— В последнее время я думаю об этом чаще, чем следовало бы. Но если ты о том, жалею ли я… Нет. Ни капли. Только окружающие отчего-то не прекращают этому удивляться.

— Всё же необычный выбор профессии для молодой девушки.

— С такой предысторией, как у меня, не очень. Отец-шериф, брат-коп. Оба погибли при попытке восстановить справедливость. Что только усилило моё желание получить значок. Да, подростком я мечтала стать крутым врачом, только вот… — Габби поболтала бокалом в воздухе, разглядывая остатки плескавшегося на дне вина. — Это было продиктовано глупым стремлением вырваться из незаметного рабочего класса и быть ближе к элите Сторибрука.

— Оно того не стоило бы. Уж поверь.

— Теперь-то я это прекрасно понимаю. Увидев жизнь с другой её стороны. Но тогда… всё это казалось действительно важным. После… после смерти отца и переезда в Портленд я придерживалась той же точки зрения. И какое-то время провела в стенах пожарной части в команде парамедиков. А потом меня всё чаще стала посещать мысль, что моим амбициям в этой должности становится… ну, вроде как тесно. Я захотела перемен. Роста. Подала документы в Пожарную академию. Антонио тогда лишь посмеялся. И сказал, что с таким же успехом я могла бы идти на копа. В том смысле, что это не женское дело. И вряд ли из моей затеи выгорит что-то путное. Мы поспорили, а на следующий день его ранили в перестрелке.

— И именно в тот момент ты решила, что тоже обязана броситься в пекло.

Чейз говорил в своей привычной спокойной манере, но что-то в его снисходительных интонациях разбудило в Габриэле раздражение.

— Броситься в пекло? Я же не на войну отправилась. Все эти годы я провела в тренировочных корпусах, лабораториях и в архивах. По большей части… скучная бумажная работа. Убийства Кэссиди — моё первое реальное дело. Конечно, вряд ли бы мне его поручили, не будь я родом из Сторибрука. Я недостаточно подготовлена. Хоть и не теряю надежды доказать всем в Бюро, что достойна должности в отделе Форда. И в первую очередь самому Форду.

— Не знаю, как Форд, но жители города… они… скажем так, тебе удалось их впечатлить.

— О чём ты?

Роберт пристально заглянул девушке в глаза:

— То, что ты вступила в открытую схватку с Голдом сделало тебя главной героиней всех городских сплетен.

— Люди здесь отличаются непреодолимой тягой к преувеличениям.

— Как бы там ни было, — проговорил Роберт, откинувшись на спинку стула, — в их глазах ты вернулась сюда спустя много лет, чтобы наказать всех виновных в смерти своего отца.

— Не удивлюсь, если эти слухи распускаются по наводке самого Голда, — скривилась Доусон. — Он затеял очередную партию. И я в ней, как ни прискорбно признавать, обычная пешка.

— И тем не менее ты не намерена отступать.

На этот раз осуждение в его голосе можно было различить без особого труда. Девушка вспыхнула.

— Шутишь? На кон поставлено слишком много. Дело разрастается как снежный ком, вовлекая в это безумие всё новые и новые лица. Стоять и наблюдать, как Кэссиди со своими дружками продолжает свои зверства? Нет, спасибо. Я не могу позволить себе такую роскошь. Это не в моём характере. И уж точно идёт вразрез с моими должностными обязанностями.

Некоторое время они сидели молча, занятые своими мыслями. Всё тот же нервный официант принёс заказ и, казалось, хотел что-то спросить, но всё же не рискнул. Парень поспешно удалился, так и не осмелившись нарушить повисшую у их столика гнетущую тишину.

— Ты ведь понимаешь, что я не могу не беспокоиться, — первым заговорил Чейз. Она не ответила, и тогда он с нажимом добавил: — Беспокоиться за тебя, Габби.

Девушка, не переставая водить пальцем по тонкой ножке своего бокала, с усмешкой покачала головой.

— Пару недель назад ты даже не помнил о моём существовании.

— Всё изменилось.

Наконец Доусон подняла на него глаза.

— Мы продолжаем вести с тобой все эти неуместные беседы, раз за разом возвращаясь к одной и той же теме. Но при этом мы никогда не обсуждали твою жену. Или, например, то, что происходит между тобой и Эммой Свон.

— А так ли важно это обсуждать? Сейчас?

— При иных обстоятельствах я бы действительно воздержалась. Но, Роберт… я не могу и не хочу выступать в роли пилюли, способной волшебным образом разрешить все твои внутренние противоречия.

По пробежавшей по его лицу тени Доусон поняла, что попала в цель.

— Ты всегда всё так усложняешь? — склонив голову набок, протянул Чейз.

— Наверное, — пожала плечами Габби. — Просто… для человека, только что пережившего разрыв, вполне характерны мысли о том, что он не выдержит эмоциональной боли. И твои попытки найти утешение в новой интрижке не являются чем-то из ряда вон выходящим…

— Мне не хочется, чтобы ты воспринимала происходящее под таким углом, — твёрдо сказал Роберт после непродолжительной паузы.

— Разве может быть иначе?

— Могу поспорить.

— И ты сейчас, глядя мне в глаза, сможешь признаться, что вся эта спешка вовсе не из-за того, что внутри тебя зреет опасение передумать?

— А чем, по-твоему, она обусловлена?

— Я допускаю, что произошедшей между тобой и твоей женой размолвке предшествовали годы неудовлетворяющих вас обоих отношений и, как результат, у тебя появилось ощущение, что потрачено слишком много времени впустую. Следом же возникает желание восполнить упущенное прямо сейчас, во что бы то ни стало. Но вся суть разгорающегося внутри тебя конфликта в том, что не в твоей природе, очертя голову, бросаться в омут.

— Да, да. Закостенелый зануда на такое не способен. Я на всех произвожу такое унылое впечатление?

— Я бы выразилась по-другому. Ты основателен и непроницаемо спокоен. Даже тогда, когда от тебя этого не требуют. И ты не из тех, кто, наплевав на голос разума, идёт на неоправданный риск.

— Похоже, для тебя составление психологических портретов людей из рабочей обязанности трансформировалось в привычку, — не сводя с девушки глаз, Чейз сделал очередной глоток вина. — Ты так хорошо успела меня изучить?

— В какой-то степени. Не забывай, я была зацикленным на тебе подростком. Наблюдала за тобой. Пыталась понять.

— С тех пор прошло немало времени. Люди меняются, Габби.

— Да. Конечно, мы оба уже не те, кем являлись четырнадцать… или девять лет назад. Но в твоём случае, вдобавок ко всему, ты зарос новыми слоями эмоциональной брони.

— Знаешь, — положив локти на стол, Роберт подался вперёд, — в номинации «Убийца романтики» ты заняла бы первое место. Теперь этот ужин даже с натяжкой не сойдёт за свидание.

Габби вскользь улыбнулась, хотя глаза её при этом оставались предельно серьёзны.

— Это была лишь прелюдия.

— А, то есть самое ужасное только впереди?

— Надеюсь, нет.

Девушка выудила из своей сумки злополучную папку и протянула её собеседнику, внимательно наблюдая за его реакцией. Чейз молча листал бумаги, но с каждой страницей его лицо становилось всё мрачнее и мрачнее.

— Я впечатлён, — закончив ознакомление с собственным досье, хмыкнул Роберт. — За такой короткий срок накопать столько интересного… Не зря простые обыватели опасаются ФБР.

— Ресурсы Бюро здесь не при чём, — посчитала нужным уточнить Габриэла. И, отложив в сторону вилку, которой всё это время ковыряла салат, добавила: — Твоё прошлое не давало покоя детективу Буту.

— Скорее ему не даёт покоя моё настоящее. Тесно связанное с тобой, — Чейз же, напротив, принялся за еду, источая фальшивую невозмутимость. — Но, думаю, жест ты не оценила. Раз всё равно согласилась встретиться со мной.

— Я не читала.

— Вот как? А если тут собраны свидетельства того, что я представляю опасность для общества? Косвенные улики, намекающие на моё причастие к происходящим убийствам?

— В таком случае Бут уже запрашивал бы ордер на твоё задержание, а не явился бы с этой папкой ко мне.

— А мне ты её показала для того, чтобы?..

— Чтобы узнать правду от тебя.

— Но я ведь могу и соврать.