- А вот и старец! - промолвил спутник игумена Митрофана.
От реки с водоносами на коромысле поднимался молодой рослый монах в суконном зипуне. Сложив руку лодочкой и остоявшись, он посмотрел издали путников и двинулся с водоносами в гору.
Скоро дорожка привела их к ограде монастырька. От лошадей валил пар. Крюк, поискав глазами, накинул повод на один из заострённых кольев ограды. Выпростав свёрнутые попоны, накрыл ими спины коней. Пока возился, монашек уже зашёл внутрь. Игумен Митрофан с братом тоже были в ограде. Рагуйло обогнул угол и отворил калитку. Дворик был чисто выметен, выпахан снег. Две кельи стояли рядом в ограде, третья - чуть поодаль. Рагуйлу встретил старец, ветхий деньми, глянул подслеповато и зазвал в хижину.
Митрофан с братом сидели, грея руки над грудой уголья истопленной печи. Молодого монаха, который нёс воду, однако, и тут не было.
- Брат Сергий скоро прийдёт! - пояснил старик инок. - Воды наносил на всех, теперь пошёл созывать братию. Дровы рубят!
Из разговора иноков Крюк понял, что игумен Митрофан собирается отслужить обедню.
- А как же...
Крюк мыслил, что посадит инока на коня и поскачет с ним на Москву. Великий князь любит, чтобы службу исполняли быстро, без волокиты, и уже гадал, не станет ли боярин его бранить. Но старый монах, поняв, недосказанное Крюком, сказал:
- Ты, коли хочешь, скачи! Сергий всё одно на конях не ездит. Пойдёт пеш, а будет зараньше тебя на Москве!
Крюк хмыкнул. Так и скакать, не увидев монаха, за которым послан?
- Да нет, пожду! - сказал он.
Скоро из леса гуськом подошли несколько братьев. Поклонились игумену Митрофану, принимая благословение. В толпе братии были молодые и старые. Крюк двинулся к одному, посановитее на вид, но тот глазами указал на молодого инока, который с чем-то возился у крыльца. Оказалось, засовывал топоры под стреху. Инок посмотрел на Крюка, нагнулся, поднял уроненную лопату и приставил к крыльцу.
- Почто зовёт меня великий князь? - спросил он.
- Почто?
Крюк смутился. Не ведал, да и не задумывался о том: зовут и зовут! Стало быть, надо чего-то великому князю... А монашку этого не объяснишь! И Крюк испугался: а ну как возьмёт, да и не поедет!
- Коней-то почто сюда вёл? - спросил монах. - Оставил бы в Хотькове, всё одно дорога тут - не проездна, а пешеходна!
- Дык, тово, тебе конь...
- Кабы и я ехал на коне, всё одно от Хотькова! - сказал монах. - Братии ходить, а ты путь истоптал! Коли от князя скачешь, не боись, что без коней тебя не признают!
Крюк алел, краска заливала лицо. Пробормотал:
- Прости, отче!
- Не в чем прощать мне тебя, сыне, Бог простит! - сказал монах. - Дело мирское, в миру о том помнить должен: путника не обидь и честь князя не роняй. В церкву пойдёшь?
И Крюк, за минуту до того не собиравшийся в церковь, кивнул.
Втиснувшись в храмик, он стал позади всех, обминая шапку в руках, посапывая. Согласно со всеми склонял голову, крестился и клал поклоны. Иноки пели, и его понемногу охватывало успокоение. Да, он послан от князя. И это - важно, но ещё важнее сначала отстоять обедню в этом монастыре, хотя бы и ждал его князь, хотя бы и выругал боярин. А почему важнее - он не знал, не задумывался даже. Было важнее, и всё. Монахи причастились, он ел утром и потому только поцеловал крест. Окончив службу, гуськом пошли обратно в келью. Крюк выскочил к коням - повесить торбы с овсом, но торбы уже висели на мордах коней и кони хрупали, переминаясь.
Молодой инок, которого называли Сергием, подошёл с водоносом, поставил бадью перед мордой коня, напоил первого, поправил торбу, отстранив Крюка, стал поить второго.
В келье монахи уже сидели за общей трапезой. Крюк удивился ещё больше, но, впрочем, скоро понял из разговоров, что общая трапеза и тут не была в обычае, а лишь затевалась по случаю прихода игумена Митрофана. Не хватило хлеба, и кто-то побежал за ним в соседнюю келью. Прочли молитву, разлили по деревянным мискам похлёбку из репы с луком и постным маслом, положили перед каждым ломоть хлеба, налили хлебного кваса. Оголодавший Крюк и то покрутил головой: "Ого! Не набалованы тута, видать, мнихи!"
Солнце уже низилось, пуская сквозь стволы елей последние лучи. Посовещавшись, Митрофан со спутником решили заночевать. Крюк остался тоже. Коней уже кто-то завёл за ограду, выстроенную на совесть. Сергий отдал свою постель Митрофану, потом на полу кельи настелили лапника, притащили рогожу, сверху постелили зипуны и улеглись спать. Дотрещав, загасла последняя лучина. И только Сергий ещё стоял в темноте, шепча про себя молитву. Наконец, когда Крюк уже задрёмывал, улёгся и он. Крюку хотелось расспросить и про монастырь, и про Сергия, но он побоялся потревожить спящих иноков. Решил: утром спрошу!
Однако утром Сергия уже не было в келье. Рагуйло напрасно вертел головой.
- В Москву ушёл! - пояснили ему. - Торопись, а то не успеешь за ним. Он ить лесами пойдёт, на лыжах!
Лыжи, сплетённые из ивовых прутьев и обтянутые лыком, Крюк приметил ещё с вечера. Теперь же их не было в избе. Поев, он вывел коней и повёл их прежней тропкой. Впрочем, как ни торопился Рагуйло, времени не выиграл. Когда он, мокрый, подходил к Хотькову, монахи уже нагоняли его.
Отказавшись от трапезы и отдыха, Крюк вскарабкался в седло и погнал запаренного коня, и гнал всю дорогу, пересаживаясь из седла в седло. И всё же, когда поздно вечером, на спотыкающемся жеребце въезжал в Кремник, от знакомого сторожевого узнал, что недавно пришёл молодой мних - чудной такой, которого, расспросив, проводили в покои великого князя.
Глава 7
Сергий сумел обогнать своего гонца ещё и потому, что почти не спал и вышел в потемнях. К тому же он знал лесные пути, да и лыжи сослужили ему добрую службу.
Монаха не задержали у ворот Кремника, а когда он, озираясь, подошёл к воротам княжого терема и спросил, присовокупив, что он - зван к великому князю, то один из сторожевых, взявшихся от хохота за бока, услышав имя Стефана и всмотревшись в странника попристальней, воскликнул: "А ну, постой! Знаю игумена!" - и, отпустив второму весельчаку затрещину, развалистой походкой заспешил к теремам. Подбежал боярин, которому было наказано встретить монаха, захлопотал и повёл Сергия за собой.
Сергий вошёл во дворец, озираясь по сторонам. Он почти был уверен, что встретит брата и потому не завернул к Богоявлению, как собирался дорогой. Он с удовольствием присел, не отказался и от трапезы, предложенной ему в молодечной княжого дворца. Боярин, ожидавший Сергия, растерялся, но сообразил, что путника прежде следует усадить и накормить, а тем временем повестить о его приходе князю, игумену Стефану и наместнику Алексию. Рагуйло Крюк сумел запоздать настолько, что у боярина отошло сердце, и дело окончилось для него без выволочки.
Гость, однако, отодвинул от себя мясные щи, ограничившись хлебом и квасом. Боярин, ругнув себя, притащил миску разогретой окуневой ухи, и Сергий, чтобы успокоить боярина, выхлебал и её.
Сытость клонила в сон. Сергий отвалился к стене и, расслабив тело, закрыл глаза. Заставил себя ни о чём не думать. И пока боярин бегал в верхние горницы дворца, Сергий пребывал в полудрёме. Нескольких минут ему хватило для отдыха, и когда боярин явился перед ним, он уже был бодр и свеж.
Спросив, где здесь - домовая церковь, Сергий, оставив серую свиту и мешок в молодечной, поднялся за боярином в терема и прошёл длинными лестницами и переходами. У порога домовой церкви, обернулся к боярину и сделал знак оставить себя одного, и боярин, окинув церковную утварь из золота и серебра, отступил, прикрыв за собой двери. Что-то было в этом молодом монахе, заставлявшее подчиняться ему.
