И вот все такие ощущения от поэзии, весь этот набор чувств, сконцентрировались для нас в сверхплотной звезде под названием "Пушкин".
Мы даже сделали самостоятельный спектакль по стихам, письмам, отзывам современников. Стасик Холмогоров читал пушкинские стихи, которые заканчивались словами: "И огнь поэзии погас!" Его учили, что слово "поэзия" надо произносить через "о". Не пАэзия, а пОэзия. Стасик так старался, что перестарался. Получилось, как с "Лукумбой". Он правильно произнес: "поэзии", через "о", а потом, ставя жирную точку, сказал: "ПОгас". С нижегородским акцентом, как А. М. Горький. Сам испугался страшно, проявился уже описанный выше девичий румянец, который разгорелся и долго цвел на его смущенном лице. Чуть все не испортил, остальным же смешно стало, а надо было сдерживаться, дальше в композиции шли не менее серьезные стихи.
И был еще дипломный спектакль "Последние дни" по пьесе Булгакова. Пушкина там на сцене нет, а есть его друзья; и есть Бенкендорф, Дубельт и другие - не друзья. Леня Филатов играл там стукача, который по заданию Третьего отделения следит за Пушкиным. Трогательно до невозможности, потому что Лёнин стукач к Пушкину привязался всем сердцем и относился к нему уже не как к объекту слежки, а как к родному. Горевал, когда Пушкина ранили, и был каким-то потерянным: вот, мол, Александр Сергеевич умрет, а мне теперь чем заниматься, как жить? Пушкин его переродил, забитый, полуграмотный стукач стал другим человеком, и Леня это смог передать. На одном из докладов Дубельту он предъявить ничего интересного для жандармов не мог и поэтому принес листок с последними стихами. Стал, запинаясь, их Дубельту читать: "Буря мглою небо кроет..." Дошел до слов: "То по кровле обветшалой вдруг соломой зашуршит, то, как путник запоздалый, к нам в окошко... - Тут Леня умолкал, словно сомневаясь, правильно ли понял последние слова, затем из нескольких вариантов выбирал все-таки самое близкое для себя, родное, и заканчивал: - Настучит". И смотрел по-собачьи на Дубельта: правильно я сказал? У Булгакова было нормально - "застучит", но Филатов оговорку и как ее обыграть - сам придумал.
Так Пушкин повлиял, что даже наше Щукинское училище мы для себя считали своего рода лицеем, этаким очагом свободомыслия в годы застоя. Во всяком случае, нам хотелось так думать. Поэтому все, что происходило во время последнего пушкинского юбилея, воспринималось нами поначалу как личное оскорбление. Потом оно уступило место юмору. Чего тут вопить: не трогать святое! - когда оно уже залапано так, что лица не видать. Уже перестали возмущать, а потом и удивлять матрешки "Наталья Николаевна", яйца "Наталья Николаевна", уже не трогали замыслы оргкомитета пустить по Тверской десяток Пушкиных и десяток Гончаровых, чтобы они раздавали прохожим листовки с текстом "Я помню чудное мгновенье", уже смешно стало, когда ниже-городский губернатор сказал, что если бы не наша нижегородская земля, если бы не Болдино, то мы, может, и не узнали бы Пушкина как гения. Как же должен был тогда хвастать начальник тюрьмы, долговой ямы, где Сервантес написал "Дон Кихота"? И что должен был сказать начальник администрации того района, где село Михайловское? Или мэры Москвы, Петербурга, Кишинева и Одессы? Надо было бы ответить.
Растаскивали Пушкина все кому не лень. Даже казино "Золотой дворец" - и то решило мимо не пройти. Надо же было тоже устроить что-то в честь поэта. А что у Пушкина ближе всего по тематике? Ага-а! Игра, ведь Пушкин и сам был игрок. Вот тема! Руководитель программы Лена позвала меня на генеральную репетицию, потому что я помогал со сценарием. Тот просветительский ликбез, который я там настрочил, был нужен казино, как удаву носовой платок, но я уже привык, мне было уже все это занятно, и я был готов ко всему.
Поэтому, когда один из ведущих объявил, что Пушкин был большой бабник, не пропускал ни одну юбку, что у него было много любовниц, и тут, как живая иллюстрация того, к чему Пушкина всегда тянуло, пошел стриптиз, - я даже не удивился. Во-первых, стриптиз в "Золотом дворце" каждый вечер, и лишать завсегдатаев этой радости никак нельзя. Во-вторых, девушка действительно красиво все делает, и, в-третьих, как явствует из текста ведущих, сам Пушкин был бы совсем не против. Так что Пушкин и стриптиз совпадают, все нормально.
- А она что, до самого конца будет раздеваться ? - спрашиваю я Лену.
- Конечно.
- У меня идея,- говорю. - Представь: решающий момент, она стоит спиной и снимает трусики, а у нее на голой заднице надпись: "Пушкину двести лет!"
Лена и ее помощница смотрят на меня, и я вижу, что первые пять секунд они серьезно обдумывают мое предложение.
- А вот еще, - продолжаю я, как будто заводясь. - Кто-то из ведущих говорит, что Пушкин все время ходил с тяжелой тростью и на вопрос "зачем" отвечал, "чтобы рука не дрогнула, когда придется стреляться", и тут... - я делаю короткую паузу перед "гениальной находкой",- выходит силовой жонглер.
У вас есть силовой жонглер?
Лена смотрит ошарашенно, а помощница - почти с испугом: надо же, как фонтанирует! Эк его понесло-то! Наконец Лена догадывается и начинает хохотать: "Да он дурака валяет, ты что, не видишь?"
А в том же Нижнем Новгороде большой праздничный концерт, я в нем тоже участвую, пою, естественно, нашу с Леней песню "Пушкин". Подхожу к помощнице режиссера посмотреть программу. В ней шестым номером значится:
арию Ленского поет солист НАТОиБ такой-то. А в это время, пятого июля, продолжаются бомбардировки Югославии. НАТО как раз и бомбит. Потом, правда, выясняется, что аббревиатура расшифровывается вполне мирно: Нижегородский Академический театр оперы и балета. Но никто из нижегородцев этого забавного совпадения не замечает.
Вслед за губернатором все по нижегородскому ТВ подхватывают мысль, что гений Пушкина родился именно здесь, неподалеку. А в этом "неподалеку", в самом Болдине, в магазине, где продают спиртное, я наблюдаю апофеоз всего происходящего. Что там уже есть водка "Болдино", водка и вино "Болдинская осень" - это понятно, странно даже, если бы не было. Но продается еще одна водка. На этикетке молоденький такой Пушкин с кукольным личиком. Он за столом с женщиной в платке, завязанном по-деревенски, она к нам спиной. На столе опять же бутылка. А название у новой водки такое: "Арина Родионовна рекомендует". Не хотите - не пейте, конечно, но она рекомендует. Как бы вам не пожалеть потом! В общем, Пушкина двести... и пива.
Так что, если ко всему, что происходит у нас, относиться возмущенно или даже просто серьезно, то можно сойти с ума. Надо принять как должное и неизбежное: мы живем в Лукоморье, а там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях... стриптиз... там ведь лукоморы живут, так что всякое там может случиться...
Так или иначе гениальная и просто хорошая поэзия действительно рождает острое желание попробовать самому что-то этакое сделать, ну попытаться хотя бы, чтобы потом воскликнуть, как Пушкин над "Борисом Годуновым": "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!" - только про себя. Хочется, чтобы вот так, как у него: "И руки тянутся к перу, перо - к бумаге, минута - и стихи свободно потекут". И действительно, в такие моменты у Филатова руки тянутся к перу, у меня - к гитаре, и рождаются песни. Над ними нельзя, конечно, воскликнуть:
"Ай да мы, сукины сыны!" Но хотя бы "Щукины сыны" - уже можно.
Ренат
Ренат Исмаилов, как и Леня, приехал из Ашхабада. Они были знакомы и дружны еще задолго до Москвы. Он учился в ГИТИСе на режиссерском факультете и жил в нашем же общежитии. Александр Грин, мужская жесткость, замешанная на все том же романтизме, ветер, парус и дыхание свободы - все это вкладывал в нас Ренат на наших посиделках до полвторого. Ночи, разумеется.
