Литмир - Электронная Библиотека

От жалости, смешанной с облегчением, я вдруг почувствовала приступ морской болезни. Подняв с палубы клетку, я разломала ее на куски и, продолжая смотреть на берег, побросала их за борт.

Что же такое Слэйт увидел? Может, его смутили теснившиеся в гавани пароходы? Но в них не было ничего необычного – они стали заходить на Гавайи примерно с 1830 года. Возможно, что-то показалось ему странным в городе на берегу? Скажем, церковь Кавайахао? Но ее строительство закончилось еще в 1842-м.

– В чем дело? – поинтересовался по-французски Кашмир и сразу снова перешел на английский: – На что вы смотрите?

Я продолжала всматриваться в берег, по-прежнему стараясь взглянуть на него глазами отца. Флаги у дворца Иолани были приспущены – может, Слэйт заподозрил, что это означает смерть кого-либо из его близких знакомых? И тут вдруг я поняла: дело не во флагах.

– В 1868 году дворца Иолани здесь не было, – сказала я. – Мы явно опоздали.

Несмотря на то что я испытала облегчение, это открытие задело меня и смутило. Как такое могло случиться? Дата была главной характеристикой карты, своеобразным якорем, который привязывал ее к определенному месту и времени. Так устроены все настоящие, подлинные карты. Откуда же взялся дворец Иолани?

Я вспомнила, что название его на карте действительно имелось, но самого дворца я не видела – все мое внимание было приковано к дате. Изучив карту повнимательнее, я могла избежать долгих часов напрасного беспокойства.

Кто же, однако, нарисовал карту и проставил на ней не ту дату?

Кашмир покачал головой.

– Так в чем же все-таки дело? – спросил он. – Карта неправильная или капитан свихнулся?

– Хороший вопрос.

В раздумье я скрестила руки на груди. Слэйт не смог бы дать мне какой-либо вразумительный ответ. Но автор карты, некий А. Сатфин, по идее должен был жить здесь, на острове. Возможно, он в состоянии пролить свет на интересующие меня обстоятельства – при условии, что мне удастся его разыскать.

Внезапно меня отвлекло от размышлений звякание колокольчика. Я подняла голову и увидела, что Би указывает на главный парус – его следовало приспустись. Мы с Кашем направились к мачте.

– Что ж, могло быть и хуже, – заявил Ротгут, спустившись с площадки впередсмотрящего. – С удовольствием отдохну немного в тропиках. Интересно, коктейль муай-тай уже изобрели? Если нет, я, пожалуй, сам введу его в местный обиход.

– Мы не знаем, сколько нам придется тут пробыть, – сказала я, берясь за фал-гардель. – Возможно, ты даже успеешь открыть здесь бар. Вот только хватит ли у тебя на это денег?

– У капитана должны быть кое-какие денежки в местном банке, – ответил Ротгут.

Я с силой натянула фал и, выбрав слабину, намотала ее на кнехт. Кашмир, помогая мне, бросил на меня внимательный взгляд.

– Деньги? – переспросила я. – В банке? У него что, открыт здесь счет?

– Ну да, – Ротгут пожал плечами. – Он открыл его для Лин перед тем, как отправиться в путешествие. Но, вернувшись, он… он по рассеянности забыл его закрыть.

– Понятно.

– Я вот что скажу. Рыбалка здесь просто невероятная, – заявил Ротгут, и глаза его заискрились. – К тому же очень может быть, что где-то неподалеку все еще околачивается воздыхатель Би.

Би издала протестующий возглас и замахала рукой.

– Что еще за воздыхатель? – заинтересовался Каш.

– Один местный болтался около нашего судна несколько недель. Симпатичный малый. Я так и не решился ему сказать, что она уже замужем, – прошептал Ротгут, стараясь, чтобы Би его не услышала. – Но в итоге она столкнула его за борт.

– Это сделала не я, а Айен! – крикнула Би.

Я рассмеялась вместе со всеми, однако почувствовала себя обделенной: Би и Ротгут много времени провели в месте, где я родилась и которого совсем не знала. Разумеется, мне было известно, что «Искушение» простояло в этой гавани почти два года. Но слушать, как мои товарищи делятся друг с другом воспоминаниями о том времени, словно читают хорошо знакомую книгу, было выше моих сил. В отличие от Би и Ротгута ни я, ни Кашмир на Гавайях никогда не жили.

Осторожно пройдя по темно-синему глубоководью между коралловых рифов, мы миновали Карантинный остров, узенькую полоску песчаного пляжа на краю бухты, где из жерл гигантских фумигационных печей поднимались вверх клубы серного дыма. Сразу за золотистой песчаной кромкой побережья начиналась пышная растительность, состоявшая главным образом из зарослей бананов с огромными изумрудными листьями, кокосовых пальм, хлебных деревьев с раскидистыми кронами и зарослей бугенвиллеи.

Ротгут громко окликнул экипаж приближающегося к нам лоцманского бота с флагом Гавайского королевства. На палубе его стоял капитан порта – мужчина с бронзовым от загара лицам и густыми усами. Расположившись по правому борту от нас, бот медленно двинулся к берегу. «Искушение» последовало за ним.

Когда мы наконец пришвартовались, капитан порта представился как полковник Иаукеа. Поначалу, когда он увидел за штурвалом Би, которая приветливо помахала ему рукой, на его лице появилось выражение подозрительности. Трудно сказать, чем оно было вызвано – то ли цветом ее кожи, то ли невозможностью с уверенностью определить ее пол. Впрочем, нельзя исключать и того, что что-то показалось ему странным в облике самого нашего судна. Мне не раз приходилось наблюдать, как при виде «Искушения» люди удивленно поднимали брови.

Впрочем, что бы ни думал полковник Иаукеа, это не имело большого значения. Сотрудникам нью-йоркской береговой охраны он и в подметки не годился. Я заявила ему, что «Искушение» – промерное судно, нанятое одной компанией, базирующейся в Сан-Франциско. Вскоре рядом с полковником бесшумно возник Кашмир. Представитель порта обернулся в его сторону, но я тут же повысила голос, чтобы привлечь его внимание:

– Так вот, эта компания собирается построить на восточном побережье Оаху рыбоконсервную фабрику! А может, не на восточном, а на западном.

Увидев, что Кашмир исчез, я вздохнула с облегчением.

Полковник явно принял мои слова за чистую монету. После того как на прощание Кашмир, завладев серебром из кошелька полковника, пожал ему руку, тот окончательно сменил гнев на милость. В частности, весьма дипломатично заявил, что не собирается устраивать на судне даже поверхностный обыск.

На пристани около «Искушения» собралась небольшая толпа: грузчики-китайцы с бритыми головами; изящные местные женщины с блестящими, черными как вороново крыло волосами, державшие в руках корзины с тропическими фруктами; ремесленники, принесшие изделия из кораллов. Почти у всех этих людей – молодых, пожилых, местных, приезжих – на шеях были ожерелья из цветов.

Один светловолосый молодой человек примерно моего возраста с ярко-розовыми пятнами на бледных щеках, прищурившись, внимательно разглядывал наш корабль и что-то быстро писал в блокноте. Для репортера он был слишком юным. Молодой человек чуть повернул голову, и наши взгляды встретились. Он улыбнулся. Я тоже чуть приподняла уголки губ. Он вежливо коснулся пальцами полей своей соломенной шляпы. Внезапно смутившись, я пошла помогать сворачивать паруса.

Сгрудившиеся на пристани местные жители и иностранцы быстро поняли, что ни интересных новостей, ни необычного груза мы не привезли, а немногочисленный экипаж «Искушения» не горит желанием немедленно потратить все свои сбережения на фрукты и сувениры. Толпа рассеялась, а вместе с ней исчез и привлекший мое внимание юноша. Солнце скрылось, и на улицах Гонолулу зажглись газовые фонари. Прежде чем торговцы окончательно разошлись, Каш успел купить дюжину спелых манго себе – это был его любимый фрукт – и экземпляр «Вечернего бюллетеня» для меня. Благодаря ему я установила точную дату – 24 октября 1884 года. Это означало, что мы оказались на Гавайях даже позднее, чем я предполагала. Я вполне могла бы жить здесь в это время, если бы Слэйт меня не похитил.

Теперь гавань из-за множества мачт со спущенными парусами напоминала зимний лес с облетевшими листьями. Пристань освещали зажженные факелы. Огненные блики их пламени блестели на поверхности воды, словно расплавленное золото. Со всех сторон доносились взрывы пьяного смеха. Где-то неподалеку играли на расстроенном пианино. Улицы, ведущие в город, были заполнены моряками, спешившими в местные бары. Я знала, что все они – или почти все – через несколько часов, спотыкаясь, будут брести обратно, во все горло распевая непристойные песни.

15
{"b":"604145","o":1}