- Наверно, мне стоило ходить в школу с шампунем, - он предпринял слабую попытку рассмеяться, которая к слову потерпела неудачу, и, зарывшись лицом мне в шею, громко и влажно всхлипнул. Это было немного противно. – А потом я возвращался домой и тут меня встречал Гэри…

К этому моменту он уже вовсе не сдерживал себя, и, казалось, жидкость вытекала из каждого отверстия на его лице. Слезы, слюни, сопли. Он продолжал отчаянно всхлипывать, и на самом деле ему бы не помешало от души высморкаться и хорошенько умыться. Распухшие губы, влажные глаза, красный нос… полный беспорядок.

Самые разные эмоции внутри меня, которые словно как тонкие ниточки паутины перетягивали мою грудь, начинали медленно и мучительно разрываться, расходясь в стороны. Это причиняло ужасную боль, мое сердце разбивалось на куски, а мышцы лопались, не выдерживая напряжения.

- И я думал, почему меня это вообще должно беспокоить. Я сидел в своей комнате, ночами напролет смотрел фильмы и насильно выдавливал из себя смех, потому что мне было не с кем даже посмеяться над шутками. Знаешь, это еще хуже, чем плакать. Сидеть в пустой комнате и смеяться в одиночестве – это так жалко, потому что ты пытаешься сделать вид, как будто ты в порядке, тебе весело, и ты не такой одинокий. Ты хочешь притвориться счастливым. Так же отвратительно дрочить самому себе. Да, это очень приятно, но в целом выглядит отстойно. Представь, ты лежишь ночью в своей кровати, совершенно один, и начинаешь трогать себя, потому что ты единственный, кто может это сделать. Нет никого, кто бы перехватил твою руку и продолжил бы вместо тебя. Никаких грязных разговорчиков… я ведь не могу начать стонать и шептать что-то типа: «Ммм, о да, Джерард, прикоснись ко мне». Нет, это мерзко. Раньше я еще верил, что однажды проснусь новым днем и весь этот ад закончится, но время шло, и в реальности у меня не появлялось ничего, что заставляло бы меня хотеть жить дальше. Я пустое место в этом мире.

- Для меня ты не пустое место, - пробормотал я.

Мы смотрели друг на друга, и я чувствовал, как внутри меня бушует целое море эмоций, заставляющее внутренности скручиваться в один тугой узел. Его слова сломали меня. Если бы он только знал, что значит для меня… он был для меня всем. Но раз он считал себя пустым местом, тогда можно было сказать, что и моя жизнь была также пуста и никчемна. Я не хотел в это верить.

- Я знал, что всегда буду чертовым одиночкой. Это ужасное чувство. Иногда действительно хочется иметь рядом человека, с которым ты можешь просто поговорить.

- Мне знакомо это, как никому другому, - перебил его я.

Однако оглянувшись назад теперь, я осознал, что на самом деле не имел право жаловаться на свою жизнь. Мне не приходилось тратить половину учебного дня в уборной, чтобы очистить волосы от разного дерьма.

- Почему ты не рассказывал мне об этом раньше?

- Я не хотел, чтобы ты знал, что ты – единственная причина, почему я еще тут, Фрэнки.

- Эй, не говори так.

- Нет, я имею в виду… ты – все для меня. Ты мой целый мир. И если тебе когда-нибудь станет грустно… - начал он, откашлявшись, пытаясь звучать оптимистично, но его голос задрожал еще сильнее, - просто помни, что есть кто-то, кто в тебя верит. – Слезы продолжали свободно стекать по его щекам. – Я. Я всегда буду верить в тебя.

Я закрыл глаза. Я не хотел, чтобы он грустил. Я не хотел, чтобы он чувствовал себя обязанным мне. Из нас двоих это я погряз в долгах – я был обязан ему всем. Он был единственным человеком в моей гребаной жизни, который заботился обо мне и верил в меня.

- Я тоже верю в тебя, Джерард. Ты все, во что я верю, - на духу выдал я, все еще не способный произнести вслух то, что сокрушало меня изнутри. Я люблю тебя.

- Ты тоже.

Он притянул меня к себе, и я уткнулся лицом прямо ему в грудь, ощущая, как неспокойно она ходит подо мной из-за сдавленных рыданий, которые душили его. Я повернул голову, чтобы удобнее прижаться щекой к его футболке и посмотрел в даль комнаты, желая хотя бы на пару секунд отдохнуть от вида того беспорядка, который мы вдвоем устроили. Воздух казался раскаленным, несмотря на непрерывно работающий кондиционер в спальне Джерарда.

- Единственная причина, почему я позволяю себе плакать перед тобой заключается в том, что ты сам позволяешь себе плакать передо мной, Фрэнки… ты такой сильный, я восхищаюсь тобой.

И тогда я понял, что, возможно, мне и не нужно было говорить ему о своей влюбленности. Быть может, мы уже и так признались друг другу с помощью тайного языка, через прикосновения и слова.

- Как они могли делать с тобой все эти вещи. Они ведь даже не знали тебя.

- Они знали, что я фрик и неудачник. Этого было достаточно.

- Эй, но это не так! Ты самый лучший друг, которого можно только желать, - уверенно заявил я, мягко подталкивая его плечом.

- Серьезно? И что я сделал для тебя? Я никто. Все, что я делаю, это бесконечно жалуюсь и плачу.

- Ты забавный, ты всегда заставляешь меня смеяться. Ты добрый. Ты продолжаешь заботиться о людях, несмотря на то, что они так дерьмово к тебе относятся. И ты все еще хочешь спасти мир. Ты действительно разговариваешь со мной, ты умеешь слушать, ты всегда рядом…

- Да, но ты в полной мере заслуживаешь человека, который будет так о тебе заботиться.

- Джерард, послушай… мне на самом деле очень жаль. Я не уверен, что должен говорить тебе это прямо сейчас, но я хочу, чтобы ты кое-что знал. Я искренне сожалею о том, что раньше жаловался на свою маму, утверждал, что она пренебрегает мной, что не любит и все остальное… теперь я понял, что это не так. Я просто… я просто не имел никакого права жаловаться. Я ужасно себя чувствую из-за того, что говорил тебе раньше, потому что я и представить не мог, какие вещи творятся в твоем доме. Мне очень, очень жаль.

- Детка, все в порядке. Ты ведь не знал.

Я вздохнул, продолжая сидеть в хватке его крепких рук.

Все, что он сказал, имело смысл. Конечно, дрочить самому себе довольно жалкое зрелище. Самодостаточность? Нет. Скорее отчаяние. Я хотел быть рядом с ним даже в такие моменты и хотел ему помочь, заставить чувствовать себя хорошо. Все было в моих руках. Мы друзья, а значит это нормально.

Кое-как отыскав в темноте его глаза и заглянув в них, я понял, что он до сих пор был расстроен. Он выглядел красиво, но слишком грустно. Он был огорчен и одинок, несмотря на мое постоянное присутствие. Плюс ко всему и смущен, я думаю. Я хотел сделать ему приятно. Хотел помочь ему забыть всю боль, пусть даже и на время. Я хотел, чтобы он испытывал такие чувства, которые раньше ему были не знакомы. Я хотел прижиматься губами к его коже, кусать ее, заставляя кровь скапливаться маленькими аккуратными отметинами. Я хотел, чтобы мои руки гладили его тело, дрожащее от желания, которое разгоралось бы в его венах от каждого моего прикосновения.

Я вернулся в мыслях к тому моменту, когда находился под домашним арестом и впервые проявил интерес к идее удовлетворить его. То есть в прошлом я часто думал о сексе, но сейчас мне хотелось кое-чего другого. Это будет не секс. Я желал опробовать на Джерарде то, чем занимался в две одинокие недели, проведенные в заточении. Это было странно и я чувствовал себя грязным, но Боже, я хотел проделать это с ним.

Блять. Я настроен решительно.

- Ты всегда угощал меня мороженым, окружал чрезмерной заботой, относился ко мне так, как будто я чего-то стою, ты заставляешь меня чувствовать себя особенным. Теперь я тоже хочу сделать для тебя кое-что особенное.

Он опустил голову и посмотрел на меня с недоумением.

- Но ты уже делаешь. Только то, что ты сейчас здесь со мной…

- Нет, - перебил его я, - я хочу, чтобы ты почувствовал себя особенным. Я хочу доставить тебе удовольствие.

Судя по тому, как изменился тон его голоса, я мог сказать, что он забеспокоился.

- Как… что ты собираешься сделать?

Я медленно и протяжно выдохнул, выгоняя из легких весь воздух.

- Я хочу трахнуть тебя пальцами.