— Вы не доктор, — закричал он. — Не знаю, в какую игру вы играете, но уверен, черт побери, что знаю, кто вы. Вы Джозеф Малик!

Каюта Джорджа была отделана тиком, на стенах висели маленькие, но изысканные картины Риверса, Шана, Де Кунинга и Танги. В застекленном стенном шкафу рядами стояли книги. На полу лежал красный ковер со стилизованным изображением синего осьминога, извивающиеся щупальца которого расходились во все стороны, словно лучи солнца. Висевшая на потолке люстра была уменьшенной моделью грозной медузы «португальский кораблик».

Изголовье кровати, сделанное из дерева красных тропических пород, украшал орнамент в виде морских ракушек. Ножки кровати не касались пола: кровать покоилась на огромной закругленной балке, благодаря чему плавно покачивалась, когда корабль давал крен, так что спящий все время находился в горизонтальной плоскости. Около кровати стоял небольшой письменный стол. Подойдя к нему, Джордж выдвинул ящичек и обнаружил писчую бумагу разного размера и с полдюжины разноцветных фломастеров. Он выбрал зеленый, взял стопку бумаги, забрался на кровать, свернулся калачиком у изголовья и начал писать.

24 апреля

Объективность — это, по-видимому, противоположность шизофрении. То есть это не что иное, как согласие со всеобщим представлением о реальности. Но ничье восприятие реальности — это то же самое, что и всеобщее представление о реальности. Отсюда вывод, что самый объективный человек — это самый настоящий шизофреник.

Трудно подняться над общепринятыми убеждениями эпохи. Первый человек, который мыслит по-новому, высказывает новые мысли очень осторожно. Должно пройти некоторое время, пока люди свыкнутся с новыми идеями и начнут усердно содействовать их развитию. В своей первоначальной форме новые идеи похожи на крошечные, почти незаметные мутации, накопление которых может привести к возникновению нового вида. Вот почему настолько важно взаимное обогащение культур. Оно приумножает генофонд воображения. Скажем, у арабов находится одна часть ребуса. У франков — другая его часть. Поэтому когда тамплиеры знакомятся с хашишин, рождается нечто новое.

Человеческий род всегда жил более или менее счастливо в царстве слепых. Но среди нас есть слон. Одноглазый слон.

Джордж опустил фломастер и хмуро прочитал зеленые слова. Его по-прежнему не покидало ощущение, что эти мысли приходят к нему откуда-то со стороны. И при чем тут тамплиеры? Он не испытывал ни малейшего интереса к этому историческому периоду с тех пор, как еще на первом курсе колледжа старый Моррисон Глинн поставил ему низкую оценку за доклад о крестоносцах. Предполагалось, что это будет обычный научный доклад, который продемонстрирует, насколько хорошо докладчик усвоил новый материал, но Джордж предпочел объявить крестоносцев первым массовым проявлением западного расистского империализма. Он даже не поленился разыскать текст письма Синана, третьего лидера хашишин, в котором тот снимает обвинение с Ричарда Львиное Сердце в причастности к убийству Конрада Монферра, короля Иерусалимского. Джордж расценил этот эпизод как серьезный показатель доброй воли арабов. Откуда он мог знать, что Моррисон Глинн был ревностным консервативным католиком? Среди прочей желчной критики Глинн заявил, что письмо из замка, названное мессианским, общепризнано подложным. Отчего вдруг у него снова появились мысли о хашишин? Возможно, они навеяны образом храма, который привиделся ему в тюрьме Мэд-Дога?

Двигатель подводной лодки мерно вибрировал под полом, балкой, кроватью. Пока что путешествие напоминало Джорджу его первый полет на Боинге-747: мощный подъем, сменившийся таким плавным движением, что невозможно было почувствовать ни скорости, ни расстояния.

Раздался стук в дверь, Джордж отозвался, и в каюту вошла секретарша Хагбарда. Она была одета в обтягивающий золотисто-желтый брючный костюм. Едва заметно улыбаясь, она пристально смотрела на Джорджа повелительным взглядом, и ее зрачки казались громадными обсидиановыми озерами.

— Ты меня съешь, если я не отгадаю загадку? — поинтересовался Джордж. — У тебя взгляд сфинкса.

Ее губы цвета спелого винограда раскрылись в улыбке.

— Я ему подражаю. Но никаких загадок, один простой вопрос: Хагбард хочет узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь. Чего-нибудь, кроме меня самой. У меня сейчас много работы.

Джордж пожал плечами.

— Конечно, нужно. Я бы хотел пообщаться с Хагбардом и выяснить как можно больше о нем, об этой лодке и о том, куда мы направляемся.

— Мы направляемся в Атлантиду. Он наверняка тебе об этом сказал. — Она перенесла вес тела на другую ногу, покачивая бедрами. У нее были потрясающие длинные ноги. — Грубо говоря, Атлантида находится примерно на полпути между Кубой и западным побережьем Африки, только на дне океана.

— Ага… именно там она ведь и должна быть, верно?

— Верно. Хагбард собирается чуть позже пригласить тебя в капитанскую рубку. А пока, если хочешь, можешь покурить. Это помогает скоротать время. — Она протянула ему золотой портсигар. Пальцы Джорджа коснулись бархатистой черной кожи ее руки. Внезапно его охватило острое желание. Потрудившись над защелкой, он открыл портсигар. Там были тонкие белые трубочки, на каждой вытиснена золотая буква К. Он вытащил одну трубочку и поднес к носу. Приятный, землистый запах.

— У нас есть плантация и фабрика в Бразилии, — сказала она.

— Судя по всему, Хагбард богатый человек.

— О да. У него миллиарды тонн льна. Ладно, слушай, Джордж, если тебе что-то понадобится, нажми вот эту кнопку на столе. Кто-нибудь придет. А позже мы тебя позовем. — Она с томным видом повернулась и пошла по коридору, освещенному лампами дневного света. Джордж не мог отвести глаз от ее умопомрачительной попки, пока она не поднялась по узкой ковровой лестнице и не скрылась из вида.

Как звали эту женщину? Он лег на постель, взял одну сигарету и закурил. Это было чудесно. Он моментально улетел, но это был не обычный постепенный набор высоты на воздушном шаре, а взлет на ракете, как под нитроамилом. Он мог бы догадаться, что у такого Хагбарда Челине должно быть что-то особенное по части травы. Он изучал искорки, вспыхивавшие в люстре-медузе, и быстро вращал глазными яблоками, чтобы заставить эти искорки танцевать. Все сущее — это искры света. Появилась мысль, что Хагбард может быть преступником. Он напоминал какого-то барона-разбойника из XIX века. Норманны завоевали Сицилию в IX веке. Произошло смешение кровей викингов и сицилийцев, но разве они когда-нибудь походили на Энтони Куинна? Нормально завоевали Сесилию. Какую еще Насильную? Боже Всесильный. Глас народа — глаз Божий. Большой и красный глаз смотрит на нас. Аум Шива. А ум — не вшивый? Не верь тому, кто льном богат, он может быть ползучий гад. Ее зовут Стелла. Стелла Марис. Черная звезда морей.

Сигареты осталось полдюйма. Он сунул ее в пепельницу и раздавил. Если здесь курят траву вместо табака, он может себе позволить такую роскошь. И вторую пока что не надо. Это был не кайф, это был уже трип! Ракета на Сатурн, подальше от этого мира. И обратно, так же быстро.

— Джордж, я жду тебя в капитанской рубке.

Вот как. Звуковые галлюцинации. Значит, он все-таки еще не совсем вернулся. Сейчас ему словно кто-то показывал план той части подводной лодки, которая находилась между его каютой и капитанской рубкой. И зрительные галлюцинации тоже. Он встал, потянулся, встряхнул головой: волосы рассыпались по плечам. Подошел к двери, отодвинул ее и зашагал по коридору.

Через некоторое время он вошел в другую дверь и оказался на балконе, который был копией носа корабля викингов. Вверху, внизу, впереди, со всех сторон был сине-зеленый океан. Казалось, что они находились в стеклянном шаре, выпущенном в океан. Над Джорджем и Хагбардом возвышался красно-зеленый дракон с длинной шеей, золотистыми глазами и колючим гребнем.

— Мой подход скорее фантастичен, чем прагматичен, — сказал Хагбард. — Если бы я не был таким умным, у меня была бы масса неприятностей. — Он похлопал рукой фигурку дракона на носу корабля; рука была покрыта черной шерстью. «Викинг, — подумал Джордж. — Викинг-неандерталец».