Город встретил путников настороженной, почти враждебной тишиной. Ладожане выходили из домов, дабы взглянуть на чудесно спасшихся от бури, но радости на их лицах не было. Оно и понятно: кто может поручиться, что это и впрямь люди вернулись из леса, а не злобные духи в человеческом обличии? Спасибо, что вовсе ворота перед носом не захлопнули - не для того, мол, по осени город опахивали, чтобы нынче в него всякую погань впускать. Всё это было понятно, ни Олег, ни Доброгнева не винили горожан за их недоверие и осторожность. Даже Ефанда, радостно выбежавшая навстречу брату, вдруг испуганно отпрянула.

-От вас мертвецами за версту смердит, - поморщившись, проговорила она и тут же обернулась к спешившим за ней холопам. - Растопите баню для воеводы и боярышни да выпарьте хорошенько обоих. До того времени никому с ними не разговаривать.

Нелёгкое это дело - посреди зимы растопить остывшую баню, немало времени на это требуется. Всё это время Олег и Доброгнева просидели, подпирая спинами стены деревянного строения, где им предстояло отмыться от скверны смерти. Никто из прохаживающихся вокруг людей, памятуя о словах княгини, не заговаривал с ними, и скука навалилась со всей своей гнетущей тяжестью. Девушка вскоре задремала, урманин же, привычно прищурив глаза, наблюдал за снующей туда-сюда челядью. Но вот поблизости заскрипел снег, и перед воеводой предстал князь Рюрик.

-Гой еси, Олег Ольбардович, - поприветствовал князь друга.

-С нами нельзя разговаривать, - вместо приветствия ответил воевода.

-Князю ли, благословлённому Перуном, скверны бояться? - небрежно ответил Рюрик. - Воину ли смерти страшиться?

-Зря ты так, - серьёзно проговорил Олег. - Коли знал бы, что с нами приключилось, небось, живо осторожность заимел.

-Так расскажи мне!

-Э, нет, княже, - хитро усмехнувшись, погрозил воевода пальцем князю. - Больно любопытен ты. Завтра обо всём из первых уст и узнаешь.

-Не уж-то так худо было?

-Даже ещё хуже. Ты, княже, в глаза смерти смотрел, мы же с Доброгневой на том свете побывали. Поэтому жена твоя и сказала, что от нас мертвецами разит. А хуже всего то, что по моей вине моя любимая и вовсе там едва не осталась.

-Ты впредь поосторожней будь, Олег, - присаживаясь рядом, проговорил Рюрик. - Я за каждого из своих людей в ответе, а за неё - вдвойне. Ты, верно, и позабыл уж, что она роднёй мне приходится?

-Как же, помню. Ведь в случае чего вено мне тебе уплачивать, да и сватов на твой двор засылать, верно?

-Верно. Только я ведь сейчас не о том речь веду.

-Знаю. Тяжела ноша на твоих плечах - за каждого в ответе быть. Но и её ноша не легче. Мыслимо ли предать человека, который долгие годы и вместо отца, и вместо матери был, который жизнь готов был положить её счастья ради. Ведь и тогда, в Новгороде, она свято верила, что правильно поступает. Думала, увидит её брат - опамятвует, не станет нелепие творить. Ан нет, не вышло. Вот и мечется душа её, скорбит, сомневается.

-Сомнения и скорбь - не самые лучшие спутники, - покачал головой князь. - Так и до отчаянья недалеко. Нужно отвлечь её от мыслей о брате.

-Как? Хотел было я её от  горьких мыслей отвлечь прогулкой, да вот что из этого вышло.

-Как - не ведаю, но отвлечь нужно.

-Сам знаю, - со вздохом проговорил Олег.

-А прогулок таких более не устраивай, - усмехнулся  Рюрик. - Ефанда вчера чуть с ума не сошла, когда увидела, что на дворе буря, а тебя нет. Точно безумная металась по хоромам, пока Ольга не сказала ей, что с тобой всё в порядке.

-Да уж, представляю. Всё-таки хорошие у меня сёстры. Ольге передай от меня поклон. Если бы не она, мы бы с тобой сейчас здесь не беседовали.

Ненадолго воцарилось молчание. Поднявшийся ветер разогнал-таки тучи, нависшие над градом, выглянуло неяркое зимнее солнце. Наконец урманин резко хлопнул себя по коленям.

-Вот что, княже, - промолвил он. - Ступай-ка ты к жене и дочке. Не след тебе тут со мной попусту побасенки травить, не то холопы твои дыры в нас насквозь взглядами проглядят. Мы тут как-нибудь сами время скоротаем. Завтра с утречка пошлёшь за нами, вот тогда всё и расскажем.

-Что ж, воля твоя. Но завтра... Завтра ты так просто от меня не отделаешься.

Рюрик поднялся и, бросив ещё один взгляд на измученную ожиданием парочку, поспешил к терему.

Наконец всё было готово. Один из отроков осторожно приблизился к воеводе и со смесью страха и любопытства в глазах сделал знак, что в баню можно заходить. Олег поднялся с бревна, брошенного у стены вместо лавки, потянулся до хруста в костях и оглянулся на просыпающуюся Доброгневу.

-Значит так, первым париться иду я...

-Это ещё почему? - без особого, впрочем, возмущения поинтересовалась девушка.

-Первый пар зимой в бане ещё не слишком ядрёный. По мне - так в самый раз, а тебе пропариться надо будет получше. Да и рану свою застудишь ещё.

-Рану! - фыркнула боярышня. - Да от моей раны и следа, поди, не осталось - сам же видел.

-Видеть-кто видел, да кто знает, как оно на самом деле. Я и другое видел - как эта рана чуть в могилу тебя не свела. В любом случае, тебе смертельный холод из тела выгонять надобно. Для этого второй пар - самое время.

Ни слова более не прибавив, воевода скрылся за дверью бани. Доброгнева мягко улыбнулась. Она вовсе не думала спорить со своим возлюбленным, напротив, девушка от всей души наслаждалась тем, что кто-то, помимо брата, заботится о ней, памятуя о том, что, не смотря на весь свой грозный вид, она - всего-навсего слабая женщина.

Парили Олега добросовестно, не позволяя даже самой маленькой толике мертвечины задержаться в своём теле. Изредка слышалось, как вверху, на полатях кряхтел, охал и поскрипывал банник, так и не посмевший плеснуть на пришлеца крутым кипятком или зашвырнуть раскалённым камнем. Но вот, наконец, воевода выпарился, смыл текучей водой пот, оделся и вышел из бани. Тут же его подхватили под руки два отрока и отвели в приготовленную клеть. Оставшись один, урманин внимательно осмотрелся кругом. В углу стоял стол, на котором дожидались полкаравая хлеба и кувшин студёной воды. Рядом в светце, над корытом с водой горела лучина, и ещё несколько сухих смолянистых палочек лежало с краю на столе. Широкая лавка оказалась застелена шкурами, да и на полу чья-то заботливая рука постелила несколько шкур. «Что ж, - подумал Олег. - Здесь и впрямь неплохо. Пожалуй, вполне можно пережить ночь и не околеть от холода, голода и жажды.» С этими мыслями воевода решительно уселся на лавку и принялся ждать Доброгневу.

Прошло довольно много времени, и дурные мысли вновь незвано-непрошенно полезли в голову. Не простое время - Карачун, старики говорят, что по тому, как прошёл первый день при народившемся солнце, можно судить о том, как пройдёт весь год. Так о чём же говорит давешняя прогулка? Смерть девушки, которая приходится родной сестрой Вадиму, затем её чудесное воскрешение, гостевание у Владычицы мёртвых... По всему выходило, что для Ладоги грядёт неплохое время, хотя и страданий, поди, не оберёшься. Но что это значит для самой Доброгневы? Переживёт ли она этот год?

Олег невольно вздрогнул, очнувшись от своих дум, когда вновь скрипнула дверь, впуская юную боярышню. Воин задорно тряхнул головой, прогоняя прочь тяжёлые мысли, и улыбнулся ей. Лязгнул засов, послышались удаляющиеся шаги, затем всё стихло.

-Ну что ж, Гневушка, - весело подмигнул девушке воевода. - Вновь мы с тобой вместе. Видимо боги и впрямь благосклонны к нам.

Доброгнева бросила на него мрачный взгляд, от чего урманин весело расхохотался.

-Ладно, не дуйся, нам с тобой ещё ночь вдвоём коротать. Прежде всего, наверное, следует подкрепиться. Как ты думаешь? Я, признаться, жутко голоден.

-Да, пожалуй, - слегка нервничая, ответила девушка.

Трапеза прошла в полном молчании. Боярышня с аппетитом уплетала свою горбушку и искоса поглядывала на мужчину, сидящего рядом. Тот же, ни на что не обращая внимания, сосредоточенно жевал свой кусок хлеба. Что и говорить, Олег был очень хорош собой. Безмужние девки так и вились вокруг него. Многих из них красивый и удачливый воевода одаривал своим вниманием, без счёта рассыпая ласки и поцелуи. Однако ни одна из прелестниц не могла похвастаться тем, что крепко-накрепко привязала к себе любвеобильного урманина, и тот позвал её замуж. Хотя ходили слухи, что некоторые особо настойчивые прелестницы пытались попросту приворожить Олега, но с того всё как с гуся вода. Никто, кроме Доброгневы, не мог похвалиться, что заполучил в свои сети столь желанного жениха. Правду молвить, ни одна из словенских девушек не была в обиде на воеводу за следующее вслед за жаркими объятиями расставание. Да и как, скажите на милость, можно обижаться на вольный ветер, гуляющий в поле, на дождь, что льёт с небес, на реку, что течёт лишь в своём русле. Так же и Олег, до сих пор никому не принадлежавший. До сих пор... Доброгнева и сейчас ещё не могла поверить, что он не исчезнет в скором времени из её жизни, точно растаявший на вешнем солнце снег.