Джулиан не отвечал.
– Это из-за того, что произошло утром? – спросил немного погодя Стив.
– Да, – тихо ответил Джулс.
Альфа нервно сглотнул от такого ответа и спросил то, чего он боялся больше всего:
– Я сделал тебе неприятно?
Долгая пауза показалась Стиву вечностью, прежде чем он услышал немного успокоивший его ответ:
– Нет.
– Тогда в чём дело, сокровище?
– Всё теперь изменится между нами, да? – всхлипнул омега.
– Нет, если ты этого не хочешь, – ответил мужчина, тщательно скрыв непонимание и обиду от полученного вопроса.
– Я не хочу, – Джулиан повернулся лицом к альфе, а потом и вовсе сел на постели, чтобы объясниться, – я хочу, чтобы я по-прежнему сидел в кабинете или бегал за муравьями или вмешивался в жизнь попугаев, а ты по-прежнему ругал бы меня за любую мелочь и придирался по каждому пустяку, но совсем не интересовался моей работой. Я не хочу, чтобы что-то изменилось.
Альфа с облегчением вздохнул:
– Обещаю, я по-прежнему буду ругать тебя, и придираться, и совсем не интересоваться твоей работой.
– И ворчать.
– И ворчать.
Молодые люди посидели немного в тишине, а потом Стив впился губами в поцелуе, и Джулсу только оставалось обхватить сильную шею руками и ответить.
Пока альфа нёс омегу в свою спальню, он думал только о том, что всё оказалось так просто: делать вид, что между ними ничего не происходит. Делать вид, что ему совсем не по душе, уложить того в постель и почувствовать, что омега сам тесно прижимается к его боку. Делать вид, что он не зарывается носом в изящную шею и с облегчением, но и с капелькой разочарования чувствует только запах крема от загара и кондиционера для белья. Делать вид, что его совсем не радует, что у Джулса сбивается дыхание от такого мимолётного жеста. Делать вид так легко!
Конечно, перед тем как уснуть, Стив дал себе обещание, что сбавит хотя бы поначалу обороты, но как только наступило утро, и он почувствовал, а потом, открыв глаза, увидел, как полусонный Джулиан нежно ластится к нему – тормоза отказали.
Альфа забрался наглыми руками под футболку омеги, огладил его, а затем и вовсе снял ненужную ткань с желанного тела. Джулс повёл себя поначалу так же как и вчера – раскрылся весь, но смотреть что с ним делает альфа – отказался. Мужчина обвёл языком торчащие соски, поочерёдно всосал их, вызвав ощутимый стон, вылизал мягкий живот, который едва подрагивал от возбуждения. Ткань белья на паху омеги натянулась под давлением эрекции, и Стив выпустил наружу возбужденный член, а после и вовсе снял трусики со стройных ног. Он пару раз прошёлся рукой по стволу Джулса, но своя эрекция тоже давала о себе знать. Поэтому альфа избавился и от собственного белья, навис над омегой так, чтобы их достоинства соприкоснулись и обхватил оба органа.
Несколько пробных фрикций ощущались фейерверком внутри, а потом Джулиан решился-таки посмотреть на Стива и их взгляды пересеклись. В глазах омеги мужчина видел такой же пожар, как и сам ощущал, и это придало его движениям уверенности, а омега наконец решился проявить инициативу и сам потянулся за поцелуем. Они двигались в унисон и кончили одновременно, и едва альфа перевёл дыхание, он тут же ушел в ванную и вернулся с влажным полотенцем, чтобы обтереть испачканный семенем живот Джулиана.
– Всё в порядке? – спросил Стив, и чмокнул омегу в губы, тот только кивнул, – не будешь больше плакать?
Джулс покраснел до кончиков ушей, но покорно помотал головой в отрицании.
Эйфория от утреннего оргазма у парня испарилась, когда он вошёл в собственный кабинет и увидел Тодда в аквариуме на том же месте. Он осмотрел икринки в надежде увидеть хоть какие-нибудь изменения, но так ничего и не заметил. Джулиан даже немного разозлился на себя за то, что ничем не мог сейчас помочь Тодду, однако жабе могло сейчас быть на руку только время.
В этот день омега решил не ждать послеобеденной жары и пошёл на озеро, как только выудил у Диего несколько орехов и ягод. Джулс чувствовал себя, будто он идёт на волнительное свидание, только ухажёр уж больно стеснительный. Но так как такие походы он совершал уже несколько раз, ему почти не пришлось ждать у берега с одиноко лежащим орехом на листе кувшинки. С самого начала омега пошёл на некоторую хитрость и каждый раз садился чуть ближе к лакомству. Обезьянка же, Джулс про себя назвал её Моникой, поддержав местную традицию, всё дольше и дольше задерживалась на земле.
На этот раз Моника взяла орех, но не спешила убегать, будто раздумывала. Потом подошла к Джулиану совсем близко и села спиной к нему. Омега был, мягко говоря, ошеломлён. Он наконец смог внимательно рассмотреть окрас обезьяны и узнал в ней один из видов, про которых специально вычитал накануне в энциклопедии. Ему с самого начала показалось странным, что обезьяна – стайное животное – живет одна в кроне дерева, а сейчас всё встало на свои места. Порода Моники во взрослом состоянии в среднем должна была быть по двадцать сантиметров в росте. Немного, но Моника была размером всего с ладошку, и судя по продолговатым полоскам на круглых ушах, она уже была взрослой особью. Значит, её скорее всего выгнали из стаи за то, что она была меньше, а следовательно слабее сородичей.
Моника тем временем робко прикрикнула на Джулиана, и он понял, что она не просто так к нему подсела. Он протянул руку, но та и на сантиметр не сдвинулась, тогда омега осторожно зарылся пальцами в шерсть и почувствовал причину, по которой крошечное создание решилось на контакт – её мучили блохи.
Так как Джулс не был потомственной обезьяной и не умел вычёсывать блох руками, а потом ловко щёлкать зубами маленьких паразитов, пришлось возвращаться в кабинет. В своём “нетронутом запасе” он нашёл несколько капель от блох и захватил небольшой чемоданчик с различными инструментами. Папа ещё удивлялся, зачем тот берёт с собой в Центральную Африку капли от блох, а вот ведь как получилось. Стоило поманить ещё одним сладким орехом, когда Джулс снова оказался на озере, и Моника вышла из своего укрытия. Джулс быстро прокапал животное, убедился, что паразиты перестали шевелиться и начал методично вычёсывать их из шерсти бедняжки.
В процессе осмотра были также вытащены пара клещей, съедены все ягоды и заласканы пухлые мохнатые щёчки. Обезьянка стала настоящим секретом, который Джулиан хранил ото всех до поры до времени.
Через несколько дней Джулс в кои-то веки проснулся раньше Стива, который теперь неизменно смущал его своими взглядами и ласками. Они старались ограничиваться несколькими чувственными поцелуями, ведь как только альфа начинал делать что-то эдакое, омега терялся и не мог решиться ответить тем же. А сейчас Стив мирно спал на животе, простынь только слегка прикрывала окружность поджарых ягодиц и сильная мускулистая спина была доступна взору омеги. Джулиан протянул руку и прошелся пальчиками по впадине позвоночника туда-обратно. Потом придвинулся ближе и поцеловал смуглое плечо, вдохнул терпкий аромат альфы, зарывшись носом в основание шеи. Не удержался и лизнул выступающий позвонок. Для проснувшегося ещё с первых прикосновений альфы это стало последней каплей. Стив перевернулся на спину и уронил себе на грудь отпрянувшего было Джулса. Тот ойкнул и посильнее прижался к крепкой груди. Альфа гладил по спине такого решительного мальчика, спускаясь теплой ладонью к ягодицам и поднимаясь обратно. В воздухе витала скорее нежность, чем страсть, и день обещал быть хорошим.
Стоило только Джулсу отворить дверь кабинета, как он почувствовал – что-то изменилось. Он бросился к аквариуму и не поверил своим глазам: чёрные точки внутри икринок начали шевелиться. Омеге стало ужасно стыдно за слёзы облегчения, хлынувшие из глаз, но сдержать себя не получилось. Значит, что-то будет, гены исчезающего вида передались и будут жить, осталось узнать – кто же этому поспособствовал. Джулиан взглянул затуманенным от слёз взглядом на Тодда и ему показалось, что жаба всё понимает. Кое-как омеге удалось уговорить Тодда сходить прогуляться, а заодно и привести будущего папашу Джулсу, чтобы было хоть какое-нибудь предположение о том, что из этих икринок получится. И уже через пару часов Тодд действительно вернулся с ещё одним представителем земноводных – белой древесной лягушкой. Судя по сильным передним лапам, это и правда был самец, причём не самый уродливый, как заметил Джулс и снял воображаемую шляпу перед Тоддом за вкус на мужчин.
