Бесчисленное количество раз я возвращался к этим мыслям, чаще всего после того, как Джерард уже засыпал. Мы не ложились до самого утра, валяясь в моей кровати и обсуждая всевозможные темы; мы пытались придать нашим жизням хоть какой-то смысл, выдумывая самые невероятные сценарии, по которым могло бы сложиться дальнейшее существование.
Посредственная жизнь для нас обоих казалась практически неизбежной, и это было именно то, чего мы так боялись. Когда-то мы пришли к совместному решению, что даже если нам придется гробить свое будущее на скучной дерьмовой работе, которая бы не давала нам ничего, кроме разочарования, то в такие моменты мы всегда сможем вспомнить наши разговоры, наполненные мечтами и целями. Это могло бы давать нам сил продолжать идти вперед, несмотря ни на что, пока не найдем то, что бы имело для нас значение. Джерард собирался стать художником комиксов, а я, по его словам, должен был стать поэтом. Он думал, что я обладал элегическим способом выражения чувств, и убедил меня, что я смог бы выплескивать свои ощущения и эмоции в стихи, приносящие прибыль.
Чем чаще мы вели подобные разговор, тем больше я верил в нас обоих.
Даже наши семьи стали значить меньше, чем раньше. Все, что мы делали, – это разговаривали, игнорируя всех, кто мог бы оказаться рядом. Мы были так сосредоточены друг на друге, что это разбивало мне сердце. Я знал, что больше никогда и никого не полюблю так сильно и искренне.
Он назвал меня кретином, когда нашел мою коллекцию книг про Гарри Поттера, на полном серьезе объявив, что «Властелин колец» был намного круче. Я просто сказал ему, что невозможно сравнивать два настолько разных произведения. В мире «Властелина колец» больше царила мистика, в то время как в «Гарри Поттере» – волшебство. Но Джерард не уступал, пытаясь донести до меня, что и то и другое входит в жанр фэнтэзи. Я тоже не собирался сдаваться, продолжая настаивать, что это две абсолютно разные вселенные, сравнивать которые было просто бессмысленно.
В итоге он фыркнул и взлохматил мои волосы.
- Ты маленький упертый засранец, ты в курсе?
*
Я думал, что получу работу, как только он уедет, - если не закончу жизнь самоубийством к тому моменту, конечно же. Оставалось восемь недель до сентября и шесть недель до того, как колеса машины Джерарда оставят в облаке пыли меня, падающего на колени и махающего на прощание.
Работа будет занимать все мое свободное время и приносить доход до тех пор, пока я не решу, что делать со своей жизнью. Однако Джерард продолжал утверждать, что сейчас, когда мы еще имели шанс проводить время вместе, ничего не имело значения. И только потом мы начнем жить по-настоящему.
Я хотел знать, какая жизнь у него будет после переезда. Мечтал ли он путешествовать? Изменятся ли его вкусы в еде? Чего он ждал от отношений, собирался ли жениться? Забудет ли он меня? Или мы навсегда останемся лучшими друзьями?
Это была главная причина, почему я не хотел отпускать его. Я так боялся, что он встретит там других людей. И я знал, что так обязательно и будет; это было неизбежно, но я хотел, чтобы он помнил меня и нашу дружбу, которая когда-то так много значила для нас. В Нью-Йорке миллионы, гребаные миллионы людей, он может познакомиться там с кем угодно. Возможно, он найдет родственную душу или же идеального любовника, я не знаю. Это беспокоило меня так, что я не мог перестать об этом думать.
Даже притом, что я, скорее всего, уже законно смогу уехать отсюда, как только мне исполнится восемнадцать, я все еще не был уверен, что моя мама все-таки отпустит меня. Я не хотел ждать еще целых три месяца, чтобы заселиться в новую квартиру Джерарда. Мне нужно было постоянно находиться рядом с ним, чтобы напоминать ему о нашей дружбе, о том, что мы всегда будем Бэтменом и Робином, и, черт возьми, я боялся, что он может это забыть.
Что, если он решит сходить в клуб, найдет там кого-нибудь и приведет его к себе на ночь? Что, если они полюбят друг друга? А вдруг он влюбится в коллегу по работе? Что, если его взгляд случайно выцепит из толпы кого-то одного, того, кто заинтересует Джерарда настолько, что тот потеряет голову? Что, если он захочет с кем-нибудь сблизиться? Или на него вдруг нападут в темном переулке и сделают что-нибудь плохое?
Что, если я больше никогда его не увижу?
Течение Большого Яблока, скорее всего, так увлечет его новыми возможностями, что он вообще забудет, что когда-то жил в Нью-Джерси. Он начнет новую жизнь с новыми людьми и интересами.
И все же я не хотел, чтобы он заводил новые знакомства.
Долгими бессонными ночами я снова и снова пытался уговорить себя, что наличие такого потрясающего, идеального лучшего друга – это самая крутая вещь, о которой только можно мечтать.
К тому же я знал, что если бы он любил меня, то ему сложнее было бы сказать мне «до свидания». Друзьям намного легче оставлять друг друга, потому что любовники, ко всему прочему, имеют еще и эмоциональную связь, они делятся телами и чувствами, ответственностью и обязанностями. Но если задуматься на секундочку… мы с Джерардом имели то же самое.
Позволить ему уехать было не так просто, как я надеялся.
*
Я всегда мечтал отправиться к воде, чтобы сесть на песок и наблюдать, как волны разбиваются о берег, когда достигают его. Раньше мой папа частенько возил меня на побережье, но мы жили в часе езды от него, поэтому не могли позволить себе ездить туда чаще. Мама же никогда не питала симпатии к открытому морю, а больше у меня не было никого из знакомых, кто имел бы машину и разделял мою любовь к шуму воды.
Есть что-то успокаивающее в том, чтобы откинуться на спину, закрыть глаза и просто потеряться в непрерывном движении моря; в волнах, которые настигают друг друга, словно наперегонки пытаясь добраться до береговой линии. Там, где я жил, не было пляжа, потому что побережье уже давно засорилось всяческим мусором и обросло всей возможной растительностью. Никто больше там не плавал. По крайней мере, я никогда не видел.
Каждый раз, когда папа привозил меня к воде в дни летних каникул, мама наблюдала за нами с безопасного расстояния, спрятавшись за солнцезащитными очками. Едва ли можно было заметить поблизости кого-то еще, поэтому широкое открытое пространство принадлежало только нам.
В последние несколько лет я все больше и больше тосковал по морю. Я никогда не был хорошим пловцом, но мне нравилось наблюдать за тем, как природа вносит свой вклад. Вода, покрывающая собой огромную часть земли, казалась бесконечной. Я восхищался тем, как она менялась по цвету в зависимости от глубины. Ближе к берегу вода имела теплый зеленоватый оттенок, но чем дальше она уходила вглубь, тем больше в ней было синего цвета. Еще будучи совсем маленьким ребенком, я постоянно думал о том, жили ли там акулы и накинутся ли они на меня, если я решу искупаться.
Я помню, как однажды, когда мне было пять или шесть лет, к берегу прибилась медуза. Я никогда не видел их вживую, только на картинках или в кино, поэтому подобное зрелище по-настоящему заворожило меня. Она выглядела жутко. Ее тело было гладким, полупрозрачным, с бледным фиолетовым оттенком и даже близко не настолько большое, как я ожидал.
Как можно аккуратнее я сложил ладони в подобие колыбели вокруг этого слизистого существа и понес его к воде. Это так пугало меня, но в то же время приводило в восторг. Я трогал гребаную медузу! Тогда мне казалось это таким крутым. Еще я помню, как расстроился, что в тот день мама не взяла фотоаппарат, потому что мне было просто необходимо доказательство того, что я держал в руках настоящую живую медузу. Все бы просто померли от зависти.
Я попытался вернуть медузу в воду, чтобы та могла поплыть к своим друзьям, но, что бы я ни делал, она продолжала возвращаться ко мне. Сначала я подумал, что она хочет дружить со мной, и только потом, я понял, что медуза была мертва, поскольку ее хрупкое тельце безвольно качалось на воде, вновь продвигаясь к берегу, где я ее и нашел.
В течение двух часов я просидел над ней, полностью пораженный тем, что видел перед собой – ее тело выглядело неестественно прозрачным, и создавалось ощущение, что у нее вообще не было никаких органов внутри. Я хотел забрать ее домой и поместить в банку с водой, но мама не разрешила мне этого сделать. Папа объяснил, что медуза была мертва и возвращение в водную среду ее уже не спасет. Ну и конечно тот факт, что мертвая медуза – не самый лучший претендент на домашнее животное, тоже не мог остаться неотмеченным.
