– Рано слишком ещё, – глядя прямо в тёмные глаза, соврал он, – ты же сам сказал – два с половиной, не три же. А меня как раз перед нашей с тобой встречей последний гон был, – Тимур неосознанно на слове “гон” сглотнул нервно, а затем расслабился – поверил, – так что ты, Бэмби, езжай по своим делам и ни о чём не беспокойся, окей?

– Окей, – с явным облегчением согласился тот и улыбнулся тепло, после чего обошёл стол, обнял напряжённые Тимовы плечи, – Тима, ты только, когда начнётся, предупреди меня, ладно? Ну, чтоб я, э-э-эм, настроился, – покраснел он.

– Конечно, – заверил Тим и ещё сильней убедился в том, что правильно поступает.

Вечером поплохело. Мысли начали путаться, домой тянуло со страшной силой, а стоило только закрыть глаза на секунду, в попытке вернуть разум, как воображение тут же начинало подкидывать “нужные” образы, свежие воспоминания, реалистичные до мельчайших деталей. Тим от этих видений некомфортным стояком чувствовал будто не давление ширинки джинсов, а сладкую, упругую, с раскрывающейся для него одного дыркой задницу. И губы покалывало. Тим, пока дрожащими руками заводил мотор и срывался в сторону деревни, искусал их в кровь, а они всё зудели и зудели, в мозг набатом стучалось желание этими губами о Тимура почесаться. И зубы о шею его подточить. И руки об него погреть. Сумасшествие.

Тим вспоминал свои предыдущие гоны и не узнавал себя. Да, в те дни член ломило нещадно, благо что всегда было кому присунуть. Тим едва не блеванул на торпеду, стоило только подумать о ком-то другом. Возбуждение зато немного схлынуло, а уж когда он ввалился в холодный тёмный дом, так и в мозгах даже немного прояснилось, так тут было стыло. Пар густыми клубами выходил вместе с Тимовым дыханием ещё долго: пока тот врубал электричество, разводил огонь в печке, пытался занять себя какими-то бытовыми делами вроде осмотра холодильника. Есть не хотелось, хотелось трахаться. Взгляд зацепился за несколько потемневших, бурых пятен на деревянном полу и ковре – его кровь, и Тим наконец осознал, что выбрал правильное место для схрона на ближайшие четыре дня – Тимур обещал ведь, что сюда не вернётся. Никогда.

Волк завыл, заревел на всю Тимову голову – вся рациональность у него уже ушла, осталась только тоска по Паре, неудовлетворённые инстинкты, вполне себе физическая боль от эрекции. Чёр-р-рт. Тим не думал, что будет так больно. Что она, боль, колючая, давящая, ширящаяся, перекинется на всю паховую область, на низ живота, а потом и на весь каменный от напряжения пресс, доставая до самого солнечного сплетения, заставляя скрутиться в позе эмбриона на холодной постели, из которой давным-давно выветрился запах Тимуровой течки.

Не надо было ехать туда, где у них впервые случился секс, где были первые неловкие ласки. Чёр-р-рт.

Альтруизм сошёл на нет после пары неудачных дрочек. Тим освещал весь дом яркостью своих истошно горящих жёлтым радужек и ненависти ко всему окружающему. Он ненавидел тех, у кого были Пары, ненавидел тех, у кого их не было, ненавидел людей: альф – за то, что не испытывали такого кошмара, как он сейчас; омег – за то, что тем для удовлетворения своих потребностей наверняка только бы и надо было, что ноги достаточно широко раздвигать.

А потом его окончательно закоротило, потому что слух уловил звук заглушающегося мотора на улице, торопливые шаги, небрежно брошенные ключи где-то на первом этаже, скинутые ботинки на лестнице и стукнувшуюся о стенку дверь в спальню, потому что Тимур толкнул её наотмашь. Привиделся даже этот блаженный поток холодного воздуха, которым его силуэт в первые мгновения был ещё окутан.

Тим только по запаху понял, что это не глюк. Глазам, ушам, рукам – всему отказывался верить до последнего. Рычал на этого фантомного самозванца, прикинувшегося его Тимуром, пока тот не подошёл к постели вплотную и не протянул руку осторожно, медленно. И Тим увидел. Как всегда видел эти только ему одному заметные ниточки запаха, тянущиеся от Тимуровых запястий, или шеи, или впадинок над ягодицами. Вот и сейчас избирательная синестезия не подвела. Тим ткнулся лицом в раскрытую ладонь, к которой моментально присоединилась вторая, и тупо начал вылизывать их. Всё: ладони, пальцы, запястья – этим достались ещё и укусы, всё блестело от слюны, и Тим даже не уловил момент, когда вместо рук перед ним оказалось любимое лицо, а потом чужие, но такие родные, роднее своих, губы нашли его.

Боль не прошла, но отступила почти сразу. Перестала сдавливать горло хриплым рыком, отпустила зажатые до этого в железных тисках лёгкие, позволяя вдохнуть поглубже и посильней, вынула острую иглу из солнечного сплетения, как только Тимур мимолётом огладил грудь и живот.

Очнулся Тим где-то в середине процесса: Тимур, всё ещё одетый, с едва спущенными с задницы штанами, сидел на нём и усердно закусывал губу, одновременно с этим пытаясь не двигаться, потому что именно Тим бешено вскидывал бёдра и сжимал тело в руках наверняка до синяков. Он не помнил, была ли растяжка, подготовка, был ли хотя бы ещё один поцелуй. Но так как он уже пришёл в себя, то с трудом отлепил одну из рук от Тимуровой талии и без вежливого промедления нащупал место соединения их тел. Там было мокро и скользко, однако Тим для пущей уверенности всё же зацепил краем глаза отсутствие тёмного, хотя в воздухе и так летал только запах возбуждения, а не крови. И только после того, как убедился, что не навредил, Тим выдохнул и снова позволил захлестнуть себя инстинктами, ловко перевернув Тимура на спину, одним слишком быстрым для человеческого глаза движением сдёрнул с него штаны с трусами, закинул ноги себе на плечи и продолжил резкие, глубокие толчки.

Оргазм почти не чувствовался, слишком много было напряжения в теле, и Тим понял, что даже следующий финиш скорее всего не принесёт покоя.

– Зря, – выдохнул он Тимуру в лицо единственное, что крутилось на языке.

– Заткнись, придурок! – рявкнул на него тот и толкнулся руками в грудь. – И переверни нас.

Тим перекатился на спину. Стало хуже. Точнее, легче: дышать, видеть, двигаться. Тело желало мелких фрикций, и члену с раздувшимся узлом было всё равно, что он и так уже внутри омеги. Ещё и Тимур медленно снимал с себя толстовку, восхитительно елозя молнией, а потом подцеплял пальцами футболку с боков, вместо того, чтобы как обычно снять через голову, и вёл ткань вверх, открывая вид на стройное тело. Нет, может, он и не медленно снимал это всё, но у Тима от такой картины перед глазами плыли красные пятна и вспыхивали искры.

– Вот почему, скажи мне, – тяжело выдохнул окончательно теперь голый Тимур и упёрся руками ему в грудь, – почему ты так сильно хочешь, чтобы у меня развился комплекс неполноценности? Лежать! – снова рявкнул на Тима он, когда тот попытался приподняться и поцеловать.

Ну заебись, все люди как люди, трахаются после ссоры, а они будут во время, что ли? Тимур, пока Тим безмолвно сокрушался, завёл одну из рук себе за спину, перенося большую часть веса на ту, что всё ещё лежала на Тиме. Тимур зажмурился, на сморщенном носу проступили складки – неужели всё-таки Тим ему там что-то повредил? – потом мотнул головой каким-то своим мыслям и устало посмотрел на Тима.

– Тимур, – тихо сглотнул тот и решился всё же погладить ладонью бархатную щёку, – ты же понимаешь, что я тебя не смогу отпустить?

– Пока что, – снова поморщился Тимур, продолжая елозить рукой где-то у себя за спиной, – выпустить тебя не могу именно я. Ну, говори, что надо делать, чтобы быстрее на второй заход пойти? Целовать? Или наоборот, прикинуться вырубленным? Узел может как-нибудь побыстрее спасть?

– Не, придётся ждать не меньше обычного. А что? Тебе больно? Ты устал? – забеспокоился Тим.

– Звучишь, как реклама турагентства, – ухмыльнулся Тимур, начисто проигнорировав вопросы.

– Прекрати паясничать! – рыкнул на него Тим. – Нахера ты вообще приехал сюда?!

– А что, не надо было? – тут же обнажил истинные эмоции Тимур, прищурившись зло. В глазах плескалось то самое, уже почти забытое, тёмное, нехорошее, – я тебя по-человечески просил: “предупреди”. Ах, ну да, прости, я забыл, ты же у нас не человек! Только о себе, сука, думаешь.