— Понимаешь… — я смутился, чувствуя себя виноватым. — Сюда ведь может кто-нибудь войти. Рамки приличия и всё такое…

— Не может, — снова притянул меня к себе.

— А как же Печенька? Он же там, за дверью.

— Да?

— Да, — поспешно ухватил его руку, палец которой уже очерчивал круги вокруг моего пупка. — Ты сам сказал, он золотой ребёнок, которого ни в коем случае нельзя развращать! — затараторил. — А тут увидит такое…

— Ты прав, — он закивал, но вместо того, чтобы отпрянуть и дать мне хоть полметра личного пространства, крепче вцепился в меня и потянул вон из бара.

На выходе Юнги с Куки лишь проводили нас недоумёнными взглядами.

Свернув на соседнюю улицу, Хосок остановился прямо посреди тротуара напротив цветочного магазина и снова, с не меньшим воодушевлением, стал меня целовать. Поцелуи Хосока — это такая вещь, от которой напрочь теряешь связь с реальностью. Ибо слишком чудесно. Слишком захватывающе. Даже если ты этого не хотел, начав, остановиться невыносимо сложно. Хочется стереть весь мир и просто самозабвенно целоваться часами… Однако от получения неземного удовольствия меня снова отвлекла рука, сначала словно выписывающая узоры по моей пояснице под футболкой, а затем без стеснения скользнувшая ниже… Я оттолкнул оранжевого и, отступив на шаг, стал лихорадочно осматриваться по сторонам: даже с противоположной стороны улицы на нас косились кто с любопытством, а кто и с осуждением.

— Нельзя так… У всех на виду… — мне стало ужасно неловко, словно мы тут прям оргию под открытым небом на глазах у всего честного люда устроили.

— Да ладно тебе, — отмахнулся, хихикнув. — Забудь обо всех, — сделал шаг ко мне.

— Шеф, — посмотрел на него укоризненно и снова отступил назад.

— Ладно, понял, — вздохнул удручённо.

— Почему ты напился? Что-то случилось?

— Я не напился.

— Определённо напился.

— Не напился, а слегка выпил.

— И почему же ты «слегка выпил»?

— Да потому что этот чёртов Мин…

— Всё твои проблемы сводятся к нему?

— Этот чёртов Мин, — продолжил на той же раздосадованной ноте, — мне с утра сказал, что я полный ноль, что я бездарность! Ладно, когда это говорят другие… Я всё могу стерпеть. Но он… Разве он мне не друг? Разве он не должен меня поддержать? Он сказал, чтобы я бросал свои глупые попытки и просто работал в «Омуте». Но я не хочу так! Было бы замечательно, если бы он просто сказал, что я крут… — надул щёки, глядя себе под ноги, а потом сердито оскалился и пнул металлическую крышку от бутылки (впрочем, не попав по ней). — Ненавижу его!

— Угум.

— Что «угум»? Скажи, что он сволочь!

— Определённо та ещё сволочь! Не переживай! — легонько погладил его по плечу. — Забей ты на этого чёртова Мина. У тебя же есть я. Разве меня тебе мало? Я всегда буду на твоей стороне. У тебя всё получится! Покажи этому чёртову Мину, что если не дрыхнуть весь день как он, то можно добиться чего угодно! Вперёд к успеху! — закончил пафосно, вскинув руку вверх, указывая на здание одного из развлекательных агентств, возвышающееся неподалёку.

— Да! Я сделаю это! Сделаю это благодаря моему ТэТэ! Сделаю это прямо сейчас! — и Хосок сиганул переходить дорогу (естественно, в неположенном месте) с явным намерением покорить всех в агентстве своим чудным перегаром.

— Эй, нет. Стой, — ухватил его за капюшон спортивного костюма прям перед носом уже сигналящего автомобиля и оттянул на обочину. — Давай не сейчас.

— Думаешь, я недостаточно хорош? Думаешь, мне нужно ещё практиковаться?

— Думаю, тебе нужно протрезветь. Пошли в «Омут».

— Но я не пьян.

— Мне виднее.

— Ладно, я пойду в бар, но только если ты меня поцелуешь.

— Шантажист, — фыркнул я и, убедившись, что на нас никто не пялится, коснулся его губ быстрым поцелуем.

У «Омута» нас ожидали двое. Вот только не в прежнем составе. Юнги, как и табурета, на котором он сидел, уже не было (да и музычка отсутствовала), а вот Куки присутствовал. Он стоял, прижавшись спиной к двери, не впуская внутрь Чимина, в наряде которого лишь майка сменилась на атласную чёрную рубашку.

— Бар ещё закрыт, — довольно уверенно стоял на своём Печенька, когда Чимин возмущался и тыкал в табличку с режимом работы, настаивая на том, что бар уже как две минуты должен работать.

— И вообще, я не в бар, а лично к Юнги. Так что потеряйся уже, сопля.

— Эй! — вспетушился сразу оранжевый. — Не смей оскорблять моего Куки!

Набрав полную грудь воздуха, он уже, похоже, с намерением нарваться на неприятности, направился к Чимину, но я ухватил его сзади за кофту. А тот даже не предпринял попыток вырваться.

— Печенька, впусти его, — милостиво разрешил я, и Куки не хотя открыл дверь, пропуская Чимина внутрь. — Там, небось, Юнги заскучал. Ревнуешь, что ли? — проходя мимо, шепнул я последнее на ухо недовольному Куки, а тот в ответ только насупил брови.

— Расслабься, много времени не займу, — кинул Чимин Юнги, который протирал полотенцем стаканы с таким угрожающим видом, будто это не посуда, а как минимум холодное оружие.

— Аллилуйя, — голос блондина был прям полон безудержного веселья, настолько, что оно аж лилось через край.

— Сегодня. В полночь. Возле отеля «Эрос», — и Чимин, гордо (и дофига высоко) вскинув подбородок, вышел из бара.

— Реально быстро. Кажется, тебе назначили свиданку, — я улыбнулся (уж очень меня забавлял такой Чимин). — Пойдёшь?

Юнги в ответ продолжил молча вытирать и без того сухие стаканы.

— Ну-с, молчание — знак согласия! Надеюсь, свидание у вас выдастся крышесносным! И не забудь презервативчик захватить, — брякнул я напоследок, прежде чем скрыться на кухне и услышать уже оттуда невнятное ворчание Хосока.

Бар, хоть и с опозданием, но всё же открылся и функционировал вполне себе успешно. Я тоже функционировал неплохо, ибо настроеньице было просто отменным (видимо, в поцелуях Хосока кроется особая энергетика). Но когда всё чудесно, просто обязано случиться что-то такое, что всё непременно испортит. В данном случае этим «что-то» был телефон. А если ещё конкретнее — сообщение. Сообщение весьма обнадёживающего содержания: «Мы с мамой видели тебя целующимся с парнем. Кажется, теперь она мне поверила. Мама ужасно зла. И думаю, тебе не выжить. Мужайся!». Ах да, и в конце ещё эти глупые подмигивающие смайлики.

Можно было бы конечно решить, что сестра сделала огромную милость, предупредив меня о подобном. Мол, чтоб я не совался домой и переночевал где-нибудь. Но так как список моих друзей, у которых я мог бы залечь на дно, полон лишь пустых строк, выглядело это как издевательство. Наверняка она просто хотела, чтоб я, вместо того, чтобы радоваться жизни, уже начинал нервничать и понемногу сходить с ума. Очень мило.

Мама сердилась довольно редко. Но это «редко» всегда было очень масштабным. После того поцелуя с Чимином… Когда до неё дошла вся эта информация, дома был огромнейший скандал. Мама кричала, а я плакал и лепетал о том, что я не виноват. Пару неслабых тумаков тогда отхватил (как будто мне Чимина было мало). И потом ещё около месяца она со мной совершенно не разговаривала, заставляя меня чувствовать себя врагом народа. Я тогда стал ещё больше времени на мангу тратить, лишь бы только пореже присутствовать в реальном мире.

Теперь же мне было даже страшно представить, что скажет мне мама и какие весьма лестные определения мне подберёт. А моя душа слишком ранимая, ей никак нельзя подобного слышать. Так что мною было твёрдо решено во что бы то ни стало домой сегодня не возвращаться. Может, к завтрашнему дню мама как раз чутка отойдёт и мне меньше достанется. Но ночевать ведь где-то всё равно надо. А что же ещё может послужить вторым домом, как не родная работа?

— Шеф, — я заглянул ближе к полуночи на кухню, где были Хосок и Юнги. — Я домой пойду.