Первое, что привлекло внимание, – Серёжа был горячим. Никто из медицинского персонала почему-то не реагировал на это, хотя на мониторе, транслировавшем показатели альфы, который теперь беспрепятственно мог видеть и Тёма, даже была выведена повышенная температура. И тем не менее, огонёк рядом с цифрой горел зелёным. А вот его самого знобило. Тёме было так холодно, что хотелось эту руку использовать как грелку, приложив ко всем, даже самым постыдным местам, но этот порыв он всё же сдержал, и для некоего утешения просто взял её обеими ладонями, снова проваливаясь в липкий, совсем не заряжающий энергией сон.

Проснулся он от того, что прямо над ними с Серёжей происходил чей-то спор. Первый голос Тёма узнал сразу же – Тимур, а вот со вторым, явно альфьим, был пока ещё не знаком. Тёма почему-то решил, что не вмешиваться будет вежливей, и так и продолжил лежать с закрытыми глазами, сделав вид, что всё ещё спит.

– Это лишь потому что я поддержал именно Серёгу, а не кого-то другого, да? – шептал незнакомый, – Если бы на его месте оказался Тами, ты бы и ухом не повёл.

– Вести ушами из нас двоих умеешь только ты, – отвечал ему в своей манере Тимур.

– Ответь! – зашипел на него другой, после чего в голосе засквозили нотки отчаяния, – мне важно знать. То, что я с ним всё ещё контактирую, для тебя триггер? Тимур, пожалуйста… Я никогда не поверю, что ты проникся жалостью к какому-то незнакомому человеку.

– А что, если всё это моя вина?! – неуверенно сказал Тимур.

– В смысле? – переспросил альфа, и Тёма был с ним в этом вопросе солидарен.

Тимур молчал долго, не решаясь, видно, пояснить, после чего ответ прозвучал буквально на грани слышимости:

– Серёга попросил меня о нём кое-что выяснить. Я, – тяжёлый вздох, – не выяснил, однако решил найти хоть что-то, и… Нашёл. Это я сказал Серёге, что у него ВИЧ.

– И что?! – уже почти не шёпотом ответил другой. Тёме он определённо начинал нравиться, потому что если бы он не позорно подслушивал, а участвовал в разговоре на равных, то наверняка ответил то же самое. Ещё и глаза бы закатил для пущего эффекта.

– И то, – передразнил Тимур.

– Ты химикатов каких-то в клинике нанюхался, Бэмби? – вполне искренне забеспокоился альфа, – может, пора на свежем воздухе прогуляться? Тимур, пойми, рано или поздно Серёга мог узнать и сам. Господи, да даже этот Тёма мог бы признаться в конце концов. Ты не видишь что ли, что их друг к другу примагничивает? Дело времени, и только. Тимур, ты здесь точно ни при чём.

– Хорошо, убедил. Только это всё равно как минимум неэтично, – холодно заметил Тимур.

– Ну, хочешь, после того, как всё закончится, комиссию соберём?

– Хочу… – сделал выразительную паузу омега, – чтобы вы опубликовали результаты этого эксперимента.

– Что? А если он окажется удачным? – резко выдохнул незнакомец.

– Тем более.

– Ты же понимаешь, что мы тем самым…

– Откроете охоту на себя? – усмехнулся Тимур.

И тут Тёма понял, что нужно всё-таки поучаствовать в разговоре.

– А если подопытный против? – распахнул глаза он, тут же находя взглядом Тимура, – Это ещё неэтичней.

Тимур опустил голову и перевёл на него насмешливо-разочарованный взгляд:

– И ты, Брут?

– Я не, я не Брут, – зачастил Тёма, – но ведь это поставит под угрозу Серёженьку, да? – Он перевёл взгляд на того, другого, светловолосого охренительно красивого альфу, как теперь можно было увидеть.

– И не только Серёженьку, – многозначительно глянув на Тимура, подтвердил тот. Но потом смягчился, посмотрел виновато-заискивающе, – пойдём домой, а?

Тимур бросил быстрый взгляд на Тёмин монитор, на котором был ещё литр, потом на Тёму. Тот попытался выглядеть паинькой и даже показательно зевнул.

– Если что-то случиться или начнёт случаться или тебе покажется, что что-то может случиться – звони. Я забил свой номер тебе в телефон, – наказал он Тёме.

Тёма закивал энергично, проводил взглядом удаляющихся альфу с омегой, после чего тут же подтянулся поближе к Серёже и уложил голову на округлое, мягкое из-за накинутого сверху тонкого одеяла плечо, и только потом задремал.

Проснулся он разом. Открыл глаза и пару секунд соображал, что же его так резко разбудило, и когда понял, рука уже потянулась к телефону – Серёжа стал ещё горячей. Тёма так-то успел привыкнуть к несвойственным тридцати девяти или сорока градусам поблизости. Удивлялся, конечно, почему альфа с такой температурой ещё дышит, но никто не обращал на это внимания, поэтому и Тёма перестал. Разумом он вроде бы попытался ухватиться за кукую-то постоянно ускользающую от него мысль, но на фоне аномальной усталости даже думать было лень, поэтому до поры до времени он отмахивался от всего того, что видит, слышит, замечает. Тёма никогда не увлекался мозаиками.

Но сейчас Серёжа буквально горел. Тёма оглянулся на его монитор, и тот наконец мигал красным возле температуры. Надо было кого-то звать, надо было хотя бы позвонить Тимуру, как тот и просил, но Тёму парализовал страх. Он не то что звук выдавить из себя не мог, сделать не получалось даже жизненно важный вдох. Губы невольно дрогнули, от того, что впутал Серёжу во всё это, от того, что сейчас чувствовал себя ничтожеством, которое не способно если не повернуть время вспять, то хотя бы предотвратить беду. Тёма закусил губу до боли, не отрезвляющей, но достаточной, чтобы можно было поднять свободную руку и прикоснуться к лицу напротив.

Тёма давно перестал обращать внимания на шрамы, и совсем не интересовался, откуда они у Серёжи. Но сейчас хотел потрогать их, провести пальцем по каждому, обласкать, запомнить. Однако, как только ладонь коснулась лица, Тёма тут же одёрнул её и осмотрел на предмет повреждений – показалось, что обжёгся. И тогда Тёма начал просто смотреть. А посмотреть там было на что.

Будучи обычно белыми, рубцы медленно начинали краснеть, словно накаляться, багроветь. Пульс у Серёжи подскочил, и хоть тот по-прежнему оставался без сознания, Тёма понял – больно. Ему было невыносимо больно. И вдруг челюсть у Тёмы поехала вниз, а сам он едва верил в наблюдаемое – шрамы начали рассасываться, словно по волшебству каждый налитый кровью рубец синел, а потом, как самая обычная гематома, исчезал, только в очень ускоренном режиме. Тёма подумал, что сходит с ума или просто умирает и его умирающий вместе с ним мозг выдаёт реалистичные до ужаса галлюцинации, однако от эндорфинов не было и следа, поэтому внутри вместо эмоционального подъёма и ложной уверенности в том, что всё будет хорошо, Тёма продолжал лежать живым трупом и паниковать.

Только когда пульс у альфы восстановился, температура вернулась к уже привычным сорока, Тёма понял, что тот не умирает, и он тоже вроде как не умирает. А ещё он прикипел взглядом к Серёжиному лицу и не мог наглядеться. Вот теперь удержаться от, возможно, всё ещё обжигающего прикосновения не было никаких сил. Тёма даже приподнялся на локте, изумлённо разглядывая на лице каждую деталь. Господи, даже родинка на виске нашлась. Тёма не без страха перед возможной травмой провёл пальцем по ней и выдохнул облегчённо – лицо не полыхало. А значит, можно было провести тыльной стороной ладони по немного впалой сейчас щеке с отросшей за последние несколько дней щетиной. Тёма приклеился взглядом к губам, и как ни силился его отвести, перестать пялиться на них не получалось ни в какую. И жутко глупое, иррациональное во всех смыслах желание унять тоже не представлялось возможным. Тёма подумал, что если один из них в бессознанке, то это не будет считаться, и склонился над Серёжей, осторожно соприкасаясь губами, вдыхая приятный запах, зарываясь пальцами в волосы за ухом.

Ну конечно, альфе приспичило очнуться именно в этот самый момент! Тёма, правда, только первое мгновение паниковал, попытался отстраниться, когда сильная рука обхватила кольцом на поясе, но почти сразу обмяк, разомкнул губы, впуская чужой язык в рот, ответно лаская своим. Целоваться с Серёжей было как-то по-особенному приятно, как будто до этого у Тёмы было чёрт-те что, а не поцелуи.