Всеволод шевельнул плечами, зевок рукой прикрыл, сказал обыденно:

– На покой пора, – и направился к красному крыльцу.

Однако из гущи сумерек от гридницкой появилась фигура в черной сутане, и князь услышал ломаную речь, какую с трудом разобрал:

– Великий государь, выслушай слугу папы римского и избавь себя от кары Божьей.

Всеволод повернулся к дворецкому, спросил:

– Зачем ему нужен великий князь? Знаешь же: так не должно быть!

– Помилуй, князь-батюшка, я уже его отваживал от палат. Да речет, что тайну принес.

– Он кто?

– Епископ Фриче.

– Отведи его в гридницкую. А я, как управлюсь, приду. И еще: попроси Богуслава побыть при нем, а сам позови ко мне Вартеслава.

Князь Всеволод поднимался в покои медленно. Нынешний день продолжал удивлять его неожиданностями. Какие силы стоят за теми, кто привел на Русь сватать его дочь? Кто явился с черным умыслом? Какая роль в этой игре у маркграфа, у епископа? На все эти вопросы нужно было найти ответы и уж тогда решать судьбу дочери. Да и нужно ли спешить? Может, пусть подрастет дома, а не на чужой стороне? Как жаль, что не дал ей знать немецкую речь. С такими мыслями Всеволод вошел в покой, где принимал гостей и послов.

Вартеслав прибежал скоро. Похоже, что спать еще не собирался. Поклонился, спросил:

– Какая нужда во мне, дядюшка?

Покой освещался слабо, лишь на столе горел сальник. Князь сел близ него, подозвал Вартеслава:

– Встань здесь. – Сальник осветил лицо князя. – Говори как на духу, братенич, есть ли черные умыслы в вашем посольстве?

– Мне они неведомы, дядюшка.

– Но добивается со мной беседы ваш епископ! Зачем?

– Может, на меня навет несет. Я ему неугоден. И матушка – тоже.

– Почему?

– Уехав с Руси, мы не взяли католичества, но остались в православной вере. Он принуждал нас, но мы устояли. Вот и…

– А жениха касаемое есть?

– Да, дядюшка. Но много скрытного в том и я не свел.

– Так говори, что ведомо. Да сядь рядом.

Вартеслав опустился на скамью.

– А ведомо мне вот что. Когда матушка рассказала маркграфу Удону, отцу Генриха, о Евпраксе, он загорелся и сказал, что поедет на Русь сам. А пока собирались в путешествие, из Кельна примчал маркграф Деди Саксонский, который одесную у императора стоит. С Удоном он был во вражде, какую весть привез, никому не ведомо. У них возникла ссора, они схватились за мечи, и маркграф Деди смертельно ранил маркграфа Удона. Через неделю он скончался. Как похоронили, от нас из Гамбурга явился в Штаден епископ Фриче. Он же любим папой римским Григорием. Епископ встал при маркграфе Генрихе, и никто не посмел от него отделаться. И вот Фриче здесь…

– Дивно. И все словно в тумане, – тихо молвил Всеволод. И спросил: – Что еще у тебя?

– Одно осталось сказать, дядюшка, ежели как на духу.

– Выкладывай, чего уж…

– Когда батюшка умер и матушка собралась уехать в родную землю, оставила она в Предславине кой-какое добро и украшения драгоценные. Теперь же просила меня взять схороненное.

– И возьмешь, потому как матушкино. Тебе же спасибо, что не сокрыл от меня ничего. Теперь иди ко сну. Да скажи Василько, чтобы того епископа проводил в отведенный ему покой. Зреть его нет желания.

Вартеслав ушел, Всеволод остался на месте, но недолго пребывал, как он выразился, в густом осеннем тумане, из коего просто так и не выберешься. Да знал великий князь, как одолеть туман: всего-то дождаться восхода солнца. Его потянуло к Анне, дабы поделиться душевной маетой, ощутить ласку ее волшебных рук, понежиться и потешиться, а там забыться в безмятежном сне, потому как Анна избавит его от каких-либо сердечных терзаний. Опочивальня Анны была покоем выше, и Всеволод поспешил к своей «полонянке».

Утром епископ Фриче добился своего и предстал перед великим князем, когда тот вышел на трапезу. Но не этому удивился великий князь, а тому, что рядом с ним стоял митрополит Иоанн. «Дивно! И когда это они успели сойтись? И зачем, если Иоанн нетерпим к католикам?» – подумал Всеволод и спросил Иоанна:

– Разве я звал тебя, владыко?

– Нет, сын мой, не звал.

– Ладно, ведаешь же, что тебе путь в терема не заказан. Но зачем привел иноземного пастыря?

– Каюсь, сын мой государь, но скрытное он принес тебе.

Всеволод задумался, посмотрел на иереев, пригласил их к столу:

– Ну что ж, садитесь. Вкусим пищи и поговорим о скрытном.

Иоанн первым успел к столу, сел справа от Всеволода. Какое-то время все молча трудились над пищей. Потом князь спросил епископа по-немецки, о каком скрытном деле он собирается поведать. Епископ Фриче крайне удивился, услышав родное слово, произнесенное четко и без искажения.

– Я слушаю вас, святой отец. Владыко мой духовный пастырь, и между нами нет ничего скрытного.

– Мне приятно о том слышать, – ответил Фриче. И продолжал: – Долг мой сводится к тому, чтобы предупредить тебя, государь, от беды. Не отдавай свою дочь маркграфу Штаденскому.

– Но почему? Я не вижу помех к нашему союзу с вашей державой.

– Семья и род Штаденов в опале у императора. И смерть маркграфа Удона не случайна. За этой первой жертвой последуют другие. Генрих Четвертый, уже отлучаемый от церкви, заслуживший прозвище Рыжебородый Сатир, коварен и жесток, – продолжал Фриче, не спуская цепких и холодных глаз с лица Всеволода.

Великий князь подумал, что святой отец находится под крепкой защитой папы римского, ежели позволяет себе так вольно отзываться об императоре. Фриче продолжал:

– А теперь скажу то, что касается только вас, государь.

Князь почувствовал себя смущенным, но собрался с духом и попросил Иоанна удалиться:

– Да не уходи далеко, владыко. Я тотчас тебя позову.

– Митрополит ушел. Князь строго сказал епископу:

– Говори, святой отец, да не мешкая. И чтобы никакой лжи.

– За правду целую крест. – И Фриче поцеловал нагрудное распятие.

– Слушаю.

– В вашу землю пришел князь Вартеслав. Да известно мне, что с черными умыслами. В замке Штаден я стал свидетелем разговора княгини Оды и ее сына. Она наставляла его, как похитить сокровища киевских князей. Сказывали раньше, что когда Ода покидала Россию, то собрала такое множество драгоценностей и золота, что с собой могла увезти только часть. А прочее закопала в надежном месте. Но чтобы скрыть следы, она велела убить рабов, кои закапывали сокровища.

«Ложь! Не было убийств в дни отъезда Оды», – отметил Всеволод. И порадовался тому, что Вартеслав во всем упредил Фриче. Он верил простодушному племяннику больше, чем расчетливому епископу, и сказал довольно жестко:

– Святой отец, ты неугоден мне! И пока германские гости здесь, не хочу тебя зреть.

– Но почему, великий государь? – поднявшись из-за стола, спросил Фриче. – Только правда в сказанном мною.

– Тысячу верст ты нес камень за пазухой! И кого ударить надумал, отрока, аки овцу невинную! Вместо того, чтобы настроить к подаянию. Да и на княгиню Оду наговор несешь: на чужое добро она не позарилась! Она была великая княгиня – и тем все сказано.

– Помилуй, великий государь. Я только предупредил и о сокровищах, и о том, что ждет вашу дочь за маркграфом Штаденским.

– Вот как увижу маркграфа, тогда скажу: быть ли княжне Евпраксии несчастной. – И Всеволод позвонил в колокольчик. Появился дворецкий Василько, и князь сказал ему: – Проводи святого отца в его покой. Да не давай ему воли и ко мне не пускай.

– Исполню, князь-батюшка. – И Василько указал Фриче на дверь.

Лишь только они скрылись, в трапезную как-то боком вошел митрополит Иоанн. А следом – боярин Богуслав. Всеволод, не удостоив Иоанна вниманием, сказал Богуславу:

– В полдень позови в тронную залу жениха со сватами: смотрины будут. А после обедни ударишь в колокол вечевой. Да чтобы думные бояре на то вече пришли.

– Так и будет, княже, – ответил прежний воевода, а ныне первый боярин при великом князе.