с нами в кино в пятницу. Но все равно Молли и Полли не хотели идти, потому что на уроке английского Полли слышала, как Джо сказал, что идет в боулинг. Да, боулинг. Я пыталась стать Купидоном для парня, который предпочитал поразить пару кеглей.
Майк и Наоми, конечно, пришли. Но это едва ли меня беспокоило, потому что пока мы стояли в очереди за билетами, Таннер два раза написал мне сообщение с работы. Он жаловался, что выходные — самое занятое время в ресторане и пытался склонить меня к тому, чтобы я заехала, рассказывая мне о фирменных блюдах. Лобстер свежий, написал он. Как будто мне нужен было лобстер, чтобы убедить меня увидеть его. Если бы я не застряла в очереди, он бы заманил меня черствым хлебом и сухим печеньем.