Они сидели, глядя в глаза друг другу. Наконец Алексий встал и простёрся ниц перед Иоасафом. Тот поднял его и благословил. Только уже стоя у порога, Кантакузин отверз уста и вымолвил, глядя вдаль:
- Ничего не можно и не должно вершить внешнего, пока люди не переменились внутренне. Всё было заблуждением и суетой! - Голос его отвердел. - Среди нас всех единственно правым был старец Григорий Палама! - Он помолчал и повторил. - Прости, брат! - И осенил Алексия крестным знамением.
И вот наступил день отъезда. Грек Агафанкел махал ему с берега, он намеревался приехать позже, с Георгием Пердиккой, которому надлежит привезти Сергию грамоту Филофея об устроении общего жития.
Судно отчалило. Низкие тучи бежали с Пропонтиды. Вздулись паруса. Вновь под ними - колеблемая хлябь, и отходил, отваливал, отплывал, в садах и башнях, священный город, близящий к своему закату.
Глава 3
Дома на Алексия, едва не утонувшего на Греческом море, когда корабль четверо суток швыряло, сразу обрушилась сотня дел.
Ольгерд завоёвывал северские княжества одно за другим, и остановить его было невозможно. В Новгороде Онцифор Лукин, недавно разгромивший шведов, укреплял власть боярской господы, чтобы погасить раздиравшую город вражду. В Нижнем Новгороде Константин Васильевич Суздальский укреплял и расширял своё княжество, продвигая русские селения аж за Суру, и уже грозил не только отделиться, но и отобрать великое княжение у московских государей.
А в Москве Вельяминовы схватились с Алексеем Хвостом, рвущимся к власти тысяцкого, обещая князю Ивану, в случае своего успеха, отобрать у вдовы Симеона Гордого данные ей по завещанию Коломну и Можай. И добился, и стал тысяцким на Москве, обрушив создававшееся три четверти столетия вельяминовское устроение власти и тем взбаламутив посад, где теперь все разделились на приверженцев Хвоста и сторонников Вельяминовых. Доходило до драк и убийства. А тут ещё пожар, порушивший Кремник, и опустошённая казна - и всё это явилось и навалилось враз на плечи митрополита.
Требовалось срочно ехать в Орду, где дело решилось всё-таки в пользу Ивана Иваныча, потому что Джанибек захотел услужить покойному Симеону.
Затем потребовалось закрепить перемирный ряд с Константином Васильичем, чтобы не вызвать войны.
Требовалось при этом восстановить Кремник, на что Алексию удалось получить серебро и помощь у московских бояр.
А там подступали переговоры с Великим Новгородом, с которым тоже не приходилось нынче ратиться.
А там начинала всё больше тревожить судьба западных епархий, оторванных от Владимирского митрополичьего престола...
За этими заботами Алексию не часто удавалось помыслить об обители Святой Троицы. Порой в думах о Сергии Алексия охватывала тревога: медлит ли он? Или выжидает? Или не тот - он, кем его хотел бы видеть Алексий, и так и останется в тиши лесов иноком, ищущим пустынного жития? Последняя мысль посещала его изредка в минуты усталости и упадка духа; и он старался прогонять её прочь. Может, дело было лишь в том, что он давно не встречался с Сергием и начал позабывать о волне той силы, которая исходила от этого подвижника?
Слухи о возвращении митрополита достигли обители Святой Троицы, ещё когда Алексий был в пути.
Глава 4
Со времени поставления Сергия в игумены минуло около года. Уже высилась на склоне холма новая церковь под чешуйчатой, из осиновой драни, кровлей, взметнувшая свои главы выше лесных вершин, вширь небесного окоёма. И уже прояснела для многих властность нового игумена, ибо Сергий взял себе за правило иногда по вечерам, особенно в воскресные дни, обходить кельи, и там, где слышал смех или какое иное бесстудство, постукивал тростью по оконнице, назавтра же вызывал провинившегося к себе, будто для беседы. Но горе было тем, кто не винился сразу, пытаясь скрыть от старца вину своих вечерних развлечений.
И уже переписыванием книг, изготовлением дощатых, обтянутых кожей переплётов, книжной украсой, и даже писанием икон, так же как и различным хозяйственным рукомеслом, начала всё больше прославляться новая московская обитель. И всё это приходило как бы само, и многим даже казалось порой, что не будь догляда Сергия, и монастырская жизнь и труды выиграли бы в размахе и качестве. Да и Сергий кое-кому казался недалёким, "неписьменным", упёртым в хозяйственные дела человеком, во всём уступающим Стефану. И эти догляды Сергия, и те беседы, которые он вёл с провинившимися, кое-кого приводили в бешенство. Есть люди, которые в упор не способны увидеть величия личности, им нужны отстояние, постамент, регалии, слава. А Сергий был далёк от этой земной тщеты. Его это не интересовало.
Сергий ведал об этом ропоте, и продолжал наряжать на работы, отрывая от переписывания книг ради заготовки леса и дров, овощей и прочих крестьянских трудов, которые не желал передавать трудникам, по обету работающим на братию монастыря. И никакие речи, никакие примеры из жизни афонских монастырей не действовали на него. Он даже не спорил, но делал столько, успевая и ёкать свечи, и печь просфоры, и шить, и тачать сапоги, и плести короба и лапти, и валить лес, и рубить кельи, и резать утварь, и копать огород, и чистить двор, и носить воду, и убирать в церкви - и всё с такой охотой и тщанием, что, глядя на игумена, и всякий брат тянулся к трудам, а лодыри обители не задерживались в.
Одно лишь послабление совершил он для братии этим летом, послушавшись многолетних настояний и просьб, - извёл воду для монастыря, найдя источник в нескольких шагах от храма.
Прошёл дождь, и Сергий отправился с одним из братьев осматривать ямы в лесу. В одной из них, примеченной им заранее, дождевая вода обычно стояла, не уходя в почву. Ели, оставленные им рядом с обителью, осеняли впадину, поросшую мхом. Копать следовало здесь! Он воткнул заступ в землю и, осенив себя крестным знамением, опустился на колени в мох.
- Боже! Отче Господа нашего, Иисуса Христа! - молился он, а брат повторял за ним. - Сотворивший небо и землю и вся видимая и невидимая, создавый человека от небытия и не хотяяй смерти грешникам, но живыми быти! Тем помолимся и мы, грешные и недостойные рабы Твои: услыши нас в сей час и яви славу Свою! Яко же в пустыни чудодействоваше Моисеем, крепкая та десница от камени Твоим повелением воду источи, тако же и зде яви силу Твою! Ты бо если небу и земли Творец, даруй нам воду на месте сём!
Окончив, Сергий встал с колен и взял заступ. Сергий ведал, что, по мнению многих, ему стоило помолиться, и вода хлынула наружу, но и знал также, что Господь, создав человека тварным, требует от него труда всякий час, и даже желать чего-либо, не прикладывая к тому ни сил, ни стараний, - грех. Опыт, полученный им при колке дров, не пропал. Поэтому он, окончив молитву, взялся за заступ.
- Копай! - приказал он брату, с которым вышел искать воду.
И оба стали сначала резать пластами и откладывать в сторону куски дёрна, а затем углубляться в глинистую землю. Был вынут перегной, потом пошли куски глины. Сделалось вроде бы суше, и взмокший брат уже с тревогой посматривал на Сергия, но тот продолжал работать, ровняя края ямы и углубляясь всё ниже, сначала по пояс, а потом по грудь.
Своим видом Сергий указывал брату: в Господнем промысле сомнения быть не должно. Каждому даётся по его Вере. И брат, оставивший заступ, устыдясь, взялся за работу. Вода хлынула, как только добрались до песка. Сергий, оказавшись по колено в ледяной воде, всё-таки не прежде вылез из ямы, чем зачистил дно и, окуная руки с заступом по плечи в воду, вытащил наружу последние куски глинистой земли. Он не ожидал, что жила, выходящая снизу под горой, окажется так близко к поверхности. Вскоре они стояли оба над ямой. Сергий - тяжело дыша, мокрый почти насквозь, а вода всё прибывала и прибывала, поднимаясь уже к краям копаницы.
