Солнце никло, свет мерк, и в келье становилось темно. Алексий не уведал, когда Сергий пробудился от сна, и вздрогнул, услышав его голос:

- Ныне покончишь с Михайлой, токмо не мсти ему! И отпадут тверские заботы твои, владыка! Это долит, это тревожит и держит тебя на Земле! Нет, я не умру, Алексие! Не страшись! Восстану, когда минует беда! Нету образа гибели передо мной, и ангел смерти ещё не садился у ложа моего! Если бы люди умели ждать и терпеть! Не стало бы войн, злодейств, мучительства... Скажи, Алексие, будут ли когда-нибудь люди такими, как мы с тобой? Или плотская, тварная жизнь всегда - грешна и такой пребудет вовек?

- Того не ведаю! - сказал Алексий.

- Возможно, - продолжил Сергий, - надобно побеждать... ежечасно, всегда! Но невозможно победить всеконечно... Ибо в этом, наверное, и есть искус жизни: в постоянной борьбе со злом!

Сергий утих, выговорившись. Сумрак, всё больше сгущаясь, заливал келью. А Алексий понимал, что все его дела, свершения и замыслы без этого полумёртвого инока - ничто.

Глава 22

На сбор войск против порвавшего перемирную грамоту князя Михайлы хватило двух неполных недель.

Тайная дипломатия Рима и Генуи, развязавшая эту войну, не учла решимости русичей в любом случае воевать за свою землю и отстаивать духовные идеалы Родины. Ожидали, что всё произойдёт, как в Византии. Слишком многого ждали от измены тысяцкого. Медлили с помощью.

Но москвичи на сей раз, наученные опытом предыдущих литовских набегов, обогнали всех, не дав врагам выступить совокупными силами. Ни Мамай, ни Ольгерд не успели бы вмешаться. Ибо за те полтора месяца, в которые всё началось и закончилось, собрать большие армии и повести их за тысячу вёрст на Москву было невозможно. А Дмитрий через две недели после выступления войск, пятого августа, уже стоял под Тверью. Отбив несколько приступов, и не дождавшись помощи, Михайло запросил мира, который и был заключён третьего сентября.

Война с Тверью была, по сути, последней большой войной русичей друг с другом. Мужающая Московская Русь становилась теперь лицом к лицу с внешним врагом.

Ближайшие годы были заполнены нарастающей борьбой со степью и столь же яростной борьбой за митрополичий престол.

На юге в Мавераннахре поднимался Тимур, сделавший ханом Тохтамыша, а Тохтамыш, оказавшись объединителем Белой и Синей Орды, начал подбираться к владениям Мамая. Тут бы Мамаю забыть все обиды и, объединившись с Дмитрием, опираясь на русскую силу, спасать свой улус, но нет, он организует на Русь поход за походом, от разгрома русской рати на Пьяне (перепились, не ждали врага) до разгрома ордынского полководца Бегича на Воже уже в 1378 году.

В Литве тем временем умер Ольгерд, передав престол Ягайле, сыну от второй жены, тверянки Ульянии, в обход старших сыновей, а Ягайло начал борьбу с дядей Кейстутом и двоюродным братом, Витовтом. И потянулась череда обманов, измен и убийств.

Тем временем решался вопрос о восприемнике Алексия. Киприан, почувствовавший, наконец, что обращения Литвы в православие не получится, рвался занять место Алексия. Князь Дмитрий не хотел литвина, продвигая на место русского митрополита своего печатника Митяя. Митяй погиб (уже в виду Константинополя на корабле). Митрополитом сделался Пимен, переяславский игумен, один из спутников Митяя и один из его убийц, по возвращении брошенный Дмитрием в тюрьму. Третий претендент на духовный престол Руси и соперник Митяя Дионисий, к той поре архиепископ Суздальский, также получил сан митрополита, но на пути домой был схвачен и уморён в Киеве.

Алексий умер в 1378 году, пытаясь поставить на своё место Сергия. В результате всех этих дел Русь к 1380 году осталась без митрополита, долженствующего благословить выходящее на битву с Мамаем войско.

Глава 23

К 1370-м годам обитель Сергия начала входить в славу. Всё большее число учеников Сергия основывали всё новые общежительные монастыри, известность радонежского подвижника ширилась, переплеснув границы Московского княжества, бывший маковецкий отшельник всё больше превращался в общерусского духовного деятеля с авторитетом, превосходящим его игуменство в монастыре под Радонежем.

Школа Сергия, ставшая основой создания духовной культуры Московской Руси, зиждилась, во-первых, на самодисциплине, выработке способности сосредоточивать на одном направлении все свои духовные силы. Собранную воедино энергию Сергий не ограничивал предписаниями, дозволяя таланту развиваться. Во-вторых, на неотрывности духовного труда от физического. Сергий понимал жизнь, плетя лапти, таская воду, плотничая и работая на огороде. В-третьих, на аскетизе, который должен сопровождать труд всегда и повсюду. Всякий труд требует аскетизма, отречения от себя. Творец излучает из Себя, отдаёт. Почему и люди, пекущиеся о собине, не могут ничего создать. Этот выбор - неизбежен, отступление от этого принципа снижает горение, переводя внимание и силы таланта из области отдачи в область потребления. И счастливы - те, кто пошёл по этому пути, не отклоняясь от избранной стези ни на шаг.

А сколько ярких поначалу талантов погибло, возжаждав утех земного бытия и обменяв первородство на чечевичную похлёбку!

Сергий был из тех, кто, выбирая между Вечностью и временностью бытия, избрал Вечность.

Глава 24

На двор монастыря, уставленный круглыми поленницами дров, падал пушистый снег. Земля подмёрзла, и снег уже не растает.

Ели стояли в серебре, ждали зимы. Дали - сиренево-серы, и дымы деревень почти не дрожали в воздухе. Угасло золото берёз, и багровая одежда осин, облетев, померкла. Чуть краснел тальник, внизу опушивший замёрзшую речку, куда когда-то Сергий, ещё до изведения источника, спускался с водоносами. Нынче ему исполнилось пятьдесят шесть лет. Он и сейчас мог бы, кажется, ежедневно проделывать этот путь. Только на всю братию воды ему уже не наносить. Умножилась братия! И уже нет возмущения общежительным уставом. Кто покинул обитель, кто притерпелся, кто сердцем принял новый навычай, уравнивающий всех и объединяющий иноков в одно целое, называемое монастырём или обителью, где каждый делает своё делание и все молятся, выстаивая долгие, по полному уставу, службы, а после прилагают труды к общим монастырским работам. Втянулись. Поняли, что можно и должно только так! И Сергий всё реже строжит братию за неделание и леность. В обители пишут иконы, переписывают книги, лечат. Окрестные мужики тоже поверили в монастырь. Со всякой труднотой - к старцам, а то и к игумену. Сергия в округе считают святым.

Он прошёл двором. Ещё раз, уже со ступеней, осмотрел запорошенную снежной пеленой даль, ощущая тот Покой и Ясноту души, Которые являются лучшей наградой иноку за достойно прожитые годы.

Гонцу, что спешит по дороге, погоняя коня, придётся ещё долго ждать, пока Сергий отслужит литургию и причастит братию. Строгость в церковном уставе - первая добродетель, которую он когда-то положил соблюдать в своём сердце.

Сегодня его не посещают озарения, не ходит Огонь по алтарю и причастной чаше, но служится ясно и светло, и он - ясен в себе, спокоен, исполнивший долг сего дня как должно. И кусочек просфоры, который он, намочив в вине, кладёт в рот, тоже необычайно сладок сегодня.