Следом за взрослыми высыпала на улицы детвора. Сбиваясь в кучки и компании, ребятня отправлялась по своим делам, к благотворным источникам своих интересов.

На развилке дорог, недалеко от центра городка, стояла небольшая церковь. За церковью скрывался погост – старинное кладбище с массивными памятниками, склепами и надгробными мраморными плитами. А за погостом – новое городское кладбище.

Метрах в трёхстах от церкви расположился конный двор с конюшнями, а за ним – задний двор, особенно привлекавший детвору своей закрытостью от глаз взрослых.

На территории конного двора стоял жилой дом. Он располагался вдоль улицы, ведущей к церкви, и на этой улице выгружались стекавшиеся со всего городка и окрестностей похоронные процессии.

Огромная толпа с оркестром, разрывающим душу, направлялась к церкви. Уходящего в последний путь с плачем, стоном и завываниями проносили мимо окон дома. Такие процессии повторялись почти каждую неделю и, тем не менее, привыкнуть к ним было невозможно: душевные травмы детей просто не успевали зарастать. Но понять души детей было практически некому.

Семья Борьки жила в одной из квартир этого дома. Мать, окружавшая постоянной заботой детей, всегда что-то делала и редко имела возможность просто отдохнуть.

Отец Борьки погиб от рук бандитов. Отправляясь на поезде на автозавод, получать новую машину для своего предприятия, он не знал, что за ним следят, и не уберёгся от преследователей. Его подкараулили в тамбуре вагона, отобрали документы и столкнули под встречный поезд. Но получить машину бандитам не удалось: чётко сработала милиция. Быстро разобравшись в ситуации и сопоставив, что к чему, сотрудники уголовного розыска взяли бандитов прямо на проходной автозавода.

Револьвер «Смит-Виссон», отобранный у грабителей, милиционеры, сточив боёк, отдали детям. Его принесла сестра матери, работавшая в отделе милиции.

Небольшой аккуратный револьвер с барабаном, восьмигранным стволом и замшевой кобурой вызывал восхищение у ребят. Играя в войну, они носились с ним по очереди, изображая из себя главнокомандующего.

– Наконец-то, где вас носит?! – воскликнул Мишка, завидев ребят, идущих ему навстречу. – Я уже не знал, где вас искать.

– Да мы с озера идём, – ответил Борька. – Помогали нашему соседу, дяде Серёже, лодку спускать на воду. История – обхохочешься.

А история была вот какая.

Для крепления лодки на время стоянки нужно было забить металлический стержень в дно озера. Дядя Серёжа, размахивая огромной кувалдой, уже достаточно осадил стержень в дно, но что-то ещё ему не нравилось.

– Ну, завершающий, последний раз, – глубоко вздохнув, молвил он, и со всего маху жахнул мимо металлического стержня. Да так, что в один миг и сам улетел за кувалдой и скрылся в воде.

Волна, поднятая его мощной комплекцией, захлестнула мостик, где стояли ребята.

В первое мгновение все замерли, но когда дядя Серёжа вынырнул и, чертыхаясь, стал пробираться к берегу, взрыв хохота потряс всю округу.

– Но самое смешное было в конце, – завершая свой рассказ, сообщил Борька. – Когда он, наконец, выбрался на берег, знаешь, что он сделал?

– Ну, что? – нетерпеливо переспросил Мишка.

– Он похлопал себя по лбу, потом покрутил пальцем у виска, и говорит: «Нормально ведь было, и какого лешего решил добавить?»

С хохотом они вошли во двор и уселись на скамейку. С удовольствием вытянув ноги, разомлели на солнышке.

– Хороша погодка, – развалившись поудобнее, молвил Виталька. – Расскажи, Борька, ещё чего-нибудь, ты на это мастер.

– А я вам не рассказывал, как работал на конном дворе?

– Нет.

– Занятная история. Ну, значит, однажды, в течение двух недель, пришлось мне подменять дежурного на конном дворе. Дело было в помещении, где находилась вся конная амуниция, и было оно довольно просторным. По периметру висела конная сбруя, отдельно на каждую лошадь, лежали детали саней и телег. Около единственного окошка стоял топчан, на котором дежурный коротал ночное время. Я лежал и читал книгу. Вдруг – что-то шуршит, и я боковым зрением вижу крысу, которая пробирается к моей сумке с едой. Помня рассказ одного кока, я не стал с ней расправляться, хотя молоток лежал под рукой, и последовал его совету. Встал и, отломив кусок хлеба, положил его недалеко от сумки.

– Что за кок? – не открывая глаз, сонно спросил Виталька.

– Кок этот, – продолжал Борька, – служил на корабле, где было много крыс. Однажды, устав бороться с ними физическими методами, он решил сменить тактику. Каждый день, в одно и то же место и в одно время, он стал теперь ставить миску с отходами, так, как мы ставим еду для кошек и собак. Крысы приходили, ели, и отправлялись в свои владения. С тех пор на корабле воцарился порядок. Ни на камбузе, ни на складах ничего не пропадало.

– Умные, твари, – сквозь дрёму пробормотал Виталька.

– Или – старший приказал! – хохотнул внимательно слушавший рассказ Мишка. – Ну, а твоя-то что?

– А моя, пока я лежал и читал, тихо-тихо съела хлеб, но на этом не успокоилась. Видимо, после приёма пищи настроение поднимается не только у человека. Любопытство пересилило страх. Она осторожно забралась на шкафчик, висевший на стене, и сверху стала взирать на своего благодетеля. Я не подаю вида, что наблюдаю за ней, лежу и читаю. Она же, освоившись, принялась делать какие- то манипуляции лапами, то ли почёсывалась, то ли умывалась, а то сидела, не двигаясь, и смотрела на меня. Затем у неё появились другие дела, она спустилась вниз и скрылась. В следующую ночь всё повторилось. Пришла, поела, посидела на шкафчике и смылась.

– И опять одна? – удивился Мишка.

– То-то и оно! – загадочно сказал Борька. – Слушай дальше. Настала третья ночь. Перекусив, я положил остатки еды на прежнее место и лёг на топчан. Читая книгу, услышал сначала возню на полу, а потом, через какое-то время, смотрю – на шкафчик взбираются уже двое. Забрались, и уселись наверху. Тут я и разглядел обоих. И понял: старая знакомая, видимо, мужского пола, привела подругу – блондинку. Вторая была размером поменьше, и белёсо-серого окраса. Что-то женское угадывалось в её поведении. Когда они чинно уселись, между ними состоялась, если можно так сказать, довольно милая беседа. Мой старый знакомый, повернув физиономию к собеседнице, что-то говорил ей, как бы показывая пальцем на меня.

– Ну, уж прямо и говорил, и пальцем показывал. Ну ты даёшь! – вдруг вставил, открывая глаза, Виталька. Оказывается, он всё слышал.

– Да я ж говорю – как бы! Я ж говорю со своей, человеческой точки зрения. А потом, они и в самом деле всё время поворачивались друг к другу, поднимали и опускали лапы, словно о чём-то оживлённо беседовали.

– А кто знает, может, и говорили о чём, да нам не суждено услышать, – философски заметил Мишка. – И что потом?

– Да ничего. Поговорили, спустились и исчезли в своих владениях. Но на следующую ночь опять пришли, и так повторялось несколько раз. А потом пропали. Спрашивал у других, дежуривших в другие ночи, ничего подобного не видели. Хотя, конечно, без этих тварей ни одно дежурство не обходится. Но то – обычная возня: куда-то влезут, что-то стащат, что-то перегрызут… Такая вот странная история.

– Тоже мне, история, – зевнул во весь рот Виталька. – Я-то думал…

– А ты не думай, а рот рукой прикрывай, когда зеваешь, – обидевшись, парировал Борька.

Неловкое молчание прервал Мишка:

– А мне дядя волейбольный мяч подарил. Попробуем, сыграем? – предложил Мишка. Его отец погиб в автомобильной аварии, и дядя, брат отца, взял над ним шефство.

– Тащи! – обрадовался Виталька.

Через пару минут Мишка возвратился с мячом и велосипедным насосом. А тут ещё и Серёжка подошёл.

Накачав мяч, встали в круг и стали играть. Не успели как следует разогреться, как к ним подбежала девчонка из соседнего дома. Она была постарше ребят и её броские очертания приводили в смущение их ещё далеко не взрослые души.