Мишка, как настоящий виртуальщик, знал, что вечных и бесконечных в своей деятельности устройств записи и сохранения, и снова перезаписи информации просто не существует. То есть, когда говорят "бесконечное восстановление", это они просто утрируют, упрощают для населения. На самом деле какое-то конечное число, конечно, есть, но оно настолько большое, что просто представить невозможно. Как нормальный виртуальщик, Мишка представлял и возможный процент ошибок. Ну, сбой там в записи-перезаписи. Или вдруг дырка в модуле памяти. Или еще что... Молния, скажем. Ну, мало ли что. Но это редко, очень редко. Можно не учитывать в расчетах.
Он резко затормозил у перекрестка, дожидаясь, пока тот чудак пролетит мимо. Ведь на самом деле время еще было. А по магистральному шоссе потом можно было еще и нагнать.
Две секунды. Три. Уже пять.
- Где эта сволочь? - сказал Мишка голосом старого генерала из древнего фильма.
Время уходило. Так можно было и опоздать. Дождавшись разрешающего сигнала. То есть, еще на самой-самой грани, на переходе, он резко рванул с места. Его машина разгонялась до пятисот за две секунды!
И получил страшный удар прямо в водительское место.
Темнота спасла от внезапной вспышки боли.
...
В этот раз он ничего не говорил. Просто включил автопилот и специально снял руку с джойстика. Машина сама сбавила скорость в виду перекрестка.
- Время - это процесс..., - глубокомысленно сказал Мишка.
Слева очень медленно, на цыпочках, можно сказать, выдвинулась точно такая же "Лайота". Только яркой зеленой расцветки. У Мишки-то была практичная и приличная золотая.
Он отключил автопилот, остановил машину на самой линии "Стоп" и вышел. Просто хотелось взглянуть в глаза этому...
Этой...
- Ой, Миша! Это же вы! А я так торопилась, так торопилась! Мы же договорились на пятнадцать часов семнадцать минут? А уже почти совсем время... Я так спешила! А тут какой-то... Ой, а это вы!...
Сначала Мишка хотел плюнуть, развернуться и поехать домой. Сесть там за голо, поиграть с ребятами в полный вирт. Потом хотел подойти и поломать что-нибудь в чужой машине. Еще хотелось...
Но тут он понял - это ведь она ведь спешила к нему! То есть, на свидание с ним лично. Наверное, была в настоящем ателье. Не в сетевом, не дома, а в самом настоящем, в реальном. Потому что готовилась. Оттуда и едет домой, похоже.
- Мутить-колотить! - сказал он четко и громко старинные модные слова. - Оля! А я как раз к вам спешу. Только о вас и думаю - больше ни о чем. Мы же на пятнадцать семнадцать ровно договаривались! А тут - вы. Как же удачно мы встретились!
Перед тем, как шагнуть к ней, он наклонился и нажал большую зеленую кнопку на панели.
Выпрямляясь, заметил, что и она сделала знакомое движение рукой.
"Тоже сохранилась, - подумал он. - Молодец. Умная девочка".
Ну, он с дурами-то и не встречался.
Свобода
Сегодня на ужин вдруг дали на отдельной тарелке кусок сладкого сливочного торта и половинку банана. То есть, фактически признание какое-то. И самому сразу стало будто теплее на душе и дышать легче - не зря мучился, не зря.
В стену подолбили твердым и тяжелым, наверное, табуреткой.
Виктор Васильевич взял чистую кружку и прижал к стене, а сам ухом - к кружке. Ответил двумя ударами каблуком ботинка.
- Алё! Василич! Ты там как сам? - раздалось, почти, как по настоящему телефону. - Живой еще? Трепыхаешься помаленьку?
- И неплохо живой, между прочим, - прокричал в кружку Виктор Васильевич. - Вот торт у меня на столе, бананов гроздь. Даже съесть все не могу - останется теперь на завтра.
Он сыто цыкнул зубом, погладил себя по животу - хотя, кто бы это увидел через стену?
- О-о-о! Да ты просто крут! А мне вот сегодня бутылку вина принесли импортного. Вкусного!
Черт побери, Васька опять впереди оказывается. Что он там сумел наклепать такого, что целую бутылку вина ему? За что ему? Виктор Васильевич нахмурился, перебирая в голове возможные варианты, потом закричал в кружку:
- Поздравляю, Михалыч! А что за тема-то? Каким образом попал в тренд? Ну, в струю, типа?
- Это личный разговор, Василич, - донеслось из-за стены. - Вот как в баню поведут, тогда и пошепчемся.
Угу... Пошепчемся. Там и так на таких шепчущихся косо посматривают. Как-то сговорились там ребята в бане. Ну, сделали вдесятером одинаково. Чистенько так сделали. Премия, правда, была. А как же! За хорошее - премия, это закон. Правда, одна - на десятерых. Все тогда смеялись. Эх... Сколько там на часах-то?
За дверью раздался тройной сдвоенный удар звонкой морской рынды, а потом крик коридорного:
- Столичное время - двадцать часов!
Это выходит, до полного отбоя и ночной тишины осталось еще целых три часа. Тут за режимом смотрели строго, и здоровье каждого было одновременно достоянием всех. То есть, не всех, кто именно тут, а вообще всех - всего общества в целом. Но ведь еще три часа до отбоя. Можно попытаться сделать зачин на завтра. Утром поправить, к обеду уже сдать готовое. И ждать потом ужина, нервно шатаясь по узкой и длинной камере. Как медведь в зоопарке. Им там тоже тесно, так они стоят, бывает, и просто раскачиваются с ноги на ногу. Ужина ждут.
Виктор Васильевич сел за стол, прицелился авторучкой в лист линованной бумаги, вывел первые слова. Надо попытаться так написать, чтобы перед другими не стыдно было, и чтобы самому хватало. Тут, конечно, голодом не морят. Сдал норму - получи пайку. И норма не гигантская, и пайка рассчитана до калории. А вот если сдашь больше, или если вдруг качество получится какое-то сверх обычного, или еще что-то - тут иногда не понять, на самом деле - то будет к пайке и разное, и вкусное. Вот, кусок торта сегодня на ужин. Хорошего торта - "Черный лес". Виктор Васильевич помнил такой торт по давним временам. А Ваське, значит, даже бутылку вина принесли. Ишь, радуется как. Хвастается, паршивец.
И ведь не поймешь никогда, что им на самом деле надо.
Им - это тем, кто разбирает написанное за день. Вот какие у них критерии? Почему могут за всего одну страничку наградить, а могут и за двадцать - одну стандартную пайку? Не разобрать, не догадаться никак. Иногда Виктор Васильевич думал, что логики тут просто совсем никакой нет, а все дело в издевательстве над ними, работниками пера.
"Не любят у нас писателей," - думал он. - "Завидуют".
Зависть завистью, а животик все-таки вырос. Надо бы попросить тренажер какой-нибудь, что ли. Ведь не хлебом единым, так сказать....
Он аккуратно очистил половинку банана и с удовольствием его употребил. Не просто так - съел, а употребил на пользу своему организму. И с удовольствием.
Ну, так что там за мысль была? А если вот так все повернуть? И потом закольцевать будто, но в конце вдруг все оборвать - и совершенно другое. Как заяц, когда он след сбрасывает: сначала петлю большую делает, а потом, как добежит до начала, резко прыгает в сторону. И всем странно, а охотники даже восхищаются.
Вот и об охотниках надо записать. Может, примут, как намек, да посмеются, да еще подкинут чего-нибудь. Может быть.
Нет, на жизнь жаловаться грешно. Считай, если по вольному-то глядеть: комната изолированная, санузел свой личный, питание регулярное и хорошее, охрана опять же - тут тебя никто и никогда не тронет. За труд тяжкий писательский - плата. Пусть не всегда соответствующая ожиданиям, ну, так это просто от неграмотности всех этих, кто разбирает тексты. Но ведь жить можно! А Ваське вон даже и бутылку вина выдали. Импортного. Вот ведь свезло чертяке. Что же он за тему такую начал? Что за новый проект?
За пять минут до одиннадцати начал медленно меркнуть свет. Виктор Васильевич умылся, помыл ноги под струей холодной воды и аккуратно улегся на свою кровать.
