Так и ацтеки: к концу своей эпохи они становились все безумнее, увеличивая количество человеческих жертвоприношений, удваивая и утраивая число дней в году, в которые требовалось совершать кровопролитие. Но это их не спасло: армия Эйзенхауэра прошла по Европе, чтобы остановить печи Освенцима, а корабли Кортеса приближались к великой пирамиде и статуе Тлалока.

Через семь часов после разговора Саймона с Падре Педерастией о Джордже Дорне в международном аэропорту имени Кеннеди приземлился частный самолет, выкрашенный под золото. Автокран поднял из грузового отсека самолета четыре тяжелых ящика и перенес их в грузовик с надписью на борту «Гольд & Эппель, грузовые перевозки». Из самолета вышел молодой длинноволосый блондин, одетый в модную жилетку, бриджи из красного вельвета и шелковые чулки бутылочного цвета. Сжимая в руке портфель из кожи аллигатора, он молча сел в кабину рядом с водителем грузовика.

Водитель Тобиас Найт не задавал лишних вопросов.

Джордж Дорн был испуган. К этому чувству он уже привык. Оно стало настолько обыденным, что, казалось, больше никогда не помешает ему совершать безумные поступки. Кроме того, Хагбард дал ему талисман, оберегающий от неприятностей, и заверил, что он действует на сто процентов безотказно. Джордж вытащил его из кармана и вновь осмотрел с любопытством и надеждой. Это была карточка с вытисненной золотом непонятной надписью:

Джордж решил, что, вероятно, это очередная шутка Хагбарда. Возможно, по-этрусски эта надпись означает «Вышвырните вон этого олуха». Отказ Хагбарда перевести надпись невольно заставлял предположить худшее, хотя Челине и производил впечатление человека, который относится к символам очень серьезно, чуть ли не с религиозной почтительностью.

В одном можно не сомневаться: Джордж по-прежнему боялся, но он не был парализован страхом. «Если бы несколько лет назад я был столь же безразличен к страху, — думал он, — в Нью-Йорке стало бы одним полицейским меньше. И, вероятно, здесь меня тоже не было бы. Нет, и это не верно. Я просто послал бы Карло на три буквы. Меня не остановил бы страх попасть в разряд изгоев». Джордж боялся, когда ехал в Мэд-Дог, когда Гарри Койн пытался трахнуть его в задницу, когда Гарри Койн был убит. Джордж боялся, когда бежал из мэд-догской тюрьмы, когда видел приближение собственной смерти, когда корабли-пауки иллюминатов атаковали «Лейфа Эриксона». Ему начинало казаться, что страх был его естественным состоянием.

И вот сейчас он должен встретиться с людьми, которые заправляют организованной преступностью в США. Он практически ничего не знал ни о Синдикате, ни о Мафии, а в то малое, что он знал, ему не верилось, он считал, что это больше похоже на миф. Хагбард не сообщил ему практически никакой дополнительной информации, пока он готовился к полету. Но в чем Джордж ни капли не сомневался, так это в том, что он окажется совершенно беззащитным среди людей, которые убивают человека с такой же легкостью, с какой домохозяйка разделывает рыбу. При этом он должен вести с ними переговоры. До сих пор Синдикат работал с иллюминатами. Сейчас Джордж должен уговорить этих людей перейти на сторону дискордианцев. Разумеется, с помощью четырех бесценных статуй. Вот только что скажут Роберт Патни Дрейк и Федерико Малдонадо, когда узнают, что эти статуи подняты из разрушенной Атлантиды, которая покоится на дне океана? Не исключено, что они выразят свой скептицизм пистолетными выстрелами.

— Почему я? — чуть раньше в этот же день спрашивал Хагбарда Джордж.

— Почему я? — с улыбкой повторил Хагбард. — Вопрос, задаваемый солдатом, вокруг которого свистят вражеские пули; невинным домовладельцем, когда в его кухню с ножом в руке врывается маньяк-убийца; женщиной, родившей мертвого ребенка; пророком, получившим откровение слова Божьего; художником, который знает, что его последняя картина — гениальное произведение искусства. Почему ты? Потому что ты здесь, говнюк. Потому что с тобой должно что-то происходить. Ясно?

— Но если я провалю все дело? Я ничего не знаю ни о вашей организации, ни о Синдикате. Если сейчас столь критический момент, как ты говоришь, глупо посылать с ответственной миссией такого, как я. У меня нет опыта общения с этими людьми.

Хагбард нетерпеливо покачал головой.

— Ты себя недооцениваешь. Ты считаешь, что не умеешь разговаривать с людьми только потому, что молод и боишься. Это глупо. И не типично для твоего поколения, так что тебе тем более должно быть стыдно. И потом, у тебя есть опыт общения с более страшными людьми, чем Дрейк и Малдонадо. Ты провел часть ночи в камере с человеком, который убил Джона Кеннеди.

— Что? — Джордж почувствовал, как от его лица отхлынула кровь. Ему показалось, что он теряет сознание.

— Ну да, — небрежно подтвердил Хагбард. — Ты же знаешь, что Джо Малик напал на верный след, когда послал тебя в Мэд-Дог.

И после всего этого Хагбард сказал Джорджу, что он может совершенно спокойно отказаться от миссии, если ему не хочется ее выполнять. А Джордж ответил, что он возьмется за ее выполнение по той же причине, по которой согласился сопровождать Хагбарда на его золотой подводной лодке. Потому что знал: он будет последним идиотом, если упустит такую возможность.

Через два часа автофургон подъехал к воротам частного владения на окраине Блю-Пойнта, на Лонг-Айленде. Двое крепких мужчин в зеленых комбинезонах обыскали Джорджа и водителя, сунули колоколообразный наконечник какого-то прибора в грузовик, изучили показания на шкале прибора и дали им знак проезжать. Они поехали по извилистой узкой асфальтовой дороге среди леса, где на деревьях уже появились бледно-зеленые почки, предвестники весны. Среди деревьев рыскали какие-то призрачные фигуры. Неожиданно лес обрывался, и дальше дорога шла через луг, постепенно поднимаясь по пологому склону холма. Еще при выезде из леса Джордж увидел четыре больших трехэтажных коттеджа из кирпича, окрашенного в морские пастельные цвета. Они стояли полукругом на вершине холма. Трава на лугу была скошена, а возле самих домов луг превращался в идеально ухоженную лужайку. С лесной дороги дома были не видны, потому что их закрывали деревья. Благодаря лугу никто не мог выйти из леса и приблизиться к домам незамеченным. Сами же дома вместе составляли настоящую крепость.

Грузовик «Гольд & Эппель» проехал между двумя домами по дороге из бетонных плит, которые при необходимости могли быть подняты вертикально, превращая дорогу в стену. Водитель остановился по знаку вышедшего навстречу человека в хаки. Теперь Джордж видел, что городок-крепость Синдиката состоял из восьми отдельных домов, образующих вокруг лужайки восьмиугольник. При каждом доме был свой обнесенный забором двор, и Джордж с удивлением заметил несколько хорошо оборудованных детских площадок. В центре восьмиугольника стоял высокий белый шест, на котором развевался американский флаг.

Джордж и водитель выбрались из кабины грузовика. Джордж представился, и его проводили в дальний конец городка. Как он заметил, с этой стороны был более крутой склон холма. Он спускался к узкому каменистому пляжу, омываемому огромными атлантическими волнами. Прекрасный вид, отметил про себя Джордж. И надежное укрепление. Единственный способ, которым могли расправиться с Дрейком его враги, — это обстрелять его дом с эсминца.

Стройный светловолосый мужчина — лет шестидесяти, а возможно, и постарше, просто хорошо сохранившийся, — спустился с крыльца дома, к которому привели Джорджа. У него был крючковатый острый нос, мощный раздвоенный подбородок, ледяные голубые глаза. Он энергично пожал Джорджу руку.

— Привет. Я Дрейк. Остальные в доме. Пойдемте. Ах да, вы не возражаете, если мы сразу приступим к делу и разгрузим вашу машину? — Он посмотрел на Джорджа внимательным птичьим взглядом. С упавшим сердцем Джордж понял, что, судя по этим словам Дрейка, они заберут статуи независимо от того, договорятся стороны о чем-то или нет. Тогда с какой стати им обременять себя переходом в другой лагерь в этой подпольной войне? Но он покорно кивнул.