А Виталька понял это не так. Он кричал, что я себе плацдарм готовила, что он для меня, как игрушка и прочее. Объяснения не выслушивались. В общем спать я легла на кушетке, а он не пришёл и наутро собрался и уехал в деревню. Это вообще стало потом его фирменным стилем, чуть-что сбегать в деревню.
Письмо он разорвал и сжёг, хотя это я думаю был неправильный поступок. Ведь я, имея Юркин домашний адрес, могла бы написать ему, объяснить всё и хотя бы извиниться за неловкость. А так меня лишили и этой возможности.
В воскресенье вечером он вернулся и бросился ко мне с извинениями и мириться. Тут он уже спокойно выслушал мой рассказ и не знаю поверил мне или нет, что это для меня было тоже неожиданностью. Правда исправить уже ничего было нельзя.
Глава 11. Роды и будни роддома.
Время до родов пролетело в заботах по дому и обычных делах. Ссор больше не было, всё текло ровно и хорошо. В субботу 16 сентября в пять утра мы с ним пошли в лес. Несмотря на свой довольно большой живот, я не могла отказаться от прогулки по грибы.
Срок родов мне ставили 20 сентября, так что я не волновалась. Мы всё гадали, кто родится, он хотел мальчика и хотел назвать его Валерием, в честь ещё одного двоюродного, нелепо погибшего брата.
Он погиб на охоте, его пристрелил нечаянно напарник, так иногда случалось во время охоты. Вот Виталий и хотел мальчика, а его мать хотела девочку. У них у всех сестёр и родных и двоюродных были сыновья и они мечтали о внучке. Узи тогда ещё не делали, только редко по особым показаниям, а при нормальном течении беременности нет.
А в августе, я чуть совершенно не забыла об этом сказать, умерла жена дяди Юры. Умерла от рака пищевода, как и бабушка. Только бабушка болела много лет, а тётя Ирочка буквально сгорела за полгода, как объяснили врачи у молодого организма метаболизм проходит много быстрее, поэтому всё так стремительно развивалось.
Так вот на её похороны меня не взяли из-за беременности, боялись, что мне станет плохо, а мама с Виталием ездили. Именно тогда дядя Юра и попросил, если родится девочка, назовите Ирочкиным именем. Так что для девочки имя не выбирали, оно было готово заранее.
Грибов мы набрали много и очень быстро, я ползала на четвереньках, как собачка,и потому собрала много грибов. Особенно белых. Корзина у нас была громадная, трёхведерная, верхом. Тащил её он. Дома я села обрабатывать грибы, а он собрался и поехал в деревню.
За три часа, с 9 до 12, я управилась с грибами, почистила, засолила, а белые сунула сушить. Потом поела и занялась стиркой. Не знаю, что на меня нашло. Я перестирала всё бельё, а стирали мы вручную. Стиральной машины у нас не было. Прополоскала, развесила и потом решила ещё помыть пол.
Когда вечером пришла с работы мать, она ахнула и сказала, что я сошла с ума,а я сидела, держась за поясницу и говорила, что просто сильно устала.
Ещё бы не устать, пол у нас некрашеный, его нужно мыть не просто тряпкой, а с корчёткой. Это такая спутанная проволока, которой драят некрашеные доски, чтобы грязь не въедалась. Но я справилась, не в первой,к тому же драила не ногами, как обычно, а рукой.
Спала я без задних ног, как говорится, хотя во сне сильно стонала и металась. Мать прислушивалась и переживала.
Утром я начала беспрерывно бегать в туалет, впустую. Закрутит живот бегу и возвращаюсь обратно, только лягу, снова крутит.ёю
Я же не понимала, что это начались схватки, а мать собралась бежать вызывать скорую, но я начала кричать, чтобы она не смела, что она ничего не понимает, что у меня срок 20. В общем мать, трижды рожавшая не понимает, а я соплюшка, умница такая.
Тут мама велела мне успокоиться, накинула пальто прямо на ночнушку, сунула ноги в калоши и сказав что пойдёт в туалет убежала.Вот в таком виде она помчалась с утра на угол Советской, где возле почты стоял ближайший телефон-автомат.
Смешно вспомнить, но у нас в городе тогда было не более десяти автоматов, по одному на каждый район. Вот какой "прогресс". А домашние номера телефонов были примерно у 150 абонентов, всех руководящих или значимых людей города, для остальных ещё АТС не построили.
Ну и конечно на производствах и в школах. Правда в школах один номер на всю школу у директора в кабинете. Вот так шикарно жили в 60 е.
В больницах тоже два-три номера городских и несколько внутренних,служебных, через коммутатор.
В общем скорая и мама появились одновременно в 7.50 а схватки шли уже через каждые 20 минут, причём вместе с потугами. То есть скоро родить. Меня осмотрели и велели немедленно собираться. Я ещё пыталась отнекиваться, но мне быстро всё объяснили.
Мы с мамой, которая хотя бы одеться успела нормально, едем в роддом, вернее не в роддом, который недавно построен на Ногинке, рядом с той больницей, где я лежала, а в больницу Семашко, в родильное отделение.
С этим связано смешное, ведь Виталька, вернувшийся вечером и узнавший о рождении ребёнка, напьётся с друзьями на радостях и не потрудившись узнать, где я рожала, побежит с компанией именно к новому роддому, где они всю ночь будут петь под гитару, как мартовские коты, пока утром не выяснится, что меня там нет.
Меня принимают и располагают в предродовом отделении. Предродовая, отделена от лестницы, на которой толпятся родственники довольно тонкой фанерной перегородкой, сверху стёкла, закрашенные белой краской. Больница старая, ещё дореволюционной постройки, потолки пятиметровой высоты с лепниной, двери с фигурной выделкой и бронзовыми ручками, полы мраморные, стены окрашены в бледно-зелёный цвет.
Моя койка стоит прямо у этой фанерной перегородки. Их три, одна за другой и у окон ещё три напротив. Ранее это явно был холл общий с лестницей, потом его отгородили.
Направо от него идёт длинный коридор с палатами для уже родивших, детской, ординаторской и сестринской комнатами. Примерно посредине расположен сестринский пост. Налево, в угловой части всего здания расположены родовая и хирургическая комнаты. Вот и всё отделение.
Палат, где лежат уже родившие пять, по десять коек. То есть одновременно в отделении могут пребывать 50 рожениц и столько же детишек. А перед входом в предродовую, напротив лестницы, также отгороженное от лестницы приёмное отделение и пост дежурной сестры принимающей передачи и сообщающей родственникам о рождении детей.
Я лежу, корчусь от болей, но молчу. Мама много раз говорила мне, чтобы я не смела кричать во время схваток, это мол потеря сил. Плохо и ребёнку и тебе. Ты лишаешь ребёнка воздуха и он дольше не рождается и может даже задохнуться.
Я очень этого боюсь и стараюсь не кричать, но постанываю, а чтобы не закричать, хватаюсь руками за прутья в изголовье и больно упираюсь в них головой, чтобы одна боль, перешибала другую.э
Нам зачем то принесли завтрак, по кружке кофейного напитка и куску хлеба с маслом и яйцом. Но мне совсем не хочется есть и другим тоже.
В предродовой одновременно со мной ещё три женщины. Одна периодически громко вскрикивает, почти взвизгивает, вторая измождённо подвывает извиваясь всем телом в такт вою, а третья ходит ногами по кровати, басом приговаривая, "ой тошно", а на предложение лечь, а не ходить, садится на подоконник с этим же ,"ой, тошно".
