И это было правильно. Во всяком случае лучше, чем до этого. Они друзья, убеждал себя Юра. Ведь можно же быть ими, даже если до этого не получилось что-то такое… что-то большее. В конце концов, сколько вокруг было историй, когда не получалось, а потом люди просто проводили время вместе, как будто ничего такого не было. Вон Лилия с Яковом. Развелись сто лет назад, а до сих пор общаются и работают вместе. Любо-дорого смотреть. Воспоминания о том, как порой лаялась эта парочка — весь Ледовый пришибало к полу, — Юра старательно от себя гнал. Друзья тоже могут ссориться. Но они с Отабеком не будут. Все, что угодно, лишь бы не ссоры снова, как когда-то. Да и Лилия с Яковом последнее время как-то затихли. Ходили слухи, что они помирились, но Юра не спрашивал. В пятнадцать, может, и спросил бы, но не теперь, когда он, как никто, знает, как порой могут выбивать почву из-под ног подобные вопросы.

Все у них будет хорошо, думал Юра, глядя на слегка кивавшего в такт музыке Отабека. Вот так и будет. С музыкой, переписками время от времени. Может, даже прогуляются, когда снова попадут в один город на соревнованиях. Именно такой и должна быть дружба. Все, что угодно, лишь бы снова не делать больно. Не хотелось больше слышать ту дрожь, что звучала прошлой ночью в голосе Отабека, когда они курили на балконе. Пусть он будет счастлив. Юра на все для этого пойдет. И если это значило, что ему нужно было просто побыть хорошим другом, проглотить свои чувства и не докучать ими, он так и сделает.

В Токио на вокзальной платформе было столько народу, что Юра, отвыкший за время, проведенное в относительно тихих городах и спальных районах, от столпотворений, то и дело налетал на спешивших куда-то людей. До Minami-Senju добирались на метро. И снова Юра вспоминал питерскую подземку — в Токио она тоже была не такая, а в многочисленных переходах с ветки на ветку можно было потеряться, как в диком лесу.

Никто из них никогда не был в этом районе Токио. Юри сказал, что он относительно тихий и вполне комфортный для проживания на недельку. Пхичит заверял, что отель всем понравится — в столице он выбрал не хостел и даже не рёкан.

— Все же я люблю Токио, — сказал Витя, когда они, немного успокоившись от суматохи с переездом, спокойно шли вдоль дороги по чистому и широкому тротуару.

— Да, в нем что-то есть, — согласилась Мила. — Такое уникальное ощущение потерянности. У нас такого ни в Москве, ни в Питере нет.

— Потерянности? — переспросил Юри.

— Ну да. Как ни приеду в Токио, всегда такое состояние, будто из головы все-все выметает. Ни у кого такого больше нет?

— У меня, — отозвался Юра. — Правда ни о чем не думаешь. Город для созерцаний. Но жить я бы здесь не хотел — слишком все вокруг бешеное.

— Зря ты так, между прочим, — возразил Крис. — К таким большим городам просто нужно привыкнуть.

— Именно поэтому ты живешь в Швейцарии за городом? — усмехнулся Пхичит.

— Каждый привыкает по-своему.

Юра уже очень хорошо знал, что каждая страна, каждый город пахли для него по-своему. Питер пах дождем и домом. Киото — влагой и деревом. Осака — чем-то горячим, печеным, как разогретая для пирожков духовка. Токио же пах чем-то приятно горьковатым, как пропитанная солнцем полынь. В воздухе то и дело можно было уловить ароматы духов, еды из ресторанов, машин, но этот запах был неизменен везде — такой легкий, призрачный, но все равно различимый. Опять же ни с чем не перепутаешь.

Отель оказался довольно обычным с виду восьмиэтажным зданием. Приветливый молодой менеджер со смешными овальными очками провел для них короткую экскурсию. На первом этаже был просторный зал с кухней, огромным обеденным столом человек на десять и совсем небольшим столиком, прилегавшим к кухонной стойке.

— Там плита, микроволновка. Тут кипяток, — администратор тыкал во все подряд пальцем. — Извините, тостера у нас нет, неприятная с ним история произошла.

— Что за история? — спросила Мила.

— У нас гостили американцы, которые решили пожарить в нем пиццу. Устроили пожар, — миролюбиво ответил японец.

— Нормально так, — протянул Попович.

— Да, теперь владелец не разрешает нам покупать тостеры. Для него они стали, как плохая примета.

Юра про себя тут же отметил, что кофе здесь нормальный и его много. Хоть одно хорошо, потому что по дороге он снова не увидел ни одной кофейни, куда можно было бы бегать с утра за этой наркотой, без которой просто невозможно проснуться.

— Шестой этаж — женский, — подведя всех к лифту, сказал администратор, поправляя очки. — Мужчинам туда нельзя.

— Ха! — самодовольно усмехнулась Мила. — У меня своя территория.

— У тебя в каждом городе была своя территория, — фыркнул Гоша.

— У вас, господа, номера на восьмом этаже. Ключом можно открывать не только номер, — раздав всем ключи с металлическими пластинами на колечках с номерами комнат, прокомментировал их провожатый, — но и дверь на веранду.

Юра посмотрел на свой ключ. Номер 809. Цифры красиво серебрились на металлическом фоне. Судя по тому, что ключи раздали каждому, здесь у них индивидуальные номера. Ну и хорошо, подумал Юра. Хоть Отабек нормально отдохнет. Они будут просто весело проводить время, а ночью, когда так тянет сказать то, что думаешь, или сделать то, что хочется, будут за закрытыми дверьми. Так даже лучше.

На этаже было пусто и тихо. Отабек остановился у двери с номером 808. Юра медленно прошел мимо него.

— Соседи? — спросил он, когда Юра доплелся до своего номера.

— Похоже на то, — Юра улыбнулся и заставил себя посмотреть на него.

Все будет хорошо. Так ведь? Теперь уж точно. Юра больше не даст всему пойти прахом, сколько можно?

Номер был небольшой и светлый. Внутри находились лишь кровать, столик с телевизором, стул и небольшой шкафчик. Большего было и не нужно. Туалет с душевыми был прямо напротив комнат, людей на этаже было мало — вроде, кроме них на восьмом никто и не жил, — так что отдых и правда должен был получиться отменным. Всего на свете стоил вид из окна, за которым Токио тонул в приглушенных из-за облаков мягких солнечных лучах. Туда-сюда сновали казавшиеся мелкими с такой высоты машинки, мелькали белыми полосами на дорогах четко отрисованные пешеходные переходы, росли от земли и до сизо-серого неба высотки.

Юра кинул рюкзак к стене и улегся на кровать. Уставшая от беготни и поездки спина тут же благодарно хрустнула позвонками и утихомирилась. Подушка, в которую Юра по привычке хотел вжаться затылком, оказалась не так проста — маленькая, напичканная чем-то жестким, как камешки для дренажа растений. Дедушка такие покупал мешками, когда пересаживал цветы, оставшиеся от бабушки. Юра ему всегда помогал, хотя и не любил возиться в земле. Юра потыкал в подушку пальцем, повертел на ней головой, укладываясь. Ничего, раз японцы так решили, значит, это полезно. Подумать только, подушка с камнями.

Телефон в заднем кармане джинсов завибрировал, и Юра приподнял бедра, чтобы вытащить его.

Сообщение в Вайбере. От Отабека.

“Уже оценил подушки? Там внутри мелко нарезанная пластиковая трубка. Я в восторге”.

Юра грустно улыбнулся, прикрыл глаза и приложил верхний край телефона к губам.

Вот так и бывает у друзей. Все хорошо. Все правильно.

А он постарается, чтобы так и было дальше. И чтобы Отабек был счастлив. Что может быть лучше этого?

========== 4.2. Минами-Сэндзю ==========

— О-ру-га, — медленно произнес Крис, во все глаза пялясь на бэйджик на груди светловолосой девушки за кассой Seven-Eleven. — Какое интересное имя. Это же имя? — добавил он тихо, пихнув копавшегося в корзинке с продуктами Юри в бок.

Виктор, стоявший вместе с Юрой и Пхичитом у стойки сбоку от кассы, где были разложены всевозможные бэнто — готовые обеды, — захихикал и подергал Юру за запястье.

— Смотри-смотри, очередное представление Джакометти, — сказал он.

Юри поднял голову, отвлекаясь от изучения того, что они успели смести с полок комбини, глянул сначала на Криса, потом на девушку, у которой губы подрагивали от явно сдерживаемого смеха.