В Кремнике было полно народу, кипела страда созидания. Сергий не видел Кремника после летнего пожара и потому задержал стопы, обозревая картину, радостную тем, что люди, сошедшиеся сюда, намерились воссоздать сгоревший город. Ему объяснили, что митрополит остановился не здесь, а у Богоявления. Сергий скоро достиг обители, в воротах которой троицкого игумена едва не задержали, а узнав, кинулись известить Алексия.
Алексий вышел в сени навстречу молодому старцу. Посмотрел, просквозив взглядом, и, уверясь в чём-то, троекратно облобызал Сергия, отослав его в церковь и к трапезе.
Глава 6
И вот они сидели друг против друга: Алексий, русский митрополит, и прежний светлоокий юноша, ставший настоятелем монастыря, и Алексий не знал, о чём ему говорить. Он прочёл и перевёл Сергию послание патриарха, где после цветистого обращения и похвал следовал, со ссылкой на пророка Давида, призыв устроить общее житиё: "Что может быть добро и красно более, нежели жити братии всем вкупе? Потому же и аз совет благ даю вам, яко да составите общее житиё! И милость Божия, и наше благословение да будет с вами". И они опять смотрели друг на друга, и Сергий молчал, поглядывая; его вопрошание ясно без слов: вот я - здесь, и что повелеваешь ты мне теперь, Алексие?
И Алексий, уставно долженствующий ответить нечто, похвалив общее житиё, сбился и спросил не о том и не так, как пишется в житиях:
- Возможешь ты, брате, поднять ношу сию?
Сергий молчал, улыбаясь. И Алексий, поняв, что спросил не о том, спросил, гневаясь на себя:
- Примут?
- По велению русского митрополита! - сказал Сергий и добавил, помедлив. - Тогда - возмогу.
И, наверное, Сергий - опять прав, и он, Алексий, восхотел большего и скорейшего там, где невозможно ни то ни другое. И игумен, ныне сидящий перед ним, по-прежнему крепок и твёрд, и не стоило Алексию сомневаться в нём даже и в мыслях. Но не уже ли изменить души немногих иноков, по своей воле сошедших вместе, труднее, чем изменить судьбу государств и участь престолов? "Да, - ответил ему взгляд Сергия. - Да, отче, труднее! И не спеши, дай мне нести сей крест и вершить как должно по моему разумению!"
- Мне, отче Сергие, нельзя ныне оставить Москву даже на час малый, - сказал Алексий, глядя в глаза старца. - Но я пошлю с тобой своё рукописание, и от себя бояр и церковный клир, вкупе с епископом Афанасием! Довольно сего?
- Сего - довольно, - подумав, ответил Сергий.
- Мыслишь ли ты, - спросил Алексий, кладя руки на подлокотники кресла и наклоняясь вперёд, - что минуют которы на Москве и снизойдёт мир в сердца злобствующие?
- Боюсь, владыко, что не будет сего! - ответил, помедлив, Сергий. - Иное, хотя и скорбное, должно дойти до предела своего и разрешить себя, яко нарыв, который не прежде изгоняется телом, чем созреет и вберёт в себя всю скверну и гной!
Два-три года назад Сергий ещё не говорил так жёстко и прямо, отметил про себя Алексий, начиная догадываться, что изменилось в Сергии и почему тот как бы нарошно не спешит на своём пути, но и не отступает вспять. Да, если возможен новый Феодосий на Москве, то это - он!
- Надобна ли моя помочь обители? - спросил Алексий и поймал себя на давнем воспоминании: когда-то так же спрашивал он Сергия, и о том же, и он отверг в ту пору помощь. И услышал знакомые слова:
- Обитель ныне - изобильна всем надобным для неё, а излишнее - опасно для мнихов! Может, - прибавил он едва ли не в утешение митрополиту, - егда создадим общее житиё, возможет явиться нужда в чём-либо, но тогда посланные к тебе уведают о том в свой час!
Что-то ещё надо спросить, о чём-то сказать, о самом нужнейшем ныне, а может, жаль отпускать от себя этого монаха, в котором Алексий начал сомневаться в пути, а теперь не может отпустить от себя, чвствуя истечение светоносной силы, которой так не хватает порой ему, взвалившему на себя бремя мирской и духовной власти?!
- Мыслю, Алексие, земля наша способна к деянию, токмо ей надобно время для собирания сил. Возможно, слабый князь - и благо для нынешней поры? - сказал Сергий. - Тому, кто - препоясан к деянию, ждать или медлить бывает не вмоготу!
- Спасибо, Сергие! - сказал Алексий, и бледный окрас проступил на его щеках. Он говорил о море, о буре, едва не погубившей корабль, о своём обещании создать монастырь, и Сергий опять наклонил голову, поняв ещё не высказанную просьбу. - О настоятеле новой обители, сего же хощеши от меня, повещу тебе через некоторое время!
И опять сказано всё. Время нужно на то, чтобы ввести общежительный устав и на нём испытать каждого из своей братии. Сергий и тут не торопится, и опять он - прав.
Шли часы, мерк свет за окном, а митрополит, отложивший все иные заботы в сторону ради этой беседы, всё не мог расстаться с Сергием, без работы которого он не мог бы, пожалуй, вершить и свои подвиги.
Глава 7
Станята попал в Троицкую пустынь уже спустя месяц после того, как было в присутствии епископа Афанасия и посланцев Алексия прочтено послание Филофея Коккина и совокупным советом братии приговорено устроить в обители общее житиё.
За торжествами, за явлением патриаршей воли, - посланием, обращённым к ним от главы Православной Церкви, - за всем этим не почувствовалось, не было понято, на что они идут, что приняли и к чему направляет их теперь игумен Сергий. Вернее сказать, немногие понимали. Архимандрит Симон понимал. Понимал, принимая всё, что делал и велел наставник, и Михей. Понимал замысел Сергия и Андроник. Но уже брат Стефан, чувствовал Сергий, не понимал всего, что должно будет принять ему на себя с устроением общего жития - не понимал всей меры отречения.
Впрочем, пока, за заботами созидания, всё прочее возможно было отодвинуть и отложить до удобнейших времён.
Место для трапезной в два жила и для поварни рядом с ней Сергием было продумано заранее. Недалеко от храма, но и на безопасном расстоянии от него, над обрывом, с которого открывался обзор на чашу, прорытую извивами Кончуры и Вондюги, и на далёкие за ней лесные заставы, среди которых уже появились росчисти крестьян, подселявшихся к новой обители. Славное место! Радостное глазу, каковым и должно быть месту сходбища братии в час общей трапезы. Лес был приготовлен и доставлен к монастырю заранее.
Сергий не дал ни себе, ни братии и дня лишнего сроку. Назавтра с утра в обители уже стучали топоры. Игумен, подоткнув полы, уже стоял с топором в руках, нянча первое бревно, и продолжал работать не разгибаясь, пока не созвонили к заутрени.
Ели они, начиная с этого первого дня, все вместе в ближайшей избе, не растаскивая еду по кельям. Все иноки, кроме больных и самых ветхих старцев, все послушники, все, кто пребывал в монастыре, были им расставлены по работам. Самые маломощные брали и подносили мох, и первая хоромина новой общежительной обители росла на глазах, поднимаясь всё выше. Рубили уже с подмостей, клали переводы нижнего жила. В Сергия словно вселился кто, - человеческой силы недостало бы работать так, как работал он, не прерываясь, день ото дня, с утра до вечера. Верно, Горняя благодать сошла на радонежского игумена.
Станька подъезжал к обители Святой Троицы с грамотой Алексия за пазухой, и как ни мало провёл он времени здесь, сердце билось тревожно. Уже пошли знакомые колки и чащобы. Лес уже облетел, готовясь к зиме, и первые белые мухи кружили в воздухе вокруг елей. Издали доносился перестук топоров. Поднимаясь в стременах, Станька тянул шею: вот покажется на урыве горы маковица, вот откроются кельи, прячущиеся под навесом лап елей...
