Тёма осторожно отстранился первым. Чмокнул пьянящие губы напоследок и решился открыть глаза, а потом всё же слезть с Серёжи и лечь рядом, а не нависать коршуном. Серёжа медленно, не слишком ловко, поморщившись, тоже перевернулся на бок.

– Прости, – сказали они одновременно, а потом рассмеялись.

Ситуация, в которой они оказались, вроде бы была совсем безрадостная, с нависшей над ними обоими смертельной опасностью, а им хотелось смеяться и смотреть друг на друга и потянуться за ещё одним поцелуем, после которого так и остаться лежать, соприкасаясь лбами, переплетя пальцы. Тёме было так хорошо, что все споры, разногласия и вопросы, которые ворошились в его голове, он решил оставить на потом и просто наслаждался присутствием рядом любимого альфы, который наконец-таки был в сознании. Даже подремал немного – триста миллилитров.

Проснулся всё такой же вымотанный, уставший и разбитый. Волшебство, видно, на него не распространялось. Однако нежность Серёжи, лежащего рядом, распространялась сполна. Он, пока Тёма спал, перевернул их так, что Тёма оказался маленькой ложечкой, и можно было почувствовать невесомые поцелуи в волосы и холку, бережные поглаживания. Тёма поймал блуждающую по нему руку в свою, поднёс к губам и переплел пальцы, безмолвно обозначив своё пробуждение.

– Прости меня, прости, – зашептал Серёжа, – Тёмочка, любимый, я правда перепробовал всё, о чём известно на сегодняшний день, но ничего не работало, не помогало.

– Думаешь, я за себя переживаю? – повернулся к нему Тёма и посмотрел открыто.

Серёжа поднялся на постели – да уж, его аномальным изнеможением явно не прибивало к койке – и взял Тёмино лицо в ладони:

– Знаю, – с чувством чмокнул он Тёму, – знаю, что не за себя, но…

– Серёж, – Тёма остановил его и положил свои ладони поверх его, – давай не будем спорить? Дало сделано, а поругать тебя и другие успеют. Не хочу.

Серёжа изумлённо-недоверчиво посмотрел на него, пока не убедился, что Тёма говорит правду, после чего обхватил и прижал к себе:

– Люблю тебя.

– А я тебя, – слова с губ сорвались легко, руки обвили в ответном объятии без заминки, – как такое возможно? Мы ведь друг друга почти не знаем, а кажется, что роднее тебя у меня никого не было и нет.

Объятие стало опасно крепким, а вот спина альфы напряглась.

– Ты поверишь, если я скажу тебе, что это магия? – с плохо скрываемым страхом в голосе спросил Серёжа.

– Серёж, я медик, – неловко заметил Тёма, – верю, когда проверю.

Альфа отстранился от него ровно настолько, чтобы посмотреть в глаза, и улыбнулся:

– Значит, я обещаю всегда доказывать, что ты не зря меня любишь.

– Давай, не будем спешить с планами на будущее, – ушёл от прямого ответа Тёма и попытался перевести тему: – Лучше скажи мне, что из всего того, что я наблюдал в последние четыре с половиной литра, тоже, – вот здесь избежать невольной паузы не получилось, – магия. Твоё лицо, например.

– Моё лицо? – переспросил моментально расстроившийся почему-то Серёжа.

– Ну да, оно исцелилось будто само по себе, – пояснил Тёма и в подтверждение провёл рукой по чистой от каких-либо отметин щеке.

У Серёжи от услышанного глаза на лоб полезли, он даже за Тёмой повторил, ощупав себя, вот только вместо радости в глазах отразился страх.

– Тим наверняка будет в бешенстве, – пробормотал он, а затем добавил с ещё большим ужасом, – господи, Тимур точно будет в бешенстве.

– Тимур? – услышал знакомое имя Тёма, – он вроде бы хороший. Не давал мне заскучать всё время, пока мы здесь. Я заметил, у вас с ним что-то произошло, – ненавязчиво подтолкнул Серёжу к ответу он.

Альфа шумно сглотнул, уткнув взгляд вниз, даже Тёму перестал обнимать, и вместо этого пошёл пятнами нездорового, стыдливого румянца. Тёма напрягся. Не из-за возможного ответа, а из-за того, что Серёжа переживал. От этого было жутко некомфортно, настолько, что Тёма отмахнулся от буксующей в очередной, бесчисленный раз рациональности. Он уже и сам был не рад, что завёл разговор.

– Артём, я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не смогу стать достойным твоей любви, – глухо ответил Серёжа, – я ужасный человек.

– Не говори так, – возразил Тёма.

– Я делал ужасные вещи, – попытался всё же убедить его Серёжа.

– Мне ты делал только хорошее! – поспорил Тёма.

– Я состою в преступной группировке.

– Ну, с кем не бывает.

– Я оборотень.

Серёжа решился всё же взглянуть на Тёму во время образовавшейся паузы. Тёма только плечами пожал:

– А я левша.

Серёжа с минуту переваривал увиденную реакцию и услышанный ответ и только потом расслабился. Каменные плечи опустились, на лице проступила несмелая улыбка, а сам Серёжа нежно огладил Тёму по лицу, рукам, поцеловал раскрытые ладони. Тёма глянул на монитор, который показывал последние пятьсот миллилитров, и с нетерпением начал ждать нуля. Он почему-то был уверен, что у них всё получится, что непременно выздоровеет и сам тоже сможет стать достойным любви молодого, красивого, здорового альфы. Потому что такое самопожертвование, оно, если не ради Тёминого счастья, то хотя бы ради Серёжиного, должно окупиться.

Миллилитры полетели гораздо быстрей, когда Тёму занимал разговорами Серёжа. Тёма, правда, пару раз вырубился всё же. Потом стыдно было, что прямо в середине разговора уснул, но Серёжа не подавал виду, что обижен на такое или расстроен, наоборот, радовался Тёминым пробуждениям, как восходу солнца после полярной ночи.

Когда осталось меньше сотни миллилитров, Серёжа позвал врача и медбрата для мониторинга. Как Тёма и предполагал, у клиники имелась своя лаборатория для анализа на ВИЧ. “Таймер”, который в Тёмином представлении так долго отсчитывал назад, обнулился буквально в мгновение ока. Казалось, он моргнул, а из вен уже вытаскивали обе трубки. Серёжа сидел рядом, медбрат брал кровь на анализы. А затем Тёма моргнул ещё раз, но вместо привычной палаты перед глазами предстала чернота.

– Остановка сердца, – констатировал врач и кивнул медбрату: – готовьте дефибриллятор.

– Нет, нет-нет-нет, – прошептал Серёга и попытался подобраться к Паре.

Врач остановил его на полпути, царапая когтями плечо и сверкая радужками:

– Будешь мешать – выкину из палаты. Сидеть.

И Серёга сидел. Смотрел на посеревшее лицо Тёмочки с синими губами, которые ещё пару часов назад улыбались самой красивой и лучезарной в мире улыбкой; смотрел, как один медбрат оголяет тому грудь и наносит гель, а второй держит грушу искусственного дыхания; смотрел, как врач прижимает электроды к Тёме и командует: “Разряд!”. Смотрел, как Тёмино тело содрогается под воздействием тока, а затем опускается на постель так же безжизненно, как и секунду назад. Серёге не надо было смотреть на все эти пищащие приборы, чтобы знать, что Тёма не с ним.

– Ещё раз, – скомандовал врач.

И Серёга увидел всё по второму кругу. Внутри колыхнулось отчаяние.

– Ещё.

Серёга почувствовал, будто такой же электрический разряд прошёл через него, однако вместо ровного, медленно, но неотвратимо затапливающего чувства потери, пережить которую он не сможет, слух уловил судорожный вздох. Тёмин вздох.

Врач заглянул в глаза хватающему воздух Тёме и приказным тоном, как это умеют одни только медики, поздравил:

– С возвращением.

Тёма захныкал, когда понял, что произошло, попутно извиняясь за собственную реакцию, а Серёга, пока с его Парой производили все нужные процедуры, стоял у него в изголовье и успокаивал, хотя сам готов был расплакаться там, вместе с Тёмой, возможно даже громче и надрывней. И вот он бы точно не стал извиняться.

– Это оказалось страшнее, чем я думал, – прерывисто выдохнул Тёма, глядя на Серёгу.

– Что именно? Умереть? – уточнил он. Хотя и так было понятно, что…

– Нет, быть без тебя, – ответил Тёма.

– Страшнее смерти, – согласился Серёга и хлюпнул-таки носом разок, – не пугай меня так больше.

Через три недели они пришли на контрольный анализ, который должен был стать или окончательным приговором, или витком чего-то нового. Немного пугающего и жутко ещё хрупкого, но такого желанного.