"Может!" - отвечу я, если это Леня, а рядом - Нина.

Все это время в их доме весело. Никакого уныния, печали, никакого тягостного ожидания операции, никакой ущербности или неполноценности! Только веселье, анекдоты, смешные случаи из внешнего мира, с Большой Земли. Нина ограждает его от любой негативной информации, от любого известия, что кому-то плохо или того хуже - кто-то из знакомых умер. Филатов со своей передачей "Чтобы помнили" и так в этой воде искупался вдосталь.

Она первый и самый благодарный слушатель того, что он сочиняет. Все новое он читает приходящим друзьям - Задорнову, Ярмольнику, Розенбауму, мне... Всем.

Она слушает в десятый раз и все равно - в смешных местах смеется, а в трогательных плачет, как в первый раз. Я прихожу, она, смеясь, меня встречает. И провожает, смеясь. Энергии у нее - и за себя, и за него, она как энергоноситель, от которого он получает питание. Хорошее настроение дома всегда, когда бы я ни пришел, - один или вместе с Мишей. И это тоже она.

Нина светится оптимизмом и верой в то, что все будет хорошо. А чего ей это стоит - знает только она. Я не знаю, никогда не видел, она никогда не показывала.

Она соскочила с гребня своей артистической карьеры, чтобы ему помочь, чтобы он встал, чтобы не потерял надежду. Она бросила Маргариту в булгаковской пьесе и другие любимые роли, чтобы быть с ним рядом. Все время, пока ему плохо. И в те кризисные дни перед операцией он написал: "Вставай, артист, ты не имеешь права скончаться, не дождавшись крика "Браво". Вставай, артист, ты профессионал! Ты не умрешь, не доиграв финал".

Теперь, Бог даст, финал не скоро, и авторство в этой надежде принадлежит не только блестящему хирургу Яну Мойсюку, который делал операцию, но и, конечно, Нине.

Итак: любовница, жена, друг, медсестра, сиделка, нянька, кормилица и водитель транспортного средства "Жигули" - что еще надо интеллигентному человеку, да к тому же поэту! Я верю, что и я живу с такой женщиной, что она меня не бросит в случае чего...

А они... Они недавно повенчались. Они и там хотят быть вместе.

Давай, Нина, улыбайся! Еще и еще. Опять и опять. Давай! Птичку помнишь, смешную такую? Ну! Давай!

Перенесемся обратно в тот год, когда мы бегаем как угорелые в поисках наблюдений по всем присутственным местам города. Это охота и спорт, это азарт. Благодаря наблюдениям автор, например, чувствует себя на курсе гораздо увереннее. Он шлепает этих наблюдений по четыре-пять на каждом занятии, и некоторые оказываются смешными и удачными, но вершиной этой наблюдательской деятельности является его открытие, что далеко бегать не надо, можно показывать то, что буквально под боком. Абитуриенты, поступающие в тот же театральный вуз, оказываются просто-таки золотой жилой для смышленого студента. Характеров, типажей - море, и из этого неисчерпаемого источника с тех пор утоляют жажду многие учащиеся театральных вузов.

Действительно, зачем далеко ходить, возьмем Китай, как говорил один чиновник управления культуры.

Еще одно открытие было у "наблюдательного" второкурсника: в Щукинском училище работал оформителем учебной сцены Николай Дмитриевич Берсенев. Он всегда ходил в одном и том же синем рабочем халате и черном берете, лихо сдвинутом набок. Но ходил, как ректор или как лорд. Нет, все-таки как ректор, но ректор всего, что живет, как начальник землетрясения, ходил Николай Дмитриевич по училищу. К тому же он разговаривал густым, прокуренным басом, плохо выговаривал буквы "с", "ц" и "з" и ко всем студентам и выбранной ими профессии относился с ярко выраженным сарказмом, переходящим иногда в презрение. Приехавших из Риги Пярна, Галкина и меня он называл не иначе как "погаными латышскими стрелками, которые помогли Ленину в восемнадцатом году". А иногда для разнообразия - "латышскими недобитками" и "фашистскими прихвостнями". Если хотя бы двое из нас стояли и курили перед входом, он подходил к нам с важностью члена комитета по Нобелевским премиям и, держа в зубах изжеванную папиросу, как сигару ценой в десять долларов за штуку, брезгливо спрашивал: "Ну, что, латышские стрелки, просрали Россию?!" А потом вальяжно просил прикурить, давая этим понять, что он нас простил.

Вот его-то я и показал однажды. С невероятным успехом, сравнимым разве с тем случаем, когда мы с Задорновым в школе играли Чехова и у меня падали штаны.

И после этого его стали показывать многие, так что можно было даже образовать клуб имитаторов Николая Дмитриевича.

Самые удачные наблюдения потом составили что-то вроде концертной программы, с которой мы иногда выступали.

Наблюдения продолжаются и сегодня, но приобретают характер более литературный, нежели актерский. Кажется.

Кажется, мы стареем вместе с нашими наблюдениями, однако в старении больше усмешки, чем печали; ведь это как посмотреть, можно, конечно, и погрустить, глядя в заплаканное окно на свою дождливую осень, а можно и посмеяться.

Вот, например, артист Театра на Малой Бронной Георгий Мартынюк переодевался в своей грим-уборной. Другой артист, значительно моложе, посмотрев на его обнаженный торс, решил сделать ему комплимент. Он не сказал, что у вас, мол, тело молодого человека, не сказал даже, что, если посмотреть на фигуру, вы еще дадите фору и т. д. - что-нибудь такое, что порадовало бы коллегу. Он похвалил иначе, я бы сказал, простодушнее. Он сказал: "Георгий Яковлевич, а ведь если вам голову отрезать, вы еще совсем молодой".

Или вот уж совсем очаровательное. Мы на гастролях в Томске со спектаклем "Чайка". Спонсор наших гастролей по всему очень богатый и авторитетный в области человек и к тому же очень радушный. Банкет с деликатесами - это так, вздор, он ведет нас знакомить с настоящими вложениями своего капитала: вот здание, это мое, там магазины, тоже мои, а вот деревянная скульптура, я вложил деньги в этого художника. Скульптура, к слову сказать, - чудовищное, громоздкое сооружение, плод запредельных алкогольных фантазий, шедевр абстиненций, но это ладно, а вот еще массажный кабинет, настоящий тайский массаж, я тут выписал настоящих девушек из Таиланда. Ладно, идем. Бассейн, джакузи, атмосфера знойных субтропиков и девушки-массажистки, которые имеют такое же отношение к Таиланду, как я - к Зимбабве, в лучшем случае они из Казахстана. Но не специалист, не этнограф - все равно не поймет: главное - в них есть восточный колорит. Кроме того, чувствуется, что девушки готовы за определенную плату (или если хозяин прикажет) выйти далеко за пределы оздоровительного массажа. "Давайте, - говорит одна, облизывая кончиком языка ярко окрашенный рот, - мы вас... помассируем". Она хочет угодить бизнесмену, ведь я его гость. Но я говорю им, что боюсь оказаться слишком потрясенным, и отказываюсь.

Идем дальше, и он показывает нам свою гордость: стриптиз в баре на втором этаже. Он сам это организовал, устроил, набрал девушек, заплатил за их обучение, вывел зрелище на европейский уровень и придал ему, как он думает, художественный смысл. Что артистам стриптиз, что они, не видали его? Вот пластические этюды с раздеванием, даже сценки, в которых две девушки покажут нам красоту и преимущества лесбийской любви - вот это артистов приятно удивит. Оказался, однако, обыкновенный стриптиз; все то же самое, музыка, шест, вокруг которого смешиваются хореография и акробатика, и стереотипные образы: или женщина-вамп, или опытная, гиперсексуальная блондинка, изнемогающая от собственной похоти, или, наоборот, застенчивая юная девочка, почти ребенок, в кружавчиках, которая раздевается, якобы жутко стесняясь.

Апофеозом номера является момент, когда обнажается грудь. Это подается, как смертельный трюк, который не всякий зритель может вынести.

Все, по замыслу режиссера, которым наш хозяин втайне себя считает, должно иметь предельный эротический эффект тогда, когда персонифицировано, направлено на одного выбранного стриптизершей человека, когда все делается для него и соблазняют его лично.