— Какого века? — переспросил Крис, разглядывая пенящиеся у борта парома волны. — Они что, пережили атомный взрыв?

— Да, — кивнул Юри, тоже глядя вниз, упираясь локтями в бортик и ловя начавшие сползать с носа очки.

— Ничего себе! Из чего же сделаны эти тории? — восхитился Гоша.

— На самом деле всего лишь из камфорного дерева, — ответил Юри. — Но взрыв они и правда пережили.

— Потрясающе, да? — стоявший рядом с Юрой Виктор толкнул его локтем в бок.

Юра вздрогнул. Врата и правда казались чем-то волшебным, потому что стояли, как что-то величественное и несгибаемое, прямо в море, будто росли из его глубин. Если бы они не напоминали о том неудачном разговоре с Отабеком одним своим видом, Юра смог бы согласиться с Витей без раздумий. Но они напоминали. А еще прошлой ночью он так и не извинился, хотя возможность была. Зато теперь Отабек не уедет и пробудет с ними до самого конца поездки. Разве это не победа, не повод порадоваться и, наконец, перестать грызть себя изнутри?

— Мы причаливаем! Надо спускаться, — сказал Пхичит.

Остров был совсем небольшим и больше походил на дикий заповедник, чем на заселенную местность. У берега были широкие мощеные камнем дорожки, по которым совершенно спокойно разгуливали длинноногие олени. Высыпавшиеся, как соль из упавшей солонки, из парома туристы тут же окружили животных, чтобы пофотографировать и погладить.

— Оленики, какая прелесть! — причитала Мила, комкая в руках купленную в Хиросиме бумажную карту острова — больше на память, чем чтобы не заблудиться. Юра тоже приобрел себе одну — уж слишком они были яркие и красивые, — но заблаговременно сунул в карман джинсов.

Флегматичный олень, стоявший рядом с Милой, повернул голову, ухватил зубами развернутую карту за уголок и с силой потянул на себя.

— А ну отдай! — завопила девушка, вцепившись в покупку со своей стороны.

— Не успел, — вздохнул Юри, тыкая пальцем заливавшегося смехом Витю между ребер.

— Что ты не успел? — с опаской глядя на безрогого оленя, дремавшего в тени деревьев, спросил Гоша.

— Предупредить, что олени неровно дышат к печатной продукции, а также полиэтиленовым пакетам и шляпкам, — ответил тот.

Мила, выигравшая лишившуюся уголка карту у оленя, схватилась свободной рукой за свой головной убор.

— Мне ее мама подарила!

— Думаю, оленю все равно, — сказал Юра и потрогал пальцем безрогий лоб оленихи, которую гладил стоявший рядом маленький ребенок.

На ощупь олень был похож на козу — такая же жесткая, как маленькая щеточка, и теплая шерстка. Юра их видел только в зоопарке и то давно, а здесь их можно было даже потрогать.

— Отлив не очень скоро, но нам все же лучше поторопиться, — сказал Отабек, рассматривая что-то в телефоне. — До ворот можно дойти по воде.

— Да, по-моему, это лучше, чем топать по дну. Как-то весь эффект теряется, — согласился Крис.

Солнце у воды казалось совершенно беспощадным. Юра старался идти поближе к деревьям, чтобы тень от них хоть как-то скрывала его от лучей, от которых щипало кожу. Утром он нацепил на себя футболку с самым длинным рукавом из тех, что он взял с собой, но и та прикрывала руки лишь до середины плеча. Лето в Японии стало единственной и первой причиной за всю жизнь, по которой Юра пожалел, что большая часть его одежды была, хоть и с яркими принтами, но черной. У Отабека тоже имелась такая футболка — они купили их одинаковые, когда попали вместе на этап Гран-при в Токио два года назад. Обе с мордами тигров. Юра посмотрел на Отабека, который шел чуть впереди. На нем была светло-серая рубашка с завернутыми до локтя рукавами. Юра помнил эту рубашку. В ней он был в тот день, когда приехал встречать Юру в аэропорт Алматы. Он говорил, что редко ее надевал. Интересно, та вторая футболка все еще у него? Носил ли он ее после…

— Юрочка, попробуй, это вкусно! — перед носом предстало непонятное закрученное нечто на палочке, напоминавшее вывернутую наизнанку автомобильную шину. Витя держал длинную деревянную зубочистку, на которую все это было нанизано, за самый кончик.

— Словно лист жуешь капустный! — отозвался Юра, с опаской принимая палочку из его рук. — Что это?

— Разве не видно? — светлые брови Виктора взлетели вверх. — Осьминожка!

— Это что, съедобно? — Юра повертел в руках палочку, и щупальце затрясло кончиком в такт. Оно все было темное, покрытое каким-то соусом, напоминавшим по виду соевый.

— Очень! — кивнул Витя и потряс крафтовым пакетом в другой руке, из которого торчали такие же тоненькие деревяшки.

Юра принюхался. Пахло грилем и чем-то сладковатым. Он откусил самый кончик, измазав при этом щеку в соусе. На вкус было и правда, как осьминог, просто Юра привык, что они были совсем малюсенькие в морских коктейлях, что продавали в супермаркетах. А здесь такая огромная штука, да еще и только одно щупальце. Доев до конца, он вспомнил старый фильм с близняшками Олсен, где девчонка, попробовав улитку, сказала: “по вкусу, как надувной воздушный шарик”. Это было очень точное замечание, хотя желудок радовался — они снова не успели позавтракать с утра, Юра лишь выпил какой-то отвратительный холодный кофе из автомата у хостела, от которого его отговаривал даже Юри.

Вскоре они вышли на широкий пляж, усеянный у кромки воды разноцветными пятнами обуви. Люди разувались и шли босиком по дну до самых Великих Врат, которые с такого ракурса казались еще огромнее, чем до этого. Юра обратил внимание, что поверхность оранжевых массивных столбов была неровной, в отличие от торий в Киото, гладких и отполированных.

— Я тут посижу, — заявил Гоша и плюхнулся на песок прямо в светлых штанах. — Не горю желанием потом ходить в кроссовках с мокрыми ногами.

— Ленивая ты жопа! — Мила от души пнула его босой ногой в бедро.

— Зато покараулит нашу обувь, — миролюбиво сказал Крис, разуваясь и кидая белые кеды прямо рядом с вытянутыми ногами Поповича.

— Ну да, а то вдруг кто позарится на твои дорогущие тапочки, — фыркнул Витя. Он тоже разулся и теперь с обожанием наблюдал за развязывавшим шнурки Юри.

Юра стащил кеды, поморщившись, когда грубая ткань задела подъем стопы. При дневном свете ожог выглядел забавно — как обвивавший ногу полукругом браслет из родимых пятен. Краснота почти сошла, оставляя лишь темно-кофейный узор.

Вода была теплой, а дно — неровным и колючим от мелких ракушек. Юра с трудом подвернул узкие джинсы, которые все равно намокли, когда вода достигла колен. Тории вблизи выглядели совсем неровными и не такими ярко-рыжими, как издалека. Верхнюю перекладину украшала черная табличка с золотыми иероглифами. Подойдя ближе, Юра задрал голову, жмурясь от солнца, чтобы попытаться найти хотя бы один знакомый кандзи. Задача с треском провалилась.

— Это что, тараканы? — спросила дрожащим голосом подошедшая ближе Мила.

— Баба, ты своих друзей из номера привезла? — фыркнул Юра и посмотрел на девушку. Та указывала пальцем на основание одной из массивных колонн, на которой четко была видна отметка, докуда доходила вода в особо активные приливы — до этой черты возвышавшаяся над водой часть столба была бледно-серой и потрескавшейся. Между трещин туда-сюда сновали крупные морские мокрицы.

— Это не тараканы, расслабься, — вздохнул Юра, разглядывая столбы. Из трещин торчали блестящие бока монеток.

— Можно оставить здесь монетку и загадать желание, — послышался голос Отабека, и Юра обернулся. Тот стоял в закатанных до колен джинсах и вертел в пальцах телефон.

Снова желание. Когда-то в детстве Юра был бы просто счастлив вот так на каждом углу встречать волшебные места, где можно попросить, о чем хочешь. Но сейчас под ребрами было тихо и пусто, даже демоны, напуганные и разбежавшиеся по углам, как облитые водой кошки, замолчали. Юра смотрел на Отабека, замечая каждую деталь: брызги от воды на рукавах, мелкую ссадину на костяшке указательного пальца правой руки, острый разлет ключиц в вороте не застегнутой до конца рубашки, темные подрагивающие ресницы. Юра отвернулся и сглотнул, уставившись в блестящий монетками столб перед собой. Он вынул из кармана сто иен и с силой воткнул в зиявшую в дереве трещину, надеясь, что желание придет на ум само. Он даже закрыл глаза, но под веками было лишь лицо Отабека в тот день на вершине горы — уставшее и бесконечно грустное.