И чего едут? Зачем? Могли бы и друг у друга списывать. Ничего ведь нового не придумают.

- Что вы тут делаете? - так спросят, как обычно.

А я отвечу, что даже дурак понимает, что мы тут - на позиции. Вот это - наше орудие. Пушка-гаубица Д-20. В нем калибр - 152 миллиметра. Раздельное заряжание, потому что снаряд тяжеленный. Больше сорока килограммов металла и взрывчатки с каждым выстрелом уносится аж за горизонт. Максимальная паспортная дальность - 24 километра. Но пушка наша уже старенькая, потрепанная. Потому стреляем километров на десять - это сегодня наш максимум.

Вот так и разъясню. Потом сделаем несколько снимков. Вот наша батарея, вот наши парни. Парни - просто красавцы. Они наденут каски и будут красиво и важно ходить вокруг, становясь в героические позы. Если нормальный журналюга - можно будет даже разрешить самому стрельнуть разок.

- А кто вы? - опять спросят.

Они почему-то все это спрашивают.

И я отвечу честно и откровенно, что мы - победители. И каждый из нас отдельно - победитель, и все мы вместе.

И вот тогда найдется самый хитрожопый, и начнет щуриться со значением и спрашивать с подковыркой - чего же вы, мол, по своим людям стреляете.

А я ему так скажу, что мои люди - вот они, вокруг. Вот, скажем, Витёк наш, совсем еще салага. Его с первого курса выдернули. И ведь он не стал сбегать или как-то в сторону косить. Он пришел и стал нашим. Или вот Петр Григорьевич. Он тоже по повестке. По имени-отчеству он у нас зовется, потому что уже двое детей. Ты не смотри, что он молодой - он молодец. Успел до войны и жениться, и детей родить. Я вот сам, скажу, доброволец, из самых первых. Так уж повезло, что попал не в пехоту, а в артиллерию. Это потому что инженер, с дипломом. Тут, сказали, нужнее. Ну, и так про каждого расскажу коротенько: откуда, с какого города или села, как к нам попал, как геройски воевал. А теперь вот - все они победители.

И подниму руку, остановлю того хитрого, желающего что-то еще вякнуть. Добавлю. Вот это, вокруг меня - наш народ. А те, кто по кабакам сидел, кто в театры ходил и на выставки, кто бабло зарабатывал, пока мы за них воевали - они ни фига не наши. Потому им теперь и прилетело. Пусть и они теперь поймут что такое война и что такое победа.

Вот тут обычно вступает кто-нибудь из умников, начинает говорить про законы, про государство... Ха! А у меня - диплом, между прочим. Я здесь тоже не дурак.

- Государство, - скажу. - Это я.

Паузу сделаю специально, чтобы чуть-чуть посмеялись. Добавлю:

- И вот они, мои боевые товарищи - они тоже наше государство.

Напомню определение, что государство - это аппарат насилия, это армия и полиция, это и так далее... Так вот мы - и есть государство. Мы - армия. И законы, следовательно, устанавливаем мы, а не кто-то - нам.

А дальше скажу, как говорил и предыдущим:

- Мы победили не для них, которые там по кабакам и барам сидели, а для себя. Потому что или наша победа - или наша смерть. И вот мы победили. Неужели же - для них? Вот для тех? А самим теперь - по домам, искать работу и завидовать тем, кто не воевал, а зарабатывал и искал теплое место? А вот хрен вам всем! Это наша победа! Наше государство! Наша власть!

- А потому, - скажу. - Заряжай, братцы. Будем учить любить своё государство. То есть, нас с вами.

И ребята зарядят, а потом бухнут вот туда, через высотки, в самую серединку. Там будет рваться и дымить. И это будет правильно.

Потому что - победа.

Потому что - мир.

Подарки надо дарить

- А что это у тебя в сумке?

Они были знакомы уже целых два месяца. Перед самым Новым годом на мультфильмовом показе в центральном кинотеатре в темноте и духоте зала пересеклись их пути, и вдруг что-то ударило, встряхнуло и перевернуло обоих.

Ну, она-то - дело понятное. Шестнадцать лет - страшный возраст. С одной стороны, вечная неуверенность в себе и постоянное оглядывание по сторонам - как принимают, как смотрят, как и что говорят. С другой - вечный (на ближайшее время) оптимизм и вера в будущее, в котором, наверняка, потому что не может быть иначе, будет всё-всё-всё и обязательно сразу. И еще в шестнадцать, бывает, еще верят в сказки и принцев на белых конях.

А ему в этом году, который начался после новогодья, стукнет сороковник. Осенью - стукнет. С размаху, да по голове. Развод прошел тихо и без скандалов еще три года назад. И теперь он "жил в свое удовольствие", как раз за разом хвастался друзьям при редких встречах. Редких, потому что они-то, друзья его, жили с как раз с семьями, и время свое делили, как положено. То есть, большая часть - семье, а к другу, которому в этом году сороковник - это уж как там получится.

Он, отсидевшись в одиночестве в съемной однушке на тихой окраине, отдышавшись, начал уже потихоньку выползать в люди, шарахаясь превентивно от энергичных и напористых женщин на своей работе. Театры, концерты, ресторан - иногда, просто чтобы с удовольствием и качественно поесть и выпить. Вот, увидел рекламу ретроспективы старых мультфильмов, решил посмотреть.

Они сидели рядом в полупустом зале. Худенькая школьница, прогуливающая уроки - черное пальто, черные высокие ботинки на толстой тяжелой подошве, длинный черный шарф на шее, черная шляпа на голове - ей говорили, что женщины не снимают головного убора в помещении - черные траурные тени на веках. Полноватый и седоватый какой-то потертый мужик, которому в этом году стукнет сороковник, работающий по свободному графику, а часто просто удаленно, прямо из квартиры. Серая куртка, серый свитер под горло, серые потертые зимние джинсы, серые с синевой мешки под глазами - он пил пиво на ужин.

Ну, вот, в принципе, и все.

Они смеялись вместе и грустили на одних и тех же кадрах. А она раз даже прослезилась - девчонка. Он же сдержался - все-таки он был мужчиной. Бросали реплики, сначала просто так, в воздух, потом шепотом переговаривались. Он хвастался, что видел эти мультфильмы в давнем детстве. А у нее это и было еще оно самое - детство. Он не спрашивал, почему она не в школе. Она не спрашивала, сколько дяде лет. Просто даже и не интересно это ей было.

Потом он проводил ее до метро. Потому что темнело.

А она проводила его до дома - они как раз начали говорить о школе, и он вспоминал, как ему там было плохо, и заодно рассказывал, как здорово после школы было в институте.

А потом он проводил ее до метро. Оказалось, что он столько много разного интересного мог рассказать - просто, наверное, намолчался за три года.

В общем, на следующий день они нашли друг друга в Интернете, и оказалось, что общие интересы могут быть даже у настолько разных людей - шестнадцатилетней школьницы и одинокого мужика, которому осенью должен был стукнуть сороковник.

И вот только не надо, что, мол, одиноким мужикам только одно нужно. Особенно от шестнадцатилетних девушек. Он даже и не думал об этом. Это как-то даже неудобно было - думать такое всякое. Она же, если посчитать, могла быть его дочкой. Симпатичной такой и умной дочкой. Оценки в школе - это же не показатель ума, он-то знал это наверняка.

Разницу в годах иногда высчитывал в уме именно он, посмеиваясь сам над собой.

Ей-то с самого начала было наплевать на его возраст. Тут ведь другое - какое-то общее в мыслях, словах. Что-то в словах, в построении фраз. И еще туалетная вода у него прикольная. Вкусно пахнущая.

В общем, два месяца пролетели, как и не было их. И как-то даже скучно было, если пару дней не виделись и не перекидывались хоть просто улыбкой. Это же не свидание какое-нибудь, а просто можно в метро пересечься. Или вот она могла подойти к офису, где он у клиентов был, дождаться, а потом в ногу, держась за руки, с разговорами и смехом, пешком - к дальнему метро.

И вот сегодня:

- Что это у тебя в сумке?

- Увидел! Глазастый какой! - она смеялась, а сама доставала что-то большое, совала ему в руку и отворачивалась в смущении.